Протоиерей Кирилл Каледа. Новомученики

Сегодня тема, посвященная празднованию Собору новомучеников, в Бутове убиенных, который мы отмечали совсем недавно. Мы перед передачей немного обсуждали ход сегодняшней беседы и пришли к выводу, что мало кто знает в нашей стране о таком явлении, как новомученики; даже если кто-то знает, забывает. Давайте вернемся в начало 1990-х годов: как Вы пришли на этот полигон, как началось Ваше служение в этом страшном месте – и одновременно месте, где торжествует наша Церковь?

– Это место – святое. У меня дедушка, папа моей мамы, был священником нашей Церкви. В 1937 году он был арестован в очередной раз и исчез. Мы с детства молились, чтобы узнать, как умер дедушка Володя, знать обстоятельства его смерти. Маме и ее брату было сообщено, что он осужден на 10 лет без права переписки, потом сообщили, что он якобы умер во время войны от болезни почек, даже была названа дата, совпавшая с днем рождения Сталина. Но, как ни странно, эта дата в нашей семье не воспринималась. Семья у нас была глубоко верующей, церковной, естественно, дни памяти наших бабушек, дедушек мы старались вспоминать: либо в храм ходили, либо, когда папа сам стал священником, совершали дома литии, панихиды. А этот день как-то пропускался. И вот в конце 1980-х годов мы получили официальное сообщение из органов, что дедушка был расстрелян 5 ноября 1937 года. На вопрос, где это произошло и где он может быть захоронен, было сказано, что это произошло в Москве, но точное место захоронения неизвестно, поэтому придется удовлетвориться этим.

В 1994 году близкая нам тогда знакомая Варвара Васильевна Чудная (она через некоторое время приняла постриг с именем Серафима), внучка митрополита Серафима (Чичагова), узнала, что ее дед расстрелян в Бутове. Я знал, что в Бутове есть такое расстрельное место. Решил приехать 8 мая на открытие этого места. В этот день на Бутовском полигоне должны были освятить первый поклонный крест. И вот во время этой панихиды я встретился с дочкой Владимира Алексеевича Комаровского, который проходил по одному делу с моим дедушкой, и она сказала, что точно знает, что ее отец расстрелян в Бутове. Я понял, что дедушка лежит там же.

После этого мы стали хлопотать, чтобы на этом месте был построен храм. Я имею в виду целую группу родственников тех, кто пострадал на Бутовском полигоне: это и отец Димитрий Смирнов (у него на полигоне лежит прадед), и отец Андрей Лоргус (у него дедушка лежит на полигоне), и семейство Шик-Шаховских (их отец Михаил Шик лежит на Бутовском полигоне), и целый ряд других родственников и пострадавших.

Вообще, в начале 1994 года, когда Святейшему Патриарху Алексию доложили, что обнаружено такое место, он сразу сказал, что на этом месте должен быть построен храм. Но кто-то должен был проявить инициативу, взять на себя этот труд, и вот родственники пострадавших испросили у Святейшего благословения создать приходскую общину и взять на себя этот труд. Я тогда был светским человеком, научным сотрудником, по светской специальности – геолог. Меня избрали старостой этой церковной общины. Мы взялись за этот труд, и в 1995–1996 годах на полигоне на месте захоронения был построен небольшой деревянный храм, где начались богослужения. Через некоторое время по благословению Священноначалия я принял священный сан и возглавил эту общину уже как священник.

Господь дал нам возможность много сделать в Бутове – были проведены исследования, обнаружены 13 погребальных рвов, в 2000-х годах пришел благодетель, взявший на себя финансирование строительства большого каменного храма, который мы видим на заставке. В прошлом году Сергей Александрович Васильев (внук убиенного на Бутовском полигоне Виталия Александровича Петрова) профинансировал создание мемориала. Мы его назвали «Сад памяти». Это мемориальная доска длиной 300м в виде погребального рва – 2 параллельных стены, где на гранитных досках высечены имена 20 762 человек, тех, о ком мы знаем, кто был расстрелян на Бутовском полигоне в период с августа 1937 года по октябрь 1938-го.

