Протоиерей Александр Рябков: Секуляризация религиозных символов

Наша тема сегодня – «Секуляризация религиозных символов». Батюшка, поясните, пожалуйста, почему мы выбрали именно эту тему?

– Секуляризация, с одной стороны, это обмирщение религиозных символов, то есть низведение их с духовной высоты до нашего земного, обиходного понимания и употребления. Чтобы было понятно, о чем идет речь, скажем о всем нам известном рекламном, или трендовом, образе Санта-Клауса. Это и есть один из примеров низведения «религиозного символа» – святителя Николая – до уровня «торговой марки».

С другой стороны, отрешаясь от такого западного проявления секуляризации, мы можем поговорить о своем примере обмирщения, или низведения, религиозных символов или даже образов святых и таких, как образ святителя Николая, до мирского, обиходного, несколько даже плотского понимания. Встречается такое отношение к святым – как к неким «специалистам»: например, приходим мы в поликлинику, где есть кабинет терапевта, хирурга, есть тот, кто занимается «ухо-горло-носом» – и у нас есть святые, которые занимаются разными вопросами. Это один из примеров, может быть, самый безобидный.

Есть и другие символы – освященная верба, освященные яйца или куличи. В отрыве от церковности они становятся некими «магическими объектами». И проблема здесь в том, что человек, останавливаясь на этом символе, отрывая его от духовности, совокупной общей церковности, от духовности церковной, останавливается в своем развитии, и «магические нотки», которые он вводит в свою жизнь по отношению к этим символам, ставят стопор на его духовном росте.

Батюшка, в ожидании праздника Рождества хочется поговорить и о нем. Ведь он тоже часто становится «маркетинговым ходом». У нас в торговых центрах сейчас можно везде видеть «вертепы», но это «вертепы», где нет Спасителя – просто классическая композиция, в которой отсутствует Спаситель. Что это, как Вы думаете?

– К сожалению, как эксперт тут выступить не могу – очень редко бываю в торговых центрах. Для меня это очень печальная новость, что такой религиозный символ, как вертеп, вдруг превращается в какую-то хижину, во что-то, напоминающее уютный домик. Вместе с тем, часто встречаю иконы, которые люди привозят из Иерусалима, называемые «Святое Семейство». Вообще, понятие «Святого Семейства» для православной традиции несколько не то что неприемлемое, а необычное. Изображение на иконе вроде бы греческого письма, где Богородица нежно склонила голову к довольно нестарому Иосифу. Такие иконы стали у нас часто появляться. Люди это воспринимают, но у меня, как несколько, может быть, знакомого с иконописью, с церковной традицией, это вызывает отторжение: «Сакра фамилия», то есть «Святое Семейство» у нас понимается по-другому. А здесь некая семейная идиллия Иосифа и Марии. Это очень коробит, конечно, но мы видим, что это к нам пришло не из торгового центра, а из паломнических поездок в Святую Землю.

Так что мы можем констатировать факт, что секуляризация проникла не только в торговые центры, что нас даже не очень-то касается, а в нашу церковную жизнь, в наши церковные лавки: встречаются такие иконы, находящиеся в отрыве от восточной христианской церковной традиции.

Батюшка, скажите, пожалуйста, как Вы относитесь к украшениям в форме креста, которые сейчас очень распространены, почему это происходит? Символ, который у христиан ассоциируется с Воскресением, а у нехристиан со смертью, теперь входит в разряд украшений.

– Мы, конечно, никому не можем запретить использовать те или иные религиозные символы так или иначе. Мы здесь не должны горевать об отсутствии какой-то церковной инквизиции. Но ситуация такая прослеживается, мы видим разные символы: есть и образы советской символики, кто-то использует политические символы в отрыве от содержания – это, может быть, красиво выполнено... Что мы можем по этому поводу сделать? Мы только можем сказать: «Да, есть срез общества, есть отдельные люди, которые по-разному относятся к этому, даже невдумчиво и равнодушно к каким-либо символам».

Печально другое, возвращаясь к нашей церковной тематике… Что нам говорить о внешних символах, когда люди приносят для освящения как бы «кресты», то есть приносят освящать украшения в виде креста, чтобы освятить и носить его как крест. Здесь уже нам, священникам, приходится объяснять, что может не быть на кресте самого изображения распятия, но он должен, во всяком случае, олицетворять символику Распятия, Жертвы за нас, Жертвы Вселенской. Когда же это лепесточки, цветочки, пересечение линий, то хоть это и напоминает крест, но это уже не крест. Мы должны это церковным людям донести, когда видим, что к церковным людям приходит такое размывание понятий, низведение символов до уровня украшения и до уровня семейной идиллии, как у иконы «Святого Семейства». Здесь мы должны людей останавливать.

