Священник Михаил Легеев: Богатство святоотеческого наследия и его изучение

Тема нашей беседы – изучение святоотеческого наследия. Отец Михаил преподает в Санкт-Петербургской духовной академии патрологию, уже много лет он помогает студентам стать участниками этого замечательного процесса – изучения святоотеческого наследия. Результатом многолетней преподавательской деятельности отца Михаила стало издание его книги «Патрология. Период Древней Церкви (с хрестоматией)». Давайте начнем нашу беседу с того, что Вы немного расскажете об этом учебном пособии – как оно появилось, что из себя представляет...

– Это первый том задуманного трехтомного издания патрологии, которое должно охватить всю историю Церкви от самого ее начала до настоящих дней. Есть много русскоязычных учебников патрологии: за последние 150 лет можно насчитать где-то 15–20 таких учебников (они могли как-то по-другому называться), которые охватывали этот предмет – науку о святых отцах, – но у каждого автора свое видение, какие-то свои акценты и в самом предмете, и в методах изложения. Кроме того, время идет, у каждой эпохи тоже есть какие-то свои акценты, особенности, и сейчас учебники не такие, какие были 20 или 100 лет назад, потому я посчитал полезным написать вот такую книгу.

Можно немного узнать о ее структуре?

– Для меня было принципиально важным, когда я писал, показать органическую связь каждого святого отца или учителя Церкви, каждой конкретной личности, и его учения с Преданием всей Церкви, которое простирается, как некий стержень, сквозь ткань истории. И, с одной стороны, мы видим конкретных людей, отцов, учителей Церкви – каждый из них жил в свою историческую эпоху, внес важный вклад в жизнь Церкви, который закреплен в письменном наследии, почему и изучает патрология этих людей и тексты, которые они оставили после себя. Но одновременно каждая личность, каждый святой отец или учитель Церкви не существовали в безвоздушном пространстве. Можно сказать, что невидимыми нитями они связаны и с предшествующими отцами и жизнью Церкви, и с последующей жизнью Церкви, людьми и трудами, которые совершались.

Для меня было важно показать именно включенность каждого из святых отцов или учителей Церкви в единую ткань Предания, ведь Церковь – совершенно уникальный организм, он историчен так же, как историчен отдельно взятый человек. Нельзя ни на мгновение пресечь жизнь Церкви. Невозможно представить, что жизнь Церкви на доли секунды пресеклась и потом вновь началась, она абсолютно непрерывна, и все, что совершается в истории Церкви, теснейшим образом взаимосвязано. В одном из древних произведений – «Пастырь» мужа апостольского Ерма – употребляется образ Церкви как башни, где отдельные люди изображаются под видом камней, кирпичей, из которых она сложена. Если мы уберем несколько кирпичей, башня просто рассыплется.

Для меня было важно показать ткань Предания и включенность в нее того или иного святого отца или учителя и, с другой стороны, значение того или иного человека и его трудов для этого всеобщего процесса, ведь полнота всего заключена во Христе Спасителе, в одной Богочеловеческой Личности – и догматов, и вообще всего. Христос Спаситель говорит: «Я есмь путь, и истина, и жизнь». Это можно понимать во всех смыслах, вся полнота заключена в Нем как в некоем горчичном семени. И в истории эта совершенная полнота всего разворачивается в многоипостасное соборное грандиозное древо… По природе в Нем заключено все, но в ипостасном смысле Церковь живет и расширяется, и прелагается, и в то же самое время мы говорим о жизни Церкви, ее опыте – обо всем, что и составляет ткань Предания. Опыт Церкви и есть Предание.

Для меня было важно это показать. Это один из принципов, положенный в основание этого учебника, – историзм и расширение предмета самой патрологии от личностей отцов и учителей Церкви до Предания, простирающегося сквозь историю. Потому что традиционное понимание предмета патрологии – это отцы и учители Церкви, конкретные личности, их жизнь, труды и учение. Тенденции, какие-то течения в жизни Церкви смутно тоже всегда осознавались патрологами в качестве предметной области патрологии, но почти никогда это не фиксировалось четко в виде предмета; то же можем сказать и о Предании в целом. В данном случае даже этот учебник я начинаю с введения, где несколько глав и тем посвящены предмету патрологии и тому, что этот предмет многомерен, он не сводится только к персоналиям, личностям и их текстам.

Действительно, очень важно присутствие вводной главы, чтобы человек мог войти в богатство святоотеческого наследия. Образ древа тоже очень точен – если мы видим отцов ранней Церкви и, предположим, богословие VII века, то удивительно, как древо богословия разрастается с течением времени.

– Да, и каждая эпоха ставит перед Церковью новые задачи. Тоже парадокс: казалось бы, все дано уже в словах Евангелия, Священного Писания, но это все, данное раз и навсегда, тем не менее, под каким-то своим углом зрения в ту или иную эпоху встает как актуальная тема для человечества, для Церкви. Точно так же, как, например, рождается маленький ребенок – все уже дано, все человечество уже в нем есть, но он растет, и на разных стадиях своей жизни все заключенное в нем человечество проживает и какими-то фрагментами осваивает. Примерно то же происходит и с Церковью в истории.

Очень интересные процессы мы начинаем видеть, когда сравниваем жизнь Церкви с жизнью отдельного человека, члена Церкви, когда мы понимаем, что в нашей конкретной истории Церкви и отдельного человека как члена Церкви, в маленькой священной истории отдельного человека отображаются как бы прообразы великой Священной истории, когда мы парадоксальным образом проживаем в себе то, что совершилось много лет назад, и, с другой стороны, – истории Самого Христа Спасителя, Его земного служения: мы – каждый в рамках своей жизни – призваны подражать Ему, уподобляться Ему и таким образом соединяться с Ним.

Вы упомянули, что этот учебник – часть большого начинания, которое будет включать в себя обзор наследия святых отцов до наших дней. А кто такие святые отцы наших дней? Можем ли мы назвать святым отцом, например, святого Паисия Святогорца, который был недавно канонизирован и оставил множество трудов, а учителем Церкви – протопресвитера Александра Шмемана или митрополита Антония Сурожского?

– Нам труднее судить о близком к нам времени. Это всегда так, все, что происходит в жизни Церкви, требует проверки временем. Например, происходит очередной Собор в жизни Церкви – и время покажет, что он из себя представляет. Так было всегда. Но все-таки в отношении людей, которые жили сравнительно недавно, были почти нашими современниками, мы можем какие-то веские суждения выносить.

Кстати, процесс канонизации происходит совершенно по-разному – кого-то канонизировали через несколько лет после смерти (как святого Григория Паламу), а кого-то только через 500 лет (как святого Андрея Рублева). И на наших глазах эта рецепция уже происходит, о некоторых людях мы действительно можем сказать, что это подлинные отцы Церкви: Феофан Затворник, Игнатий (Брянчанинов), Иоанн (Кронштадтский), Иустин (Попович), Паисий (Святогорец), Порфирий (Кавсокаливит), хотя некоторые из них были канонизированы совершенно недавно (год или два назад). Что касается учителей Церкви, здесь, может быть, немного сложнее определить степень их вклада (но я планирую второй и третий тома этой патрологии) в третьем томе должен быть рассмотрен период утраченной ойкумены, с IX–XI веков до XX века), и я думаю, что, рассматривая XX век, нужно подходить более осторожно к описанию каких-то течений и, безусловно, некоторых персоналий.

На кого ориентировано Ваше пособие?

– С моей точки зрения, оно сравнительно универсально, я старался писать его простым языком и сделать наглядным. Когда мы верстали книгу, несколько месяцев потратили на выверение шрифтов, интервалов: они тоже значимы для восприятия. Конечно, прежде всего пособие ориентировано на студентов высших учебных заведений (и не только духовных вузов), но, на мой взгляд, можно читать и неподготовленному человеку. Может быть, будет немного труднее с чем-то разбираться, но, в принципе, это возможно.

Вопрос телезрителя: «На основании каких святых отцов Вы составили свой известнейший сборник «Прислушаемся к тишине»? Я им восхищаюсь, потому что не встречал такого, чтобы догматические истины и положения были изложены в стихотворной форме. Сколько времени Вам понадобилось, чтобы составить это творение?».

– Я не писал эту книгу целенаправленно, просто в течение многих лет писал какие-то художественные произведения, поэтические и прозаические, и однажды подумал, что часть их, преимущественно богословской тематики, пора издать в виде цельной книги. В эту книгу вошли произведения, написанные за последние 13 лет.

Нельзя сказать, что я писал ее на основании каких-то конкретных святых отцов. Самое крупное произведение в этой книге называется «Разговор с отцами, или Патрологическая поэма». Оно написано на основании богословия конкретных святых отцов, и, что интересно, так случайно совпало, охватывает тот же самый период, который рассматривается в 1-м томе «Патрологии», то есть с конца I до начала IV века. Соответственно, туда вошел ряд святых отцов и учителей Церкви этого периода – не всех, но ключевых: святой Игнатий Антиохийский, святой Климент Римский, мученик Иустин, Ириней Лионский, Мелитон Сардийский, Феофил Антиохийский, Климент Александрийский (он не святой, но учитель Церкви). Оригену там немного посвящено, хотя он сам в диалогах не участвует, Ипполит Римский – тоже учитель Церкви, есть Дионисий Александрийский, Григорий Неокесарийский, Киприан Карфагенский и Мефодий Патарский.

Эти святые и учители Церкви вошли в данное произведение, которое построено в форме диалогов, где участвуют три читателя и эти святые отцы. И там фактически в стихотворной форме представлено богословие 1-го тома «Патрологии», но в более сжатой форме и приложенной к проблематике отдельного человека: не какие-то глобальные проблемы, а то, что они говорили о глобальных вещах, но что приложимо к отдельному человеку.

Это самое крупное произведение моей книги. А другие не писались конкретно под влиянием того или иного святого отца, я вообще не склонен выделять кого-то из святых отцов – этот более значим, а тот менее, но по возможности опирался на совокупный опыт всех святых отцов, на Предание в его целостности. И этим ценен каждый отдельный святой отец, что при особенностях своего богословия, специфики задач, которые он решал, он свидетельствует о целом Предании.

У каждого верующего, как правило, есть любимый святой – кто-то очень любит молиться преподобному Сергию Радонежскому и чувствует его особенное покровительство, кто-то другому святому молится. Может быть, есть кто-то из святых отцов, кто Вас вдохновил более, чем все остальные, подвигнул на литературное творчество в том числе?

– Есть такой святой отец, который, может быть, не на литературное творчество подвигнул – я им занимался еще задолго до воцерковления, – а, скорее, принципиально изменил мой внутренний настрой и повернул мое творчество в другое русло. Это святой Григорий Палама, как это ни странно, поскольку у него достаточно сложные произведения. В период моего воцерковления (это было 20 лет назад) я прочитал «Триады в защиту священнобезмолвствующих» – очень сложное произведение, и оно принципиально изменило вектор моего творчества и мое отношение ко многим вещам в жизни – к творчеству, науке, искусству, философии.

А можно Вас попросить что-нибудь прочитать? Было бы очень интересно познакомить наших телезрителей с Вашей книгой и Вашим творчеством.

– Из догматических стихотворений?

Да, потому что они открывают книгу...

– Мне хочется молчать
скорей, чем говорить.
Молчанье – творчество
совсем иного плана.
Как бы бесплодно...
Но его прожить –
И изумимся слову без изъяна!
Стремленье к ясности,
предельной простоте
С реальностью идет
в противоречье.
Мои слова – убогие увечья.
Они не те, не те, не те,
не те...
В них вместо цельности –
осколки бытия,
В них вместо полноты –
обособленье духа,
В них вместо Истины –
какая-то моя
Ущербной правды
жалкая краюха
И тем не менее
я не могу молчать!
И выражаю жизни
опыт в слове,
Чтоб вновь умолкнуть
и стоять опять
Пред тишиной,
как путник, наготове.

Приступая к изучению святоотеческого наследия, хорошо начать с пособия, но если человек, к примеру, решит начать изучать его непосредственно по трудам отцов, то с чего ему начинать?

– Это очень хорошо – изучать по трудам.

Начинать с периода ранней Церкви, с самого начала или с того, что взял с полки? Что выбирать, как начать и как продолжить?

– Если говорить о студенте духовной семинарии, то лучше начинать с самого начала, чтобы было систематическое изучение, а если говорить о всех людях, то все может быть по-разному; более того, некоторые святые отцы могут оказаться наиболее близкими или наиболее нужными конкретному человеку. А, может быть, с конца надо будет начать, учитывая, что святые отцы, близкие к нам по времени, важнее современному человеку – они писали и мыслили уже в контексте тех проблем, которые для нас важны и актуальны. Так что можно действовать совершенно по-разному, тут нет универсального критерия.

С другой стороны, и древнейшие отцы тоже совершенно замечательны и по-своему современны. Например, святой Игнатий Антиохийский – замечательнейший святой отец I – начала II века, (умер в 107 году, его съели львы). Его вели на казнь, и он в качестве евхаристического образа описывал в своих произведениях свою будущую смерть от львов, он желал, чтобы его съели львы, и описывал это как образ Евхаристии. На иконах, как правило, особенно в Греции, эти львы изображаются с блаженными мордами, которые не терзают его, а аккуратно вгрызаются в его тело.

Часто приходится слышать, что очень трудно читать святоотеческую литературу. С чем эта трудность может быть связана? С тем, что человек еще не привык к таким сложным текстам? Или с трудностями перевода? Или еще с чем-нибудь?

– Я думаю, это связано, прежде всего, с первым моментом, и дело даже не столько в привычке, сколько в накопленном опыте: это касается не только святоотеческой литературы, это универсальная вещь. Когда начинаешь что-то осваивать в какой-то области, в начале все идет очень тяжело: человек прочтет две строчки, и у него уже мыслей на три часа, читать дальше не может. Я по себе помню, у меня это точно так же происходило со святоотеческой литературой. Постепенно процесс набирает обороты, и происходит обратное: потом человек может просто книгу подержать в руках, образно выражаясь, и усвоить то, что там есть. Святой Порфирий Кавсокаливит говорил, что он не читал святых отцов, но он их хорошо знал, тем не менее. Так что смущаться трудностями не нужно, а просто потихоньку читать. Если что-то одно не идет, другое можно почитать.

Нужны самоорганизация и терпение.

– Да, конечно. Близкие к нам по времени святые в любом случае читаются легче, они писали для современного человека.

Конечно, чаще трудности возникают, если речь идет о трудах святого Василия Великого, Григория Богослова, когда человек открывает книгу и сразу видит там мощнейшие догматические конструкции...

– Труды ведь тоже разные, и они писали по-разному и о разных вещах, к разной аудитории. Тот же святой Григорий Богослов говорил, что не всем все нужно читать и знать, какие-то сложные вещи, может быть, и не нужны. Здесь каждому следует найти то, что нужно именно ему.

Есть ли какие-то конкретные произведения, которые Вы рекомендовали бы для чтения? У всех на слуху святитель Иоанн Златоуст, но когда начинается конкретный разговор о трудах святителя Иоанна Златоуста – это же 12 томов: и толкования на Священное Писание, и догматические труды, и полемические… С чего начать неподготовленному человеку?

– Совсем неподготовленному человеку лучше начинать не с Иоанна Златоуста, а со святых XX века.

Дай Бог Вам творческих успехов, чтобы в Вашем плотном графике находились беззаботные минуты, в которые Вы могли бы писать стихи… Вы можете что-нибудь пожелать нашим телезрителям.

– Может быть, прочесть еще одно стихотворение?

Да, пожалуйста.

– Не из догматических.

Прекрасные цветы,
придуманные Богом,
Являют нам
изысканный покров.
Подобны им и мы,
но в облике убогом,
Увядшие от собственных
грехов.
Они нас радуют,
и сердце плодоносит,
Любуясь обликом,
вдыхая аромат.
Мы небрежем Творца,
хотя Он ждет и просит.
Пред Ним мы как цветы,
чей иссушен наряд.
Их жизнь невелика,
проходит миг – и время
Красу земную
обращает в прах.
Наш скорбный тлен,
напротив, только семя,
Мы призваны расцвесть
в Божественных очах.
Они – нам образ
нашего призванья,
Мы – им ответ
о тленности земной,
Их пышный цвет
нам служит в назиданье
О нашей участи
Небесной и иной.

Записала:
Елена Кузоро

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475