Не должны люди быть сиротами…

Есть деревни без храмов. Есть взрослые без детей и дети – без родителей. Вроде бы никакой связи, но как-то одинаково пустынно…

О происхождении Родиона Таликова знает только Бог. Долгое время, просыпаясь среди ночи на детдомовской койке, он задавал себе вопросы: Кто я? Откуда? Чей?

Позднее, отчаявшись узнать что-либо о себе, он прочитал свое личное дело и получил, наконец, исчерпывающий ответ: никто, ничей, никому не нужный, всего лишь несчастное существо.

…Однажды молодые супруги, вернувшись с покупками домой, с изумлением обнаружили в своей комнате новорожденного младенца. Вызвали милицию, и после безуспешных попыток найти родителей ребенка определили его в дом сирот. Вот и все, что знает сегодня о себе этот молодой человек, имя которому дали в детском доме, а фамилию записали тех людей, что нашли его столь странным образом и не захотели усыновить. Так ли все было или обросло легендами? Кто ответит…

Друг Родиона, воспитывавшийся вместе с ним, вспоминает, что тот никогда не играл в детские игры, не подходил к игрушкам, и вообще казался какой-то загадкой. Сам Родион отчетливо помнит, что часто ночами ему являлись бесы, то в виде собаки, то — Буратино, и он, незащищенный, безысходно плакал в своей унылой постельке. Семилетним его перевели жить и учиться в интернат, расположенный в уральском селе Абалак. Первое воспоминание о том времени — разрушенная церковь, груды мусора вокруг. Жутковато завывающий ветер… Но на этом месте вдруг пришло осознание, что люди все-таки не одни.

С тех пор маленький мальчик стал приходить к церкви — расчищал грязь, хоронил мертвых голубей. Следом прибегали безжалостные подростки, снова натаскивали мусор, оставляли на стенах обидные надписи. Однажды стало так горько, что Родион не смог сдержать слез. Долго стоял на развалинах, вздрагивая от накатывавшего озноба, пока не поднял глаза к куполу. Оттуда на него смотрели ангелы…

В школе ему дали кличку “монах” и не приняли в пионеры. Двенадцатилетним он крестился в той самой церкви, только теперь уже отстроенной и обновленной. Крестил его отец Авраам, которому суждено было на время заменить Родиону отца. Да и не только ему.

Много было в интернате провинившихся, которых частенько оставляли без ужина, а отец Авраам никогда не закрывал перед ними двери и обязательно всех кормил.

Когда Родион узнал об отъезде батюшки в далекую Одессу, снова не смог сдержать слез, на этот раз отчаянных. Спустя некоторое время школу-интернат расформировали, и Родион, не дожидаясь, пока его переведут еще куда-нибудь, ушел в Тобольск трудиться при духовной семинарии. Однажды вместе с паломниками пришла к нему радостная весть: отец Авраам опять здесь, служит на Урале! И Родион снова отправился в путь — в Екатеринбург.

Денег едва хватило доехать до Тюмени, дальше шел пешком. Стоял февраль, темнота подступала рано, на ночь приходилось сворачивать с дороги в ближайшую деревню. Родион знал: если помочь какой-нибудь одинокой старушке по хозяйству — она не выгонит. Но были и другие люди, которые спускали с цепи собак. Тогда Родион шептал спасительную Иисусову молитву…

Отец Авраам, в ту пору наместник монастыря в поселке Елизавет, принял его как родного и на какое-то время душа мальчика обрела покой: батюшка помог ему оформить документы, выписать очки, взял к себе в помощники в монастырь.

Тихо и хорошо стало в жизни: по утрам Родион разгребал во дворе снег, потом долго, усердно молился на службе. Когда подошел срок, отец Авраам благословил его в армию, и поезд повез новобранца через всю страну — во Владивосток.

В пути Родион настолько сдружился с ребятами, что стал считать их родными — все-таки свои, уральцы, земляки. Наверное поэтому, когда столкнулся с бесчинствами, стал защищать их, как братьев: бесстрашно подставлял свое худое тело, чтобы принять на себя чужие удары. Постепенно это вошло у армейцев в привычку: стоило кому-то провиниться — били Родиона.

В одну ночь, вконец измотанный, он взмолился к Богородице… На следующее утро — ни с того ни с сего — его отправили в госпиталь, а оттуда — домой. Вернувшись в Екатеринбург, Родион заказал в Иоанно-Предтеченском храме благодарственный молебен.

