Рассказывают сотрудники центра «Независимость»

Наркологический диспансер, подростковое отделение — место моей бывшей работы. Прошел уже год, как я здесь не работаю, но, приехав к своей подруге, которая работает в этом диспансере, я встречаю в отделении тех же ребят, которые лечились здесь год назад — Алешу, Андрея, Сережу. Те же лица, те же решетки на окнах и то же ощущение, которое возникало при работе в наркологии — ощущение кружения на карусели: “Манит, манит, манит карусель, путешествие по замкнутому кругу…”. До боли знакомы все события и люди, которые встретятся наркоману по ходу кружения, которое называется лечением наркотической зависимости. Приемный покой и повторение истории своей жизни, которая будет здесь названа историей болезни. Палата и встреча с собратьями, которые знакомы как по предыдущему лечению, так и по той жизни, которая осталась за решетками больницы. Ординаторская и беседа с врачом, во время которой еще раз будут выслушаны и записаны жалобы. Затем процедуры, уколы, таблетки, которых хочется принять гораздо больше. Ведь те назначения, которые сделал врач, не помогают не думать о том, что там, на “воле” можно совсем другим способом, гораздо быстрее и лучше, снять эту ненавистную ломку, а то, как снимают ее здесь, — это все ерунда. Вот если бы уснуть на несколько суток, а потом проснуться здоровым, да еще бы раз и навсегда забыть о наркотиках, как бы умереть прежнему и воскреснуть новому. Но при этом, чтобы весь процесс умирания наркомана и воскрешения здорового, трезвого и счастливого человека обеспечили врачи, психологи и их усилия. Ведь наркоман готов на все, делайте же все за него, он готов, чтобы персонал честно и качественно поработал на него, ведь для этого и создана наркологическая служба. И хорошо, если бы потом еще дали гарантию, обязательно стопроцентную, что, уснув с помощью лекарств, а затем проснувшись, человек больше не будет колоться никогда, а будет жить “как все нормальные люди”.

Но ничего этого в больнице не происходит, как впрочем, и в жизни. И очень часто через неделю с момента начала лечения пациенты диспансера пишут “отказные” или просто сбегают, легко преодолевая решетки на окнах и закрытые двери. Было бы желание… А если человек все-таки остается в больнице и проходит весь курс — 28 дней, то очень часто перед выпиской он приходит к психологу — той самой моей подруге, как раньше приходил и ко мне — я тоже работала в этой больнице психологом, и говорит: “А дальше что? Я боюсь себя и жизни. Я не знаю, что делать дальше. Здесь я чувствовал себя более-менее защищенным, но там, “на воле”, я снова встречусь со своей прежней жизнью. Я точно знаю, что я чуть-чуть изменился, а жизнь осталась прежней. И в ней есть мои прежние друзья, которые по-прежнему употребляют наркотики. Скорее всего, они предложат мне уколоться, и я не уверен, что смогу отказать. Ведь прошло слишком мало времени, и я еще очень слаб. Сорваться легко, а жить трезвым трудно”.

И он, конечно, прав. За тот срок, который он был в больнице, добрую половину времени он употреблял препараты, которые гасили не только желание уколоться, но и вообще все желания, в том числе и думать. А в оставшееся время он мог что-то изменить в своем мировоззрении. Он мог этим заниматься самостоятельно, а мог посещать психолога — дело добровольное. И чтобы за это время ни говорилось и ни думалось, проверить свою трезвость по жизни в условиях больницы невозможно.

Мы говорили им, что здесь, в больнице, был проведен только самый первый этап помощи, что необходимо продолжать работу по преодолению зависимости, что необходимо делать то-то и то-то ему самому, а что-то в этой работе мы можем продолжать делать вместе, но для этого необходимы встречи. Человек слушал, кивал, соглашался, а в глазах была тоска. Он знал, какие еще встречи могут быть в его жизни — в подъезде собственного дома, в семье, где угодно. И именно к этим встречам он был еще совершенно не готов.

