Архимандрит Мелхиседек (Артюхин): Любовь и ненависть

Сегодня мы выбрали интересную и, наверное, неожиданную тему: любовь и ненависть, что это такое в христианском понимании.

– Две большие противоположности… Любовь Сергеевна, я сегодня хотел неожиданно поменяться ролями…

Так, уже интересно…

– Вы всегда задаете батюшкам вопросы, а сегодня хотелось бы, чтобы мы совместно поучаствовали в этой теме, чтобы раскрыть ее с разных сторон, и с мирской стороны.

Молитвой Ефрема Сирина мы ударяем в двери милосердия Божия и с верой, своей любовью, просим: «Господи, дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему». Я смотрю на простых прихожан, смотрю на наши взаимоотношения – и что-то не вижу любви. Мы ее просим, а в повседневных поступках, словах, мыслях во многих она видна, а во многих – нет. И мы понимаем, что в христианстве это самое главное, а не то, как мы молимся или как мы одеваемся. Кстати, одеваться тоже надо…

Я рада, что Вы меня всегда поддерживаете, отец Мелхиседек.

– Мы в храм должны идти как на праздник. Например, я иногда бываю в консерватории и вижу, что люди как-то стараются приодеться, потому что понимают, что это какая-то особая, торжественная обстановка. А поскольку мы в храм ходим часто, то и наша одежда должна быть праздничной, в мажоре, потому что все это служит прославлению Господа. В храме прекрасная обстановка, иконы, и мы должны соответствовать этому. Я хотел с вами поделиться: меня очень раздражает, когда я вижу мужчин в майках и джинсах. Я у одного спрашиваю: «Такое впечатление, что ты только что с дачи приехал. Это воскресный день, можно же по-другому одеться». Он услышал меня – оделся, его даже не узнать. Он, мужчина, стал еще больше мужчиной: наглаженные брюки, белая рубашка, джемпер, костюм. Приятно посмотреть! Почему? Соответствующий обстановке вид. То же самое касается и женщин.

Так вот, про любовь. Вы это имя – Любовь – носите всю свою жизнь, и, наверное, это слово в вашей жизни звучало очень часто. Как вы думаете, в каких словах, в каких повседневных поступках она выражается? Потому что мы вроде бы слово это знаем, а как понять: любим мы или не любим, и ты: любишь или не любишь?

Мне вспоминаются слова старца Амвросия Оптинского. К нему пришла женщина и говорит: «Батюшка, я чувствую, что в своей семье не имею любви». Кстати, женщины – они чувствуют. Мужчины понимают, а женщины чувствуют.

Да-да, чувствуют.

– Так вот, женщина чувствовала, что не имеет любви. Вот такое самовоззрение, такой трезвый христианский взгляд на саму себя. К чему нас, собственно, и призывают все святые отцы – разбираться в самих себе; не в других, а в себе: в своих мыслях, в своих чувствах, в своих поступках. И она говорит: «Чувствую, что не имею любви. Батюшка, что делать?» То есть человек переживает и понимает, что надо что-то делать. И старец Амвросий ей отвечает: «Если не имеешь любви, делай хотя бы дела любви, и придет любовь».

Вот интересно! Давайте с вами подумаем: что такое дела любви? Начнем с простых элементарных вещей: в семье, на работе и в храме, что это будут за проявления? Семья, работа и храм – это то, где мы, собственно, и проводим все время. Мы же не в пещере живем, а среди людей. Как вы думаете?

Обычно собеседники в таких случаях отвечают: «Это хороший вопрос».

– Чтобы было время поду-мать.

Знаете, я однажды с приятельницей была в консерватории. К нам подошел ее знакомый, а он человек рассудительный, любит задавать вопросы, книги читает. Православные же любят друг другу вопросы задавать. Когда я ему представилась, что я – Любовь, он мне говорит: «А вот ответьте мне на вопрос: какие добродетели останутся в раю? Вот есть три главные христианские добродетели: вера, надежда и любовь. Что останется в раю?» Моя приятельница подумала и говорит: «Вера». А я, даже не думая, сказала: «Любовь». Он говорит: «Правильно». В раю же надобность веры и надежды отпадает.

– В раю веры не будет, потому что мы все увидим своими глазами. Апостол Павел так об этом и говорит: увижу Его как Он есть. Сейчас мы видим как бы зерцалом в гадании, а тогда увидим, как Он есть.

И надежды нет, потому что уже все совершилось. А любовь остается.

– Не только остается – она и возрастает. Меня тоже как-то спрашивали: «Слушайте, а что вы в раю будете делать?» Если проекцию нашей повседневности перенести на рай: работы там не будет. Еда будет?

Зачем душе еда?

– Может быть, кто-то думал, что там какая-то еда будет. И мысль такая: что там делать? Ну поели, поспали... Телевизора не будет, новостей не будет. Ну и что там делать, да еще и вечно? И человек даже не понимает, что никаких внешних, чувственных вещей там не будет. Тогда человек вообще не понимает: а в чем тогда, собственно, рай?

Григорий Богослов отвечает, что такое райская жизнь: познание Бесконечного Бога, служение Ему и прославление Его. Кто-то слышал, как ангелы поют: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф!» На одежде диакона (который символизирует ангельский чин) на ораре часто вышивают именно эти слова, чтобы было соотношение его служения и служения ангельских чинов. Так вот, Григорий Богослов и говорит: будет познание Бесконечного Бога. Но процессу познания Бесконечного Бога конца быть не может. Через это познание – и славление Его. Мы не понимаем до конца, что будет там, в вечности, до тех пор пока своими глазами это не увидим. Увидит верный, который сподобится… И тогда это будет уже не вера, а знание, и не наде-жда, а совершение.

Не знаю, будет ли там воспоминание о прежней жизни – о скорбях, приключениях. Интересно, будет ли у мучеников воспоминание об их мученичестве?

Наверное, нет.

– Господь говорит: «И отрет Бог всякую слезу с очей их. И возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас». Мне кажется, ничто не будет и не должно омрачать той будущей жизни, той будущей радости. Сложно об этом сказать, но все-таки не думаю, чтобы были какие-то воспоминания о страданиях. Если мученик вспомнит, как горел в огне, как отрезали голову, это как-то…

Это тяжкие воспоминания о физических страданиях.

– А с другой стороны, может быть, сравнение того, через что он прошел и где он сейчас оказался по милости Божией, по любви Божией, будет вызывать чувство восторга, что Господь все это прекратил и увенчал мученика, христианина райской жизнью. Может быть, это будет вызывать чувство любви, благодарности. Но вы так грамотно увели нас немножко в сторону.

Это интересные размышления.

– Интересные размышления о том, что же останется в раю. Если останется любовь, то Василий Великий говорил и говорит... Кстати, святые не говорили – они говорят. Когда мы их услышали и усвоили – они сказали. А когда мы услышали, но не сделали – они говорят, говорят и говорят.

Так вот, Василий Великий говорит: «Братья, давайте делать сейчас то, что за нами пойдет в вечность». Что за тобой пойдет?

Это и есть любовь.

– Совершенно верно. Вот что пойдет. Конечно, дела надо делать: семью содержать, на работе работать, деньги зарабатывать, потому что надо поесть, попить. Но всему должна быть своя мера и цена, потому что это все средства к существованию, но не цель существования. И не дай Бог, чтобы средства стали целью.

Кстати, вспоминается премудрый Сократ, благая добрая мысль, но до Евангелия, до Христа: «Истинная жизнь – жизнь не только для себя». Смотрите, какая мысль у философа-язычника! Он про себя не забыл, но в то же время понимает, что на этом нельзя останавливаться. Может быть, здесь как раз и есть первоначальные этапы любви – жить не только для себя. Если ты хочешь, чтобы с тобой делились, сам поделись. Давайте теперь подумаем: чем поделиться? Не всегда есть возможность поделиться чем-то материальным.

Просто позвонить, поздравить с именинами, с днем рождения, сказать: «Я пойду за тебя помолюсь». Ведь помолиться, постоять в храме…

–...это поделиться любовью и добром. Можно поделиться добрым словом, благодарностью и добрыми новостями: что ты услышал в храме, прочитал, что рассказал духовник, что услышал на «Союзе», на «Спасе». Кстати, недавно был праздник Благовещения, оказывается, мы должны быть благовестниками друг для друга. «Союз» как раз осуществляет великую миссию Благой Вести о Христе, о спасении, о жизни в Церкви, о человеческих взаимоотношениях...

Поэтому мы должны быть в хорошем настроении, мы не должны быть унылыми, чтобы не вызывать уныние и отчаяние у других людей. Помню, я была в одном храме, зашла в церковную лавку, а продавщица мне говорит: «Ой, у Вас какой-то праздник сегодня?» Я говорю: «Почему Вы так решили?» – «А Вы такая радостная!» Я говорю: «Я пришла в храм, мы снимаем в вашем замечательном храме Екатерины на Всполье…» – «Вы такая радостная, счастливая!», и у них улыбки.

– Интересно… Как будто они редко видят такого человека. То есть уже все серо, серо, серо, потом солнышко – выглянуло и такая радость!

Почему-то считается, что православный человек, христианин обязательно должен пребывать в унынии и печали, есть такие непонятные убеждения...

– Покаянная жизнь должна быть...

Внутренняя.

–...но она должна быть сокровенной в твоей собственной келье, в твоей собственной квартире. А на людях все-таки мы должны привносить в мир наш человеческий позитив. У тебя на душе «кошки скребут», но пусть люди этого не видят, пусть об этом знают твой духовник, твои близкие люди, которые способны тебе подсказать, помочь. А для посторонних людей: «Как дела?» – «Слава Богу!» Надо, наоборот, кого-нибудь в этой жизни поддержать. А когда уныние на уныние, то получается уже уныние в квадрате.

Так вот, мысль относительно того, чем поделиться. Не так часто мы связаны денежными отношениями, когда кому-то нужны деньги, конкретная помощь, а вот человеческое соприкосновение у нас постоянно. И можно поделиться, и нужно поделиться этим настроением.

Мы слышим в храмах главный призыв Спасителя: «Да любите друг друга». А как? У меня же не может быть любовь к соседу, которого я не знаю, и любовь к сыну, к матери одинаковой? Невозможно, чтобы я полюбила соседа как своего родного человека. А в чем тогда должна выражаться моя любовь к нему? Не толкнуть, подумать: удобно ли ему, а не только мне? Потому что в храмах мы часто друг друга расталкиваем, распихиваем: я встану, как мне удобно. Но мы редко думаем: а не мешаю ли я тем, кто пришел раньше меня? Я пришел, когда уже «Отче наш» читают, всех растолкал, потому что мне надо.

– Ну, так редко бывает.

Батюшка, я ведь много езжу по храмам, я много снимаю и бываю в разных храмах. Есть уже крепкие, сплоченные приходы, а есть молодые, где такие явления, увы, нередки. Особенно часто такое встречается в больших храмах на окраинах, где много захожан, что называется. Мы, естественно, отодвигаемся, продвигаемся: «Ну пожалуйста…» То есть, наверное, любовь к обычному человеку, мне незнакомому, должна проявиться в том, что я должна подумать о том, чтобы ему тоже было комфортно. Так?

– Особенно подумать о новеньком, потому что он новенький и по нему это видно. Кстати, вы начали говорить про храм, и я хочу рассказать одну историю, которая потрясла моих прихожан – паломников; они со мной поделились, я этому свидетелем не был.

В сентябре 2015 года мы были в Батуми. Когда в храме местные прихожане увидели нашу группу и когда дело дошло до Причастия, они все расступились, пропуская паломников вперед. Был какой-то праздник, в храме было человек сто пятьдесят, а наших паломников – тридцать человек. Они расступились, сделали дорожку и говорили: «Они же гости». И наши бабушки были потрясены этим отношением...

Вот это же проявление любви – уступить место?

– Они были потрясены, потому что ни в одном другом храме этого бы не было. Конечно, не пихались бы, все бы шли чинно, спокойно, а тут специально остановились и начали пропускать в первую очередь гостей. Это настолько их потрясло! И я без конца об этом примере говорю. Они почувствовали, что так надо поступить.

Это же Грузия, мне кажется, что это отпечаток воспитания. Причем воспитания не только церковного, а национального. О чем идет речь? Там для гостя выставляется лучшая еда. Расскажу, как это выразилось в повседневной жизни нашего прихода. У одного нашего священника есть матушка. У нее отец – кореец, мать – грузинка. Так вот, батюшка был рукоположен, но еще учился в семинарии. И он мне сам рассказывал, как к нему пришли друзья (тоже священники), он полез в холодильник, там лежало две колбасы: сырокопченая и горячего копчения. Он хотел взять ту, что похуже. Матушка увидела и говорит: «Ты что?! Это же гости!» Он ничего не понял. Она сама достала, порезала и положила на стол лучшую колбасу. Когда друзья ушли, она прокомментировала: «У нас, у грузин, принято лучшее – гостям на стол». Почему? Потому что, когда я приду в гости – тоже будет лучшее на столе, а из этого и состоит праздник. Не просто подать картошку с грибами, а картошку пожарить...

Да еще с лучком. А к ней капусты...

– Совершенно верно, чтобы сделать праздник. Мало того, никто бы не узнал, а гости были бы довольны и этой колбасой. Но вот это уже воспитание не только религиозное, а воспитание человеческое наложило свой отпечаток. Вот мы говорим про любовь: с этих маленьких поступков она и начинается.

Да. Возлюби ближнего своего как самого себя. То есть любовь – это преломление вот этой Божией заповеди.

– Он же потянулся, чтобы себе оставить лучшее, – это любовь к себе. То есть ты понимаешь, что такое лучшее, что такое худшее.

Лучшее себе, значит, вот это и ближнему тоже.

– Вот такой поступок и в Церкви: не я первый, а пусть первыми подойдут гости. Это все было очень приятно слышать. Кстати, у сербов есть такое выражение о конце света: «Конец света настанет тогда, когда зарастет тропа к соседу». Что это значит? Когда любовь уйдет из жизни. Почему заросла тропа? Потому что люди перестали ходить друг к другу, замкнулись сами в себе, уже не интересуемся ничем – эгоизм.

Эгоизм, безразличие.

– Поэтому все, что противоположно эгоизму, – это любовь, и наоборот: все, что касается эгоизма, – это никакая не любовь. Важно наблюдать: эгоистично мы поступаем или нет? Нам не то чтобы до любви – хотя бы не быть эгоистами.

На радиостанции «Радонеж» я открыла программу «Женщины в истории России», которая теперь будет выходить постоянно, по вторникам.

Как раз одну из программ я начала с того, как мы одеваемся в храм, как одевались наши бабки, положим, и как иногда одеваемся мы, современные женщины. Это вызвало массу откликов. Кто-то говорил, что, «оказывается, главное, в какой одежде мы пришли в храм, а не духовное состояние», хотя я этого абсолютно не говорила. Я просто говорила о том, что храм Божий – это отблеск рая на земле. Вокруг красота Божественная, мы видим, какие красивые храмы, какие красивые облачения у священников. А как мы можем показать свое уважение к храму, к священникам, к молитве, к ближним? Мы должны быть чисто и опрятно одеты, но это не значит, что мы должны расфуфыриться.

Мне как-то попался альбом под названием «Русский народный костюм». Я открыла его, смотрю: праздничное платье крестьянки. Красота неимоверная: красиво вышито, белое с красным. Платка, который мы небрежно повязываем, нет, там специальный красивый головной убор. А что такое праздничное платье крестьянки? Какой у крестьянки праздник? Это церковные праздники в храме, именины, свадьба; других праздников особо и не было. Все было у русского человека завязано на храме. То есть это было праздничное храмовое платье. И у нее не было какой-то непонятной, странной обуви, были красивые башмачки. Представляете, как наши бабки-крестьянки украшали себя, идя в храм! А жизнь-то у них была тяжелее, чем у нас, полагаю.

– Конечно.

Но как это было все красиво, как достойно. То есть не обязательно мы должны расфуфыриться, надеть на себя бриллианты, драгоценности, что-то умопомрачительное и идти в храм, но выглядеть чисто, опрятно, красиво и достойно. Потому что иногда волей-неволей мы обращаем внимание на то, как человек неопрятно одет, и начинается какое-то внутреннее недовольство. Получается, что мы человека соблазнили своим видом – как излишне экстравагантным, так и излишне неопрятным.

– Любовь Сергеевна, как вы думаете, в повседневной жизни в семье какие поступки и слова могут быть проявлениями любви?

Кажется, у апостола Павла (поправьте меня, если я неправильно скажу) есть замечательная фраза: родители, не раздражайте своих детей.

– Есть. «Дети, повинуйтесь родителям своим во всем, ибо этого требует справедливость. Родители, не раздражайте своих детей». Все тут должно быть взаимно.

Ведь любовь иногда бывает очень навязчива, излишняя материнская опека тоже может вызывать отторжение в семье и у детей, правда?

– Да, некоторые из-за материнской любви до 30–35 лет не могут жениться, потому что его выбор матери не нравится, она не может отпустить сына, считает, что вот такая недостойна ее великого сына. Без конца звонки: «Где ты?» – в шесть часов, «Где ты?» – в семь часов, «Где ты?» – в восемь часов… Ему уже 30 лет, а каждый час он должен отзваниваться. Но это мы говорим о том, когда уже перебор.

Да, мы сделали такую телевизионную подводку, выражаясь профессиональным термином. И на этой подводке мы должны закончить нашу программу, а в следующей программе мы продолжим говорить об этом.

– В завершение хочу сказать, чтобы мы думали об этой тропе, чтобы между нами тропы не зарастали и ниточки были, потому что этим мы умножаем любовь в мире и тогда становимся руками, глазами, языком Христовыми, потому что умножаем добро и любовь в этом мире. Пока есть любовь, ни о каком конце речь идти не будет. Когда все пойдет в обратную сторону, тогда уже будет подведен итог.

Поэтому всем, дорогие братья и сестры, от всей души желаю, чтобы любовь была в обыкновенной повседневной жизни и складывалась из совсем маленьких слов, мыслей и поступков.

Спасибо большое, отец Мелхиседек, мы вернемся к нашей теме еще и в следующих программах. Вот такая необычная сегодня получилась передача, где я была в качестве собеседницы отца Мелхиседека и отвечала на вопросы, но мне это даже понравилось. Мы еще вернемся к этой теме. Думаю, что она интересует многих из нас, потому как Православная вера, Православие, христианство, конечно, располагает человека к размышлениям о своем собственном состоянии, о своей собственной жизни, о своем собственном поведении.

Записала:
Нина Кирсанова

Полную версию беседы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475