«Внешних», когда уж к нам придут, тогда мы их и наставим, ведь они пришли с вопросом за ответом. Когда же мы видим у братьев и сестер во Христе, у наших знакомых христиан низведение церковной символики к потребительскому уровню, то мы должны их остановить, подсказать, но не в плане назидания, какого-то нравоучения, а может быть, даже диалога, размышления.

Всегда, когда мы хотим кому-нибудь что-нибудь донести или в ком-то что-то изменить, то стараемся это вести в виде диалога, а не в виде поучения, обличения, наставления. Это касается даже и священника. Успех проповеди священника, его разговора даже и с «внешними» всегда зиждется на том, что он ведет диалог на равных с людьми, а не поучает сверху, с какого-то пьедестала – вот здесь залог, особенно в современном нашем мире, где авторитеты очень шаткие. Когда священник ставит себя не то что запанибрата с кем-то, а ведет на равных диалог, ни над кем не возвышаясь, тогда и получается результат, до человека доходит то, что мы хотим донести.

Может ли секуляризация привести к такому виду христианства, где забудут о Христе?

– Это будет уже не христианство. Там, где нет Христа, – это не христианство, как бы это ни называлось, да и, скорее, это и называться христианством не будет. Когда мы говорим о потребительской цивилизации Запада, вообще о чем-либо, то мы склонны говорить в тонах черно-белых: Восток-Запад, Православие – неправославие. Я просто думаю, что всегда надо читать Евангелие, там на многие вопросы найдем ответы. «Не бойся, малое стадо» – вот и весь ответ нам. И Христос, когда говорит нам, что «не имеет места, где голову преклонить», – это о том, что так или иначе, во все времена (в империях христианских, в секулярных государствах, в светских атеистических) всегда будет тенденция выталкивания Христа из их жизни. Я не говорю в процентах для большинства или для меньшинства, но противление Христу будет, или будет попытка принизить Его. Ведь искушение Христа в пустыне диаволом: «Претвори камни в хлеба, прыгни с крыла храма и не разбейся, поклонись мне и получи Царство» – это вещи одного и того же порядка, это попытка низвести Истину до грязи.

Если говорить о масштабах проблемы секуляризации, как Вы считаете, что нас ждет?

– Во-первых, если мы ощущаем, думаем, размышляем о том, что мы под властью нашего Господа, то на все воля Божия. Это самый простой ответ на каждый день нашей жизни. Я даже не то что слушателям, зрителям, я себе всегда говорю, что надо верить Господу и жить, как говорит нам Нагорная проповедь, сегодняшним днем и заботиться только чтобы сегодня, в этот день постараться никому не досаждать, прожить его по-христиански, а не заниматься курсом валют, чипами, паспортами, политической обстановкой. Заниматься нужно духовностью, больше и больше внедрять духовность в свою жизнь.

Что такое духовность, какие плоды духовности? Мир, покой, радость о Христе Иисусе Господе нашем. Почему мы не имеем ни мира, ни покоя, ни радости? Потому что мы занимаемся паспортами, чипами, курсами валют, политикой, геополитикой и чем угодно, только не читаем Евангелие, только не молимся. Молитва – это дыхание христианина! «Непрестанно молитесь», – говорит нам апостол Павел. А мы в ступор встаем перед этим: «Как? Ну, правило-то я прочитал, а непрестанно – уж увольте!». Вот о чем надо размышлять, искать ответы: почему мне многие слова из Писания непонятны, почему многое из того, что я прочитал в Евангелии или услышал в храме, не находит во мне отклика? Многое, слишком многое в нас откликается ненужного. И в связи с этим я вспомню слова преподобного Паисия Величковского: «Чем больше мы заботимся о себе, тем меньше о нас заботится Бог» – золотые слова! И дальше он дополняет: «Чем больше мы суетимся, тем больше от нас отдаляется Господь». Чем больше же мы собираем себя, собираем в себе мир, покой через доверие к Богу, тем больше приходит к нам радости и уверенности по отношению к Богу – вот в этом и есть радость.

Батюшка, Вы удивительно правильно говорите, но все-таки нельзя отказаться от размышлений, где же искать друзей? Запад, который, как кажется, уже пережил христианство, или Восток, который еще не христианизирован?