Я понимала, о чем человек тревожится, как он незащищен, что его ждет после выписки, как понимала и то, что работу, зависящую от меня, я делала честно. Но защита своей совести различными психологическими заморочками, типа “психолог — не Бог”, оказалась уязвимой. И я поняла эту уязвимость именно в том, что самыми разными психологическими знаниями и методами я ничего не могу сделать на “территории” Бога. Но просить Его помощи в своей работе мне необходимо.

И передо мной встали вопросы, которые возникают в жизни и у других людей при осознании своей немощи — с чего начинать свой путь к Богу, к кому обращаться с вопросами, что читать, как выбрать храм, как встретить духовного наставника, как избежать ошибок и т. д.

Словом, я озадачилась. То, что происходило в моей жизни потом, я встречала с удивлением и радостью, а еще с долей недоверия: “Неужели такое бывает?”. Прошло два года с того времени, и оглядываясь на пройденный путь, я с благодарностью думаю:

“Спасибо, Господи, что так бывает”.

А что произошло? Если придерживаться хронологического порядка, то происходили следующие события. Все та же моя подруга, придя однажды на работу, рассказала, что в ее “доме поселился удивительный сосед”. Он зашел к ней позвонить, представился отцом Александром — диаконом нашей городской церкви (я жила тогда в другом городе). Она поделилась с ним трудностями, которые встречаются в нашей с ней работе. И услышала те добрые напутствия, которые желает услышать человек в трудные минуты. И слова утешения, и направления движения. Спустя некоторое время я оказалась в гостях у подруги, и в это время “случайно” снова зашел сосед. Был замечательный вечер наших вопросов и ответов отца Александра, в результате чего количество вопросов выросло в геометрической прогрессии.

Спустя месяц после этого разговора наш главный врач отправил нас с подругой в Уральскую медицинскую академию на кафедру “Психологии” для прохождения специализации. Заведует этой кафедрой Вогулкин Сергей Евгеньевич, доктор медицинских наук, профессор и настоятель больничного храма Пророка Илии. Стоит ли говорить, как важна была для нас возможность познакомиться с православными взглядами на медицинскую и психологическую помощь. Конечно, курс православной медицины и психологии не входил в учебную программу, но мы не могли упустить возможности в получении тех знаний, которые настойчиво просились как недостающее, но жизненно необходимое звено в мировоззрении православного человека, работающего психологом. Специализация была успешной. За это время я первый раз в жизни исповедалась и причастилась, а также пришла в храм Святого Великомученика Пантелеимона. При выборе храма я руководствовалась безукоризненным, на мой взгляд, аргументом: куда еще может идти человек, работающий психологом — только в Храм “в психушке”, самое место. Поясню, что хотя я жила в другом городе, моя семья — муж и сын, жили в Екатеринбурге. Приезжая к ним на выходные, выходила на ближайшей остановке в городе — “Чапаевской”. До храма 5 минут ходьбы, а со службы меня забирал муж. Так и ездила полгода на выходные дни, пока однажды священник Храма отец Евгений Попиченко не познакомил меня с Корольковой Ингой Владиленовной, руководителем молодежной организации “Независимость”. При знакомстве выяснилось, что наши взгляды на проблему оказания помощи людям, употребляющим наркотики, совпадают. И далее последовали мой переезд в Екатеринбург. С момента знакомства с Ингой Владиленовной в храме до начала работы психологом в “Независимости” прошло полгода. За эти полгода были решены все бытовые проблемы, связанные с переездом из одного города в другой. Начиная с продажи квартиры в моем городе и заканчивая покупкой квартиры в Екатеринбурге, меня не оставляло ощущение, что я являюсь исполнителем замечательно продуманного плана: все временные и материальные проблемы разрешались с точностью до дней и рублей. Просто перед тем, как начать исполнять этот план, мы с мужем обвенчались и попросили благословение на переезд. И вот у меня новая жизнь в другом городе. Новое место работы — региональная молодежная общественная организация “Независимость”. Должность та же -психолог. И работаю я с теми же ребятами, с которыми работала и раньше, — с наркоманами. Что же изменилось? Я, может быть, просто пересела на другую карусель? К счастью, нет. Внешне многое осталось похожим. Я так же веду консультативные приемы, на которые приходят чаще всего мамы и чаще всего с сыновьями. А еще раз в неделю на два дня я уезжаю в реабилитационный центр, где в 50 км от города живут наши … нет не пациенты, скорее воспитанники или подопечные. Ребята, которые проходят курс реабилитации. И когда по окончании курса они “выписываются” домой, я не слышу тоскливого и обреченного вопроса: “А дальше что?”. Того страха, который чувствовали пациенты наркологии, после четырехнедельного курса лечения, я не наблюдаю. Конечно, есть тревога, жизненная и очень понятная и мне, и им самим. Но у тех, кто покидает центр, есть достаточно четкое представление о том, как жить дальше. А главное, у них есть опыт новой жизни, который они приобрели, находясь в центре.