И стали происходить с ним чудеса. Однажды он получил огнестрельное ранение, очнулся в машине “Скорой помощи”. Боль почему-то не чувствовалась, но рубашка была тяжелой от крови. Кровь была и в подъезде, откуда его вынесли на носилках, — это запомнилось, прежде чем померкло сознание. Однако, раздев его, обескураженные хирурги никакой раны не обнаружили…

И снова Родион шел в храм, зажигал свечи, молился, благодарил.

Привелось как-то встретиться с другом, когда-то делившим с ним сиротское детство: тогда, в детстве, Родион любил его, но Руслан частенько посмеивался над ним, старался ударить по больному: то разрисует иконку, то каким-нибудь прозвищем назовет. Родион молча молился за него и однажды вдруг высказал: “Ничего, будешь и ты посещать церковь, даже служить там будешь”. И вот через много лет перед ним стоял не Руслан, а Роман — смиренный послушник православной церкви.

Любимый город Родиона — Верхотурье, там живет его крестник, мальчишка Валера, там по-особенному звучит колокольный звон и по-другому пахнет трава. Старушки, узнав о его приезде, спешат передать весть друг другу: то ли потому, что душа у парня чистая, то ли оттого, что идет молва о его прозорливости.

- Я и сам не знаю, как это бывает, — делится по-детски Родион. — Вот, например, прошлым летом… Сидели мы с Русланом, смотрели американский боевик. И вдруг я перестал видеть фильм, и что-то такое мне в голову идет, будто у американцев должно что-то случиться. Сказал об этом другу, а через месяц он звонит мне в Пермь: «Включай телевизор!» А у меня и телевизора-то нет. Спрашиваю его, что произошло, он — мне: «В Америке теракт!»

У Родиона живые черные глаза, открытая улыбка, восточный тип лица. Человек-загадка, которому ничего не надо для себя, а вот за других всегда болит сердце. Кто же он все-таки?

Родители — прочерк. День рождения — неизвестен. Место проживания в настоящем — Пермская область, приход. Служба — алтарник. Цель жизни — помогать людям, молиться за тех, кому плохо.

Сейчас Родион Таликов озабочен тем, что трудно находить транспорт, чтобы ездить по деревням, окормлять те глубинки, где нет храмов, отвозить вещи в детские дома. В очень бедственном положении Лосинская школа-интернат. Не хватает питания, одежды. Если закроют — дети останутся на произвол судьбы. Что будет с ними?

Не каждому ведь дано увидеть ангелов…

В один из хмурых ненастных дней Родион приметил на остановке подростка с рваным кульком, тому явно было некуда идти. Выяснилось, что мальчика выгнал отчим и никому на всем свете тот мальчик не нужен.

- А я знаю, что он будет очень хорошим человеком и будет верующим, — убежденно говорит Родион. — Хочу взять его под свою опеку, определить в детскую-военную школу-интернат. Буду опекать его, помогать ему, и креститься он будет вот здесь, в этой церкви.

Наш разговор идет в Иоанно — Предтеченском храме, который Родион, приезжая в Екатеринбург, всегда посещает с любовью. Он подзывает к себе бледнолицего подростка и представляет его: Зеленцов Феликс. Фамилия и имя у мальчика настоящие. Слава Богу.

Задаю Родиону несколько вопросов.

- Насколько тяжело — вот так, всю жизнь, без близких, без родного очага?

- Если человек верующий, он в семье, с братьями и сестрами, — готовно отвечает Родион. — Наша матушка — Богородица, Господь - Отец. Ночью я часто молюсь за тех, кому это непонятно, за тех, кто живет в темноте, надеется только на себя. Если бы мы все помогали друг другу — Россия бы расцвела. Не должны люди быть сиротами.

- Родион, что у тебя в жизни самое светлое и что самое трудное?

- У меня на душе светло, когда могу помочь людям, а самое тяжелое для меня — когда кто-то рядом страдает.

Прощаясь, я прошу Родиона помолиться о моих близких, а мальчик Феликс, до этого застенчиво молчавший, вдруг открывает нам свою тайну: он хочет построить храм, только, конечно, когда вырастет.

…Ну вот и связь: если сироты России будут возводить новые храмы, может быть и сирот станет меньше?

Людмила Косовская

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475