У нас храм — мы счастливы!

Маленькая ладошка тянется к иконе. Девчоночка столь мала, что не достает до образа Пресвятой Богородицы. А надо обойти весь храм и у всех святых попросить помощи. Этому старшие научили. Здесь, в храме Святителя Николая.

Храм-то сам тоже маленький — по понятиям городским. Но на то он и домовый. Пока. Бывший детский сад на Ереванской улице дал приют для общины, которая намеревается восстановить церковное служение на старом Никольском кладбище, что на улице Софьи Перовской. Само кладбище закрыто еще до войны, но кто знает, ведь души-то во благих водворятся, и память их в род и род…

Это уже бабули знают. Как только здесь зазвучала молитва священника, они пришли и радуются теперь безмерно, что не надо биться в автобусных войнах и мерзнуть в ожидании единственной в этом микрорайоне “33-й” маршрутки, чтобы успеть к Божественной Литургии в каком-либо из почтенных храмов в центре города. И не только поэтому.

— Родилась я в России, а сюда приехала из Туркмении — за три года до распада Советского Союза, — рассказывает о себе Татьяна Ивановна Дюмаева. — Мама была старенькая, я ее сопровождала в храм. Сама работала на “руководящей” работе, поэтому крест на груди носить не могла, но он был со мной всегда. В душе верила. Внуков своих крестила, как только им исполнялось по сорок дней. Я не старая, мне только семьдесят лет. Вера в Господа дает мне все. Стала сейчас чувствовать себя гораздо лучше, стала более спокойная.

Я раньше ходила в Вознесенскую церковь. Сюда придешь — душа тихая! Конечно, мы еще не достойны, мы еще не вымолили, не так сильно осознали помощь Господа…

Татьяна Ефимовна Белова родилась на Урале, в городе нашем живет около сорока лет:

— Город хороший, люди хорошие. А какая у нас теперь церковь! Ой, хорошая! Приходишь, какая бы ни больная — здесь выздоровеешь. Мне восемьдесят три года. Я болею. Утром встала — не могу, а думаю: все равно я должна пойти в храм. Сейчас на ногах. Приду домой — я здорова. Я пришла к Господу — прошу, с молитвой. Только этим живу. И людям помогаю.

Если не верит человек в Бога — это горе невозможное! Что такое наказание Божие? Господь отнимет все, если не будет молиться человек. Он заблудится, его Господь бросит с попечения. Будет только облик человеческий, но душу его бросит Господь! Надо молиться — день и ночь! Есть минутка свободная — успевай!

Так что, моя дорогая, у нас — храм, мы — счастливые!

***

Иерей отец Петр Соботюк служит в сане священника десять лет. Семь — в Красноуфимске, два года в Орловской области, восемь месяцев в храме Святителя Николая. Сегодня его паства — бабушки да дети. Печалится, что молодежь пока не приходит:

— Молодежь в большие храмы, к колоколам тянется. А здесь, в домовом храме, тоже ведь все Таинства совершаются. Господь сказал: “Собираются двое Меня ради — там и Я с ними”.

Женщина пришла в Пасхальную ночь в наш храм, отстояла полную службу. До этого она не могла зачать дитя. Сейчас она его ожидает. Чудо-то может быть хоть каждый день — по искренней вере. Бог от нас не отходит, даже если мы первыми от него откажемся, Он ждет нашего покаяния и возвращения, как отец ждет возвращения блудного сына.

Святыня наша — икона, которую мне матушки из женского монастыря, что в подмосковном Александрове, благословили, — икона с частицей мощей Святителя Николая.

По благословению Владыки я посещаю линейный округ милиции. Сначала смотрели, как на чужого. Но сегодня там понимают, что, если они охраняют мир и порядок, то мы охраняем души человеческие, ведем их к спасению.

…Ко Господу я пришел в детстве. Отец пел на церковном клиросе, с младенчества помню себя рядом с ним. Отец говорил: «Смотри в книжку, как батюшка, будешь священником». Вот я и выполнил его наказ.

Я родился и жил в деревне на Западной Украине. А там не боялись ходить в церковь во все времена. Хотели как-то закрыть храм, люди сбежались, сказали председателю: «Не пойдем на работу». Храм не закрыли.

Один день служения — и чья-то душа спасена. О ком-то милость Божия состоялась. Через нас, грешных, неуверенных даже в том, что мы достойны внимания Господа.

Отец Петр в день нашей встречи с ним в проповеди говорил простейшие, казалось бы, слова — о сеятеле, о хорошей и плохой земле и семени, которое должна бы земля принять… Должна бы. Да очень по-разному принимает. Потому что по-разному хозяин ее готовит. А это ведь единственное, что требует Господь, — готовить землю-сердце. “Мы должны трудиться на этой земле, чтобы Господь милосердый увидел наши искренние труды, чтобы Он помог нам войти в Царствие Небесное, — говорил батюшка. — Если мы будем злые, если мы не сможем простить друг другу, Господь и нам не простит никогда. Будем сеять добрые дела на земле, каяться в своих грехах и молиться за родных, чтобы они пришли к покаянию. Чтобы было что жать по смерти нашей”. Для Царствия Небесного и вечного покоя.

***

Прежде чем встретиться с иереем храма Всех Святых отцом Евгением Зыряновым, я пришла на Никольское кладбище — по первому снегу, который-то и спасал (в некотором смысле) от видения тягостного. Даже на центральной аллее не было ни одной могилки, на которой не отметились пакостники. Скажите, кому помешал Норвилас Андрюс Прано после успения своего в 1987 году, или неизвестный “И.Ф.”, умерший в 1962-м, и многие другие, чьи фаянсовые портреты зачастую вместе с именными табличками сожжены, вытравлены, сбиты? Спасет ли кