А. М. Шилов: По зову души

Окончание. Начало в №№33–35 (2014)

Еще тайна для меня. Когда я работал в церквах, однажды на меня пришел донос в институт имени Сурикова. Вызывает меня завкафедрой марксизма-ленинизма и с порога начинает кричать на меня. Внешне он был похож на Хрущева: «Что, в церкви работаете?» – «Работаю. А что? Вы меня будете кормить? А вот церковь мне помогает выживать. Я занимаюсь там реставрацией. И что дальше?» – Он говорит: «Можете идти». Я закрыл дверь и ушел. Такое было, – ну, это так, пустячок.

Я с удовольствием работал в церкви, приобрел бесценный опыт.

Вы изучали опыт Васнецова, Нестерова, которые расписывали церкви?

Я много читал о них, конечно. Но не дошел до такого совершенства, как они. Работы делал более простые, ведь авторскими росписями я не занимался, а восстанавливал то, что было.

Ваш любимый сюжет?

«Положение во гроб», помню, писал. «Вознесение Христово».

Когда Вы жили в удивительном Пюхтинском монастыре, который сохранял и в советское время традиции русского монашества, что там больше всего впечатлило?

Помню, был визит Патриарха с митрополитами из Греции и с Кипра. Тогда еще Алексий II был, по-моему, митрополитом. Он тоже приехал туда, и в трапезной, помню, пел хор Пюхтицкого монастыря. В пении столько было печали, столько чувства, что выдержать это было сложно. Во время такого пения есть нельзя – это моя точка зрения. Это надо слушать всем сердцем, всей душой.

Мне очень близка там была настоятельница, настоящая верующая женщина, которая держала монастырь в таком порядке, что не стыдно было туда пригласить любых гостей. Человек – это поступок. Она была великая женщина поступка христианского. Там была еще одна изумительная женщина – матушка Георгия. Она сейчас в Иерусалиме, настоятельница женского монастыря Горненского. В нее я был просто влюблен.

Однажды они вдвоем меня повезли за 30 километров от Пюхтицкого монастыря в храм, где был настоятелем отец Василий. Я застал картину, от которой даже сейчас мурашки по телу идут. Деревенский священник, в потертой рясе, в окружении громадного количества несчастных матерей с больными детьми, в том числе в колясках, Были и больные взрослые. Святой человек! Прошел всю войну, вернулся в родные места, церковь была в руинах. Выстроил сам, своими руками сарай, сделал купол над ним и стал читать проповеди и проводить Литургии. Постепенно, постепенно, по копейкам собирал деньги, не себе в карман, я говорю, что его застал в единственной черной потертой рясе. Он свою жизнь посвятил людям и Богу, выстроил такой храм на собранные деньги… Что тут можно сказать?

Расскажите, пожалуйста, историю вот этого портрета послушницы.

Меня познакомили в одной из церквей, где я работал, с послушницей. Она приехала как раз навестить своих больных родителей. Мне очень понравилось ее лицо, которое полностью выражало ее суть. Я как-то зашел к ним, ее семья недалеко от церкви жила, увидел вот такую сцену, и меня это вдохновило, я проработал две недели, написал эту работу.

Галерея открылась в 1997 году, 31 мая. Примерно через год иду к себе в кабинет – и смотрю, сидит в прихожей священник. Я таких одухотворенных лиц не помню. Изумительное лицо, сосредоточенное состояние, прямо Серафим Саровский. Это оказался епископ Василий (Родзянко). Его дед, как всем известно, был председателем первой Государственной Думы, принимал отречение Николая II. Когда Владыке Василию было 10 лет с небольшим, вся их семья покинула Россию, революционные события надвигались.

По совету Алексия II, я сама слышала это из уст Владыки, епископ Василий (Родзянко) принес покаяние за своего деда, который встал на сторону революционеров и изменил престолу, монархии, то есть, по сути, стал клятвопреступником – Владыка Василий принес такое покаяние на могиле своего деда.

Он мне не рассказывал такие подробности. Но как только я его увидел, я загорелся душой и как художник написать его портрет. Он говорит: «Я буду позировать столько, сколько нужно». Он жил последние годы в Вашингтоне, в ранге епископа – когда умерла его жена, принял монашеский сан, жил в однокомнатной квартирке, очень скромно. Но все перекрывало состояние его души, которое выражалось через изумительное его лицо, через потрясающие глаза… И мы с ним часто встречались, когда он приезжал из Вашингтона. В течение полугода я сделал его портрет – быстрее невозможно было сделать, он здесь не жил. Когда он увидел свой портрет в готовом виде (а я показываю портрет только тогда, когда его заканчиваю, вставлю в раму, потом сажаю человека и говорю: «Говорите все, не боясь меня обидеть») он сказал так: «Я у Вас на портрете, как на Страшном Суде. Вывернули всю мою душу». Расцеловал меня.

Я так понимаю, что с людьми, портреты которых Вы писали, оставались дружны, поддерживали отношения?

Не со всеми. Кто мне близок душой. С Родзянко мы дружили, но он скоро ушел из жизни, к сожалению. «Образы Православия» за исключением одного портрета, митрополита Мефодия, находятся в галерее. Все до одного. Я это делал по зову души и по зову души художника одновременно.

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз»: http://tv-soyuz.ru/peredachi/veruyu-moskva-vypusk-ot-6-aprelya

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475