– Мы с вами перешли уже в геополитику. Когда переходим в геополитику, начинаем говорить о друзьях, тогда мы начинаем говорить о правоверии, о догматах, о еретиках, ересях и правоверных и о православных. В этом случае я снова приведу цитату святого Исаака Сирина, он предупреждает: «Как льва рычащего, избегай разговоров о вере». Это говорит нам монах, преподобный, а монашество – самые рьяные борцы за правоверие. Я приведу сейчас слова Александра Шмемана: «Мы живем в век космического празднословия». Но если это «космическое празднословие», то, значит, и праздность в нас, пустота, если перевести это на русский язык, тоже «космическая». Как она не разрывает нас, действительно? Голова просто идет кругом от этого «космического празднословия», которое мы видим и на экранах телевизоров, и читаем в газетах, и ищем в интернете все новые и новые новости, чтобы умножить в себе не то что вакуум, а разрывающую наше сознание пустоту.

Друзья у нас – это наши святые. Святые – это не специалисты по нашим недугам, проблемам, скорбям, нестроениям. Святые – это голос Бога к нам, через них Господь говорит: «Вот, примите, посмотрите, вот он – Человек!». А читаем ли мы жития святых, и для чего мы должны читать жития святых? Чтобы видеть, что это абсолютно иная, другая жизнь. Ведь часто с какими просьбами мы подходим к святому, к Господу? Здесь я тоже вспоминаю слова, может быть, несколько резкие, преподобного Исаака Сирина, я хочу, чтобы их правильно поняли, он говорит: «Если подчиненный царя просит у него навоза, то он оскорбляет царя». Так же, если мы просим у Бога земного, то мы оскорбляем Царя Небесного. Я понимаю, что святой преувеличивает, несколько утрирует, заостряет, но вслушаемся в эти слова, подумаем, что он до нас хочет донести, чтобы мы поняли. Поэтому святые – это пример.

Мы начинаем размышлять, почему святой прожил всю жизнь в дупле дерева? Почему святой прожил, стоя на каменном столпе где-нибудь в пустыне Сирии под дождем и зноем? Почему святой прожил всю жизнь в вологодских лесах в какой-то избушке? Как же, ведь там не было телевизора, там не было развлечений, там не было танцев, там не было дискотеки или чего-то еще – как можно жить без всего этого? А для них жить можно было только так! Я не говорю, что нам нужно уйти в леса, но это исключительные фигуры истории не только Церкви, но и истории человечества, эти люди показали, насколько они любили не только тишину внешнюю, а тишину внутри своей души – только в тишине своей души можно встретить Бога: насколько они оберегали эту тишину, считали ее важной, насколько понимали, что только в тишине родится радость встречи со Христом Иисусом Господом нашим!

И когда мы празднуем память какого-то святого, то надо подумать не «что бы мне сегодня у него попросить?», а подумать или попросить у него: «Помоги мне, святый отче, понять твой подвиг, понять, что ты искал!». А мы это как-то легко решаем: «А, он хотел просто угодить Богу, чтобы после смерти в рай попасть. Ведь мы потому и называем их угодниками».

Да не поэтому мы называем его угодником! Да, его жизнь была угодна Богу, но он не пытался удивить Бога своим подвигом, как сегодня у нас есть такие люди, которые удивляют общество тем, что или ходят в какой-то необычной одежде, или какие-то необычные на себя серьги вешают, или что-то еще. Не Бога он хотел удивить своим необычным подвигом: в дупле ли он жил, на камне ли он спал или жил на снегу или на голой земле. Он через это пытался все посюстороннее, все проходящее, неглубокое, тленное в себе затушить, чтобы все это шумное, проходящее не мешало слышать Его голос – голос Бога. Не потому, что он хотел удивить: «Господи, смотри, сколько я тут претерпел! Уж наверно после смерти Ты меня к Себе возьмешь». Не для этого, разумеется, а чтобы еще больше и больше здесь, уже в этой жизни почувствовать Его присутствие, Его прикосновение к своей душе. Вот это – поиск. А мы читаем житие и думаем: «Что же мне хоть немножко, да такое удивительное тоже совершить? Как бы мне попоститься? Я вот тоже могу на хлебе и воде день, два, три… потом как-то тоскливо». Так потому что не ради поиска Бога это было, Царствия Божия внутри себя, а чтобы себе поставить плюсик: «Вот, я тоже немножко, но попостился». А потом как раз из этой гордыни – и в яму падение. Не для Бога это, не к Богу мы шли, а по кругу, к самому себе.