Пора подробнее рассказать и о центре, и об организации «Независимость». Создана она была в сентябре 1999 г. Ее организаторы поставили перед собой цель: помогать молодым людям, употребляющим наркотики, избавляться от зависимости. И создали для этого следующие условия:

1. При организации существует реабилитационный центр. Очень важно, что центр достаточно удален от города — 50 км. Сама возможность уехать подальше от места соблазнов воспринимается ребятами с радостью. Этот первый шаг, связанный с отдаленностью от города, друзей-наркоманов и семьи, по сути, первый реальный поступок, который делает наркоман по направлению к другой жизни. Это место воспринимается ими как «экологически чистая зона» — зона, свободная и защищенная от наркотиков. Кроме того, сам центр — это бывшая база отдыха — находится в лесу. И сама природа, и условия жизни в маленьких домиках с печным отоплением представляют собой разительный контраст с городской жизнью. Конечно, все это внешние, но, тем не менее, очень благоприятные факторы, которые способствуют на первых порах острее прочувствовать перемены, связанные с решением изменить свою жизнь. Возможно, в самом человеке перемены еще не наступили в первые дни, но вокруг резко меняется все, как бы подтверждая, что «вагончик тронулся -перрон останется».

2. В центре ребятам оказывается духовная помощь. Общение со священником, исповедь, чтение духовной литературы, поездки в храм на причастие, вечерние и утренние молитвы, посты — все, что для верующего и воцерковленного человека является нормой жизни, для ребят является изучением духовной азбуки. Для многих из них такая духовная работа, в том числе и самостоятельная, была неизвестна не только по форме, но и по содержанию. Ведь каждый, кто в зрелом возрасте впервые исповедался, знает, какой это внутренний труд.

3. Психологическая помощь — это грядка моей деятельности. Одна из многих на этой ниве возрождения. Приезжая в центр на два дня в неделю, я занята тем же делом, что делала и в наркологии: в группе и индивидуально с каждым распутываем клубки психологических проблем.

4. Особое место в жизни выздоравливающего человека занимает восстановление способности к «нормальному» общению с окружающими людьми. А когда это общение происходит не в состоянии праздности, а в совместной деятельности, которая к тому же направлена на себя, забытого — затопить печь в доме, приготовить обед, принести воды, работы хватает — то это и есть не что иное, как социальная реабилитация. Вернее, ее первый этап. Пройдут три-четыре месяца, и можно будет при условии успешной реабилитации переходить к следующему этапу социальной реабилитации, т.е. к трудовой деятельности в городе. Помощь в трудоустройстве возможна.

5. А пока жизнь на базе идет своим чередом, по правилам внутреннего распорядка, родителям ребят эту же работу по преодолению зависимости, но только не от наркотиков, а от собственного ребенка, предлагается проделать без отрыва от производства. Как духовная, так и психологическая помощь предлагается всем родителям. Иногда родители оказываются более нерадивыми работниками на этом поприще, чем их собственные дети. Бывает. Поскольку организация наша на сегодняшний день общественная, то материальные затраты по содержанию детей в центре, к сожалению, несут родители. Сожаления по этому поводу немало по многим причинам: не во всех семьях есть для этого средства, а мы при всем нашем желании, по причине нашей общественной деятельности, не имеем возможности заниматься благотворительностью. Но большее сожаление вызывает тот факт, что пока у нас еще нет таких условий, при которых ребята имели бы возможность зарабатывать себе на реабилитацию сами. И в заключение мне хочется передать слово самим ребятам. Им есть что сказать.

О. БАТАЛОВА,
психолог

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475