Там, может, больше людей лежат? Или это точная цифра?

– Это данные, которые мы имеем исходя из документов, открытых к настоящему времени.

То есть, может быть, еще что-то откроется?

– Да, надеемся, что откроется. Во всяком случае, совершенно очевидно, что это неполная цифра: как я сказал, это данные с августа 1937 года, но даже сами чекисты, сотрудники органов, дали справку, что расстрелы на Бутовском полигоне начались в 1935 году (хотя некоторые историки думают, что это, скорее всего, 1936 год; во всяком случае, расстрелы там начались до 1937 года). По свидетельским показаниям, до начала 1950-х годов там производились захоронения умерших и расстрелянных в московских тюрьмах. Да, естественно, число тех, кто был расстрелян до 1937 года, и тех, кто был потом захоронен, наверное, намного меньше, чем за период 1937–1938 годов, но, тем не менее, список, который мы имеем, явно неполный.

Всю информацию об этом полигоне можно найти на вашем сайте, есть определенные разделы. Я заметил, что вы каждый день публикуете имена тех, чья память в этот день?

– Не каждый день – расстрелы не каждый день были. Если не ошибаюсь, расстрельных дней у нас в году где-то больше 120.

120 дней, когда лилась кровь?

– Да. Если не ошибаюсь, когда были расстрелы. Мы совершаем дни памяти – из этих дней 51 день в году мы совершаем память новомучеников, святых, которые пострадали на Бутовском полигоне. Те, кто пострадал на полигоне, – в основном жители Москвы и Московской области, хотя вместе с ними пострадали представители других стран, других народностей, и так далее.

Кто случайно там оказался...

– Может быть, не случайно: жил в Москве, поселился в Москве или ее окрестностях по каким-то обстоятельствам и оказался репрессирован. Но, естественно, большая часть пострадавших – это православные, из них около 1 000 человек проходили именно по церковным делам: им предъявлялось обвинение, что они принимали участие в церковных якобы контрреволюционных организациях, занимались религиозной пропагандой, и так далее. Из этой тысячи 332 прославлены в лике святых.

А Ваш дедушка?

– Тоже прославлен: священномученик Владимир Амбарцумов.

А почему 332, а не 1000?

– Процесс канонизации – непростой; далеко не все, кто пострадал в те сложные годы, в том числе верующие люди, смерть которых была в той или иной степени связана с их мировоззрением, с их деятельностью, в том числе религиозной, причислены к лику святых. К великому сожалению, некоторые из них допустили какие-то ошибки. Иногда это были просто ошибки, иногда они проявили слабость во время следствия. В результате этого кто-то мог пострадать. Иногда возникают большие вопросы в связи с этим: протоколы, на основании которых мы можем делать такие выводы, создавались врагами Церкви, это совершенно понятно, но, если есть основания предполагать, что кто-то пострадал в результате показаний того или другого человека, наша Церковь считает, что мы не можем такого человека причислить к лику святых. А те, кто прославлен в лике святых, это уже...

...те, кто стоял от начала до конца.

– Да. Конечно, им тоже было очень трудно, очень сложно.

Вопрос телезрителя: «В Послании к Коринфянам апостол Павел говорит: какое может быть согласие между Христом и Велиаром? Как у нас сочетается Бутовский полигон и то, что те, кто убивал этих людей, на Красной площади похоронены?».

– Вопрос очень сложный, но это, к великому сожалению, наша действительность. Ведь мы, наверное, до конца не раскаялись в том, что произошло на Бутовском полигоне, вообще в нашей стране в те страшные годы. Совершенно очевидно, что мы не осознали, почему это произошло, откуда корни этой ненависти, которая была проявлена в нашем народе в те страшные годы. Мы знаем, что сейчас среди наших соотечественников, современников есть люди, которые почитают «Вождя народов», считают, что коммунистическая идея – замечательная идея, и так далее.

