Александр Щипков, первый заместитель председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ: Русский мир – это образ мыслей

Продолжение. Начало в №20 (869)

Мы только что говорили о взаимоотношениях Церкви и государства. По сути, выстраивание этих отношений – Ваша новая должностная обязанность. Что входит в Ваши полномочия, что уже делается в этом направлении, каковы планы?

– С полномочиями все очень просто. Святейший Патриарх определил их очень четко. Я занимаюсь взаимоотношениями с властью, с государственными органами, с неправительственными организациями. Это моя дорога.

Чем мне приходится заниматься практически? Возникают вопросы, которые требуют обсуждения между Церковью и государством. Они могут носить самый разный характер – практический, потому что законодательный процесс безостановочен, каждый день издаются какие-то законы. Иногда они затрагивают сферу деятельности Церкви, иногда – интересы или представления православных верующих. Приходится взаимодействовать и с администрацией Президента России, встречаться с представителями различных ведомств и министерств. Это, в общем, обычная, рутинная работа, но она необходима. Ничего такого сложного или закрытого в ней нет.

Насколько я понимаю, для Вас эта сфера не нова – Вы долгое время были помощником председателя Совета Федерации Российской Федерации. Что Вам дал этот опыт, и как законотворческий процесс выглядит с этой стороны?

– Ситуация довольно необычная. Действительно, какое-то время я был помощником председателя Совета Федерации, то есть госчиновником. В мои обязанности входило как раз взаимодействие со всеми религиозными организациями. Проводилась и практическая, и аналитическая работа, приходилось решать периодически возникающие конфликтные ситуации, связанные с храмостроительством, с разрешениями на землеотвод под строительство и т. д. – самые разные проблемы. Этим я занимался несколько лет.

Потом я уволился и несколько лет находился, как говорится, на вольных хлебах, занимался научной работой. И вот, достаточно неожиданно для меня, поступило предложение. На самом деле, я занимаюсь тем же самым, только немного поменялся ракурс – от лица Церкви. А по сути ничего не поменялось – проблемы похожи (некоторые те же самые). Поскольку я православный христианин, то даже особо не чувствую разницы, потому что если возникает какая-то проблема, то какая разница, где я нахожусь – со стороны государства или со стороны Церкви. Тем более, я уже рассказал о моем отношении и к Церкви, и к государству. Моя личная установка: здесь не может и не должно быть никаких противоречий. Имеющиеся противоречия искусственны, потому что и у государства, и у Церкви один объект, которым они занимаются. Это граждане Российской Федерации, для Церкви шире – граждане стран, входящих в каноническую территорию Русской Православной Церкви.

Каковы механизмы этого взаимодействия? Хотел бы привести конкретный пример. Святейший Патриарх Кирилл выступил с инициативой о выведении абортов из системы обязательного медицинского страхования. Но получилось, что эти слова уважаемого человека, Предстоятеля Церкви, никакого влияния на законодателей не оказали. Какое влияние Церковь может оказывать в таких сложных вопросах?

– Вы знаете, чем Церковь отличается от политической партии? Политическая партия – очень нетерпеливый организм. Партии спешат взять власть (это заложено в них) и быстро принять какие-то решения, чего-то добиться. А Церковь не собирается брать власть в стране. У нее нет такой задачи. Она существует для другого. В этом смысле ей намного проще действовать.

Церковь существует тысячелетия, и некоторые проблемы решаются порой десятилетиями и даже столетиями. Поэтому Церковь, даже когда ставит какую-то сложную задачу, понимает, что она будет решаться медленно. Церковь к этому готова. Но мы все равно будем этого добиваться, потому что, к примеру, тема, которую Вы затронули, прямо противоречит Евангелию. Церковь не может поменять свою точку зрения. Мы вынуждены учитывать складывающуюся вокруг нас социальную, политическую ситуацию, но не будем отступаться от того, что в светском мире называют принципами – от евангельских истин. Прискорбно, что этот вопрос решается медленно, но я уверяю Вас, что он будет решен в том ключе, который предлагает Церковь.

Оптимистичный взгляд! Будем надеяться, что так и будет.

Обращаясь к Вашей очень многогранной биографии, хотел бы затронуть период, когда Вы были, если можно так сказать, в оппозиции к государственной власти. В те годы это называлось диссидентством, хотя я знаю, что Вы не любите это слово. Не могли бы Вы рассказать о советском периоде и тех сложностях, что выпали на долю Вашей семьи? В этом смысле отношения с государством в те годы были для Вас совсем иного порядка. Что это было, насколько сложно было в советский период быть православным христианином?

– Не так уж и сложно, но противоречия были. Я всегда подчеркиваю, когда спрашивают о моей молодости, о подпольном периоде православной жизни, что мы никогда не призывали к смене государственного строя. Мы никогда не бунтовали против собственно государства. Мы призывали государство соблюдать собственную Конституцию, собственное законодательство – отпустить Церковь на свободу, соблюдать закон о свободе совести. На бумаге этот закон был, а на деле, на практике нарушался. Мы требовали, чтобы государство соблюдало собственное законодательство и не мешало нам свободно молиться и воспитывать наших детей в нашей вере. Вот и все. Наши требования были минимальны.

Идеология государства на тот момент никак с этим не могла согласиться, поэтому оно попыталось как-то нас «приструнить». Речь идет о 70-х. В этот период, слава Богу, расстрелов уже не было, хотя мою маму посадили в 1980-м, и она три года отсидела за исповедание Православия. С 1980 по 1983 – это был излет брежневской эпохи. Когда я об этом рассказываю, некоторые удивляются: «Как?! Этого не может быть!» Может.

Так что противоречия, конечно, были, но я хотел бы подчеркнуть важный момент. Мы находились в оппозиции к государственной идеологии, и в этом смысле как бы и к государству, государственной власти, но мы не находились в оппозиции к своей стране. Мы были русскими патриотами, ими и остаемся до сих пор. Когда компетентные органы вызвали меня в 1983 году и предложили забрать семью и уехать, куда хочу, я категорически отказался, потому что само предложение было для меня унизительным. Я ответил, что это мой дом, моя страна, и если им не нравится, они могут уезжать сами, а я точно никуда не уеду.

Конечно, противоречия были, но мы живем в совершенно другое время. Все поменялось. Поэтому искусственное нагнетание противоречий между Церковью и государством, на мой взгляд, непродуктивно. Нам нужно сотрудничать. У власти другие люди. Кто-то лично нам, избирателям, нравится, кто-то нет. Но у нас есть возможность выражать свои симпатии и антипатии либо во время голосования, либо в социальных сетях, можно писать книги – никто не помешает.

То, что происходит у нас в стране, очень любят сравнивать с западным опытом. Как в Европе и других странах строятся отношения Церкви и государства?

– В разных странах по-разному. Довольно распространенный способ, метод взаимоотношений – так называемая конкордатная система, когда между государством и религиозными организациями заключается письменный договор, где прописаны права и обязанности обеих сторон. На мой взгляд, это абсолютно разумно, такая система обкатана, и понемногу она начинает реализоваться и в России. Например, наша Церковь заключает договор с министерствами образования, здравоохранения и так далее. Мы медленно движемся в эту сторону. Но и здесь главное – не спешить. Нужно набирать опыт таких договорных отношений и постепенно, в рамках накопления этого опыта, развиваться. (Продолжение следует)

Записала:
Маргарита Попова

Полную версию беседы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475