Батюшка, к вопросу о житиях: в жизнеописаниях святых XX или XIX века мы видим достаточно реалистичную картину, а если почитаем жития более древние, то там очень много таких моментов, которые кажутся совершенно волшебными, так сказать, ведь Господь не совершал таких феерических чудес, какие мы иногда видим в житиях.

– Язык агиографии нужно просто принять и увидеть в этих «необычностях» символы. «Из ран потекло молоко» – это символ. Здесь просто надо быть готовым к этому, и понимать, что речь идет о символе. Молоко – это то, чем питается ребенок. Мы помним слова Тертуллиана: «Кровь мучеников – семя христианства». Получается, что молодая христианская Церковь питалась от подвигов мучеников, страдальцев. С этой символикой надо согласиться, здесь ничего страшного нет, но даже среди этих символов прорываются яркие, реалистичные, удивляющие вещи. Кажется, это из жития святого Власия Севастийского – его ведут на казнь за Христа, и он идет и видит, что женщина-вдова плачет и рыдает. «О чем ты плачешь?», – спрашивает он ее. «У меня пропал поросенок», – отвечает она, для нее это проблема. А он идет спокойно на смерть. Он помолился, и волк принес ей этого поросенка. Святой идет на смерть и молится о том, чтобы у вдовы нашлась ее животинка! Дальше может течь молоко, кровь, он может не гореть – это уже не важно. Мы увидели то, что надо было увидеть: любовь, его стойкость.

Но когда мы порежем пальчик: «Никто меня не трогай!» – «Тут надо помочь.» – «Да я не могу, у меня тут пальчик порезан, мозоль на ноге натер, а ты тут мне со своими делами!»

Святой на казнь шел и думал, как помочь этой вдовушке – вот о чем нас учат жития святых! В том числе и житие святого Николая Чудотворца. Да, он несколько другой, нежели те, о ком мы говорили, он не спал ни в дупле дерева, ни на камне, ни на столпе. Разумеется, он был аскет, но не он для себя взял подвиг, а Господь поставил его. Это мы часто для себя выбираем: «Я хочу сегодня такой подвиг попробовать, а завтра такой, а с третьего дня этот» – это гордыня: мы неправильно читаем житие. Если мы даже начинаем читать, то мы ищем: «А что бы мне попробовать, может, я тоже могу чем-то Бога удивить?». Он ведь пришел в Иерусалим молиться, по сути дела, какой путь Ему избрать. Мы часто просто не принимаем сегодняшнего своего бытия здесь и сейчас, говоря: «Я мечтаю о другом». Но, как говорили святые: «Где тебя Бог воткнул – там и расти» – «Да нет, я вот о другом мечтаю, сочиняю там что-то, фантазирую, хочу другого…».

Так же и у святого, по сути дела, жизнь так пошла, что поставила его служить в толще городской суеты – отстаивать справедливость, помогать обездоленным, заботиться о людях. Это был не его выбор, его выбор был только один – согласие с волей Божией. Это то, чего нам не хватает. Вот в чем пример святых – согласие с волей Божией и поиск Бога. Не то чтобы святые не ошибались, но они искали Бога, искали попытки открыть Царствие Божие внутри себя.

Батюшка, наши телезрители звонят и просят все-таки подробнее раскрыть термин секуляризации.

– Секуляризация есть обмирщение. Например, раньше в Италии распятия висели в суде, в прокуратуре, больнице, полицейском участке – настолько было общество пропитано христианством в их западной традиции. И вдруг принимается решение, что эти символы кого-то оскорбляют, мешают обществу быть более свободным, они его закрепощают, порабощают, надо его освободить, сделать его более светским. Вот что такое секуляризация.

А для чего это делается? Мы можем в выводах запутаться, опять же, докатиться до чипов и паспортов. Это тенденция ни в коем случае не сегодняшняя. Да, мы можем вспомнить «Закат Европы» Освальда Шпенглера: он размышляет, что «потенциал западного общества иссякает». Но зачем нам эти философские тонкости? «Бог с дьяволом борется, а поле битвы – душа человека» – говорил наш светский пророк Федор Достоевский. Этого объяснения нам вполне хватает. Ни философии, ни историософии, ни гносеологии нам для понимания не нужно.

Батюшка, как пример: в советское время «красный угол» с иконами был заменен на угол другого характера.

– Пример прекрасный. Вместо «крестин» были «звездины» какие-то. Я не думаю, что это было массово, мы с вами этого не помним. Я, родившийся в последние годы советской эпохи, оканчивал школу, когда Советского Союза уже не стало, но все-таки что-то еще застал, хотя мы не помним каких-то уж серьезных проявлений красной большевистской секуляризации. Конечно, с одной стороны, демонстрации мы помним все, это было некое подобие крестных ходов. Какие-то памятные места, захоронения, мумифицированные останки были в соцстранах везде, в некоторых странах продолжают оставаться мавзолеи, да и у нас он тоже пока присутствует – это тоже некая игра на понижение, даже не игра на понижение, а присваивание христианских или общерелигиозных символов светским государством.

Есть в культурологии понятие «светская религия». Светская религия была и во время Великой французской революции, были храмы, посвященные свободе, равенству и братству. Можно подвести итог, что секуляризация направлена на то, чтобы создать некую светскую религию. Понятно, что «religare» (от лат. «связывать») уже не будет как связь, это уже пустота. Но с «чем-то», видимо, предполагается связь. Для нас понятно, с каким духом предполагается эта связь. А для людей неверующих, хотя не знаю, есть ли люди неверующие вообще, потому что, мне кажется, каждый верит по-своему и в свое, здесь не просто «игра на понижение», конечно: и здесь люди, адепты секуляризации – пешки в этой игре, и пешки не в руках каких-то заговорщиков, каких-то людей, сидящих в кабинетах, а духов злобы поднебесных, с которыми у нас идет невидимая брань, по слову апостола Павла. Никаких разговоров о «мировой закулисе», о тех же паспортах и чипах мы вести не будем. Не надо все сводить до технологий, невидимая брань – нам известен этот термин и это словосочетание.

Отец Александр, сейчас все больше разнообразных церковных мероприятий, в которые привлекаются светские люди, светская общественность. Это миссия или это все-таки понижение нашего церковного уровня до светского?

– Я думаю, здесь подход должен быть дифференцированный. С одной стороны, это может быть миссией, то есть исходить может именно из благого посыла о несении Слова Божия в светские структуры, в светские институты – не обязательно власти, а образования, культуры, искусства. С другой стороны, в какой-то мере это искушение – самим «играть на понижение»: подстраиваться под нормы, поведение, лексику, традиции не то что даже светского общества, а той или иной структуры, группировки. Когда кого-то мы приводим, то мы становимся частью этого общества.

С другой стороны, здесь все построено на полутонах, ведь апостол Павел говорил, что он «был всем для всех» – «для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона – как чуждый закона, – не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, – чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых». Когда мы ступаем на дорогу миссионерства, разумеется, мы задаем себе вопрос и, надеюсь, отвечаем на него сразу тем, что «я не апостол Павел» и по образованию, и по духовной крепости, и по духовной трезвости: апостол Павел себе ничего не присваивал, никаких достижений, а если нам где-то похлопали, поаплодировали, то думаем: «О, это мне». «Слава Богу, что Господь неключимого раба использовал», – скажем мы Богу.

Но всегда ли у нас хватает внутреннего такта в отношениях даже с Богом? А уж что говорить о внутреннем такте в отношении со светскими институтами… И здесь мы иногда пытаемся подстроиться, быть понятными. Здесь все на полутонах. Понятным быть надо, но это строится не на панибратстве, не на амикошонстве, а на понимании того, что ты принес или пытаешься принести. Хотя и здесь уже, конечно, «ты пытаешься принести». Когда мы говорим о смирении, то лукавый может нам ловушки везде поставить, поэтому, опять же, решать все проще молитвой. Постоянная внутренняя молитва. Если мы куда-то приглашены, то Евангелие открываем, там сказано: «…не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать, 10:20. ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего». Только через смиренную молитву Святому Духу, что «используй меня, пустого, бессодержательного, неключимого раба, ненужного Тебе раба в Твоей миссии» – тогда Господь, разумеется, эту молитву не оставит и поможет. Дух Святой, мы помним, «немощное врачует, оскудевающее восполняет». Вот из этого надо исходить, помнить, что мы всегда немощные, всегда оскудевающие и всегда нуждаемся в том, чтобы Он нас сверху наполнял. Когда это будет, тогда и будет, что сказать.

Прошу Вас, благословите наших телезрителей на прощание.

– Дорогие братья и сестры, помощи вам Божией, праздничного настроения, которое связано с наступающим Рождеством Христовым. Помощи вам Божией, света всем Вифлеемской звезды. С Богом! И всем ангела-хранителя.

Расшифровка:
Анна Солодникова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475