Мы, христиане, наверное, должны даже со смирением принять это. Мы должны свидетельствовать о подвиге наших дедов, прадедов, удивительном подвиге, которому, может быть, даже не было равного в истории христианской Церкви (чтобы такое количество исповедников было в истории). Вместе с тем мы должны смиренно молиться, чтобы Господь вразумил наших соотечественников, открыл бы сердца разуметь истину. Пока, видимо, наши молитвы недостаточны, чтобы убрать захоронение с Красной площади и, самое главное, чтобы наши собратья пришли ко Христу.

Вы говорили о церковных делах, по которым проходили эти священники. Как они создавались?

– Самое главное (и это прекрасно понимали и верующие, и те, кто был у власти), компромисса между христианской идеологией и коммунистической быть не могло. Это было очень четко зафиксировано в знаменитом послании соловецких епископов, написанном в конце 20-х годов владыками, оказавшимися на Соловках: было так и сказано, что компромисса быть не может. Поэтому даже обычная служба свидетельствовала, что есть инакомыслящие.

Для власти это было крайне противно. Они старались уничтожать своих идейных противников. Батюшке, собственно, и не надо было особо что-то делать. Отца Константина Успенского, который служил недалеко от Орехово-Зуева Московской области, обвинили в том, что он на праздник Преображения в 1937 году угощал своих прихожан яблоками из своего сада. Как это? Серьезно было так написано. Он прославлен в лике святых. Вместе с сыном его арестовали, сын Борис погиб в лагере, тоже прославлен в лике святых. Он лежит у нас в Бутове.

Сколько было младшему убиенному?

– Мише Шамонину было 13 лет – он самый младший из расстрелянных на Бутовском полигоне, проходил по уголовному делу. Обвинен в том, что украл две буханки хлеба. Беспризорником был – видимо, с голодухи где-то украл две буханки хлеба. Ему исправили дату рождения в деле (расстреливать по тем «гуманным» законам можно было с 15 лет) и привезли на Бутовский полигон.

А как узнали, что ему 13? По исправлению?

– В анкетах, в деле есть разночтения, видно: если ему 15, значит, год рождения 1922, а он был с 1925-го.

А его судьба? Может быть, его как-то особо чтят?

– Естественно, в лике святых он не прославлен: мы не знаем, насколько он был вообще церковным, верующим мальчиком... Но у нас сохранилась его фотография в архивно-следственном деле. Хороший мальчишка.

Как миллионы других...

– Как миллионы других, погибших в те страшные годы, в период коллективизации, раскулачивания.

Миша Шамонин – если когда-нибудь попаду в ваш храм, его вспомню в своих мыслях, молитвах… А самый старший из расстрелянных?

– Самая старшая – это монахиня Матрона (Конюхова): ей было далеко за 80 – на фотографии видно, что она совсем уже ветхая старушка. У меня возникает вопрос: что за мужики, борцы за светлое человеческое будущее, могли привести такой одуванчик на полигон и расстрелять? Я просто не понимаю, что это были за мужчины.

Никто этого не понимает, – но ведь есть свидетельства, как это происходило, расстрельные команды вычерпывали из ведра спирт, водку, что-то крепкое – и шли убивать, в таком, наверное, коматозе (не знаю, какое еще слово подобрать).

– Наверное, нормальный человек не способен убить несколько десятков или даже сотен человек. Хотя известен «рекорд», поставленный гражданином Морозовым, который в Сандармохе (Карелия) за 3 дня расстрелял соловецкий этап – 1111 человек.

Один?

– Один, из личного оружия.

Как у него не заклинило...

– Может быть, меняли ему...

Эти люди есть в нашей истории, даже имена их сохранились и свидетельства. Они взрослые люди; наверное, их когда-то крестили. Родились они еще до революции – скорее всего, были крещеные, как и все в то время. О них как-то Церковь вздыхает? Нужно ли что-то делать, молиться за них, ведь они были палачами? Как правильно к ним относиться?

– Наверное, мы все-таки должны их отмаливать. Может быть, лично молиться о них очень трудно и сложно...

Чисто по-человечески...

– Но мы должны все-таки отмаливать этот общий грех – ведь за то, что произошло, несомненно, ответственны все. Да, понятно, на тех, кто взял пистолет и шел убивать детей, стариков и старух, вина больше, но ведь очень многие в нужный момент не нашли, может быть, слов увещевания. Вот у нас пострадал архиепископ Димитрий (Добросердов), тоже прославлен в лике святых. Он был видный, замечательный Владыка, перед революцией был викарием Московской епархии, Московской митрополии, – на его плечах как раз была работа с духовенством и прихожанами; его запомнили как очень доброго архипастыря. Целый ряд храмов в Москве, построенных в тот период, он освятил. Он говорил своему келейнику уже в 1920-х годах: «Вася, мы так много могли делать – и ничего не делали!» – хотя я понимаю, что Владыка Димитрий, когда был архимандритом, много делал, был очень активным человеком, не сидел сложа руки, тем не менее, он понимал, что что-то не доделал, не договорил, где-то не домолился, если произошло то, что произошло. Его тоже неоднократно арестовывали, гоняли из одного места в другое. Последний арест был в 1937 году; его расстреляли 21 октября на Бутовском полигоне.

Вы говорите о своих предках и знаете, наверное, сотни, если не тысячи имен убиенных, их судьбы, – но Вы об этом говорите очень спокойно, незлобиво. Вы обижены на то время, на ту власть, на то, что сделали с Вашей семьей? Знаю, что и Ваш отец был гоним… Что внутри у Вас происходит, когда Вы говорите, какую участь и от кого принял Ваш дед?

– Вы знаете, у меня нет какой-то личной обиды. Я, конечно, очень сожалею, что произошло с нашей страной, нашим народом, причем даже не в том плане, что часто говорят (и это действительно было так), что Россия была развивающаяся страна, экономика развивалась очень быстро, столько-то заводов и так далее. Все это действительно так было. Но келейник Владыки Димитрия отец Василий Евдокимов, с которым я был знаком, когда уже он был глубоким старцем, как-то сказал: «Кирюша, Вы даже себе не можете представить, какая счастливая была жизнь в России до революции!». А он был сыном мелкого торговца в Козлове (это современный Мичуринск), отец ему разрешил окончить 2 класса приходской школы, а потом сказал: «Васька, хватит дурака валять, иди мне в лавку помогать»; потом он уже сам получал образование. И вот он такую вещь говорит. Я говорю: «Батюшка, а что было такого?». Он ответил: «Люди доверяли друг другу».

И когда читаешь о том времени, понимаешь, что отношения между людьми были совсем иные. Более того, лица были другие – мне как-то один мой старший собрат, священник, показал фотографию хора: он служил в Подмосковье, около Михнева, в селе Ракитное. Хор его храма до революции – в основном, естественно, как сейчас, девицы молодые. Но у них красота была удивительная! Это лица, причем не просто плотская девичья красота – какая-то совершенно другая. Теперь таких лиц просто нет – мы утеряли то, что возобновить невозможно! Конечно, когда понимаешь это, становится очень больно и даже, может быть, грустно.

Как будто не в то время родились, да?

– С другой стороны, мы же прекрасно понимаем, что Господь каждому из нас определяет то время для рождения, которое нужно для нашего спасения.

Безусловно, но иногда человеческий разум пытается выйти за границы, что-то представлять, мечтать.

– Когда-то у меня было такое, когда был помоложе.

Думаю, сегодня мы поговорили о самых важных вещах. Надеюсь, нас услышали, увидели и сделали определенные полезные выводы. Напоследок – вопрос телезрителя: его родственник расстрелян за веру, но Церковь не признает его святым. Как в этой ситуации быть? Молиться ему, по инстанциям ходить?

– Во-первых, собирайте материалы об этом человеке. Вы, конечно, можете, как к своему близкому родственнику, к нему обращаться молитвенно. Но до тех пор, пока он не будет прославлен в лике святых актом Церкви, совершать ему молебны или что-то такое будет нарушением церковной дисциплины. Церковную дисциплину надо соблюдать.

Спасибо Вам большое за беседу. Очень трепетно слышать то, о чем мы не привыкли думать и рассуждать.

Записала:
Маргарита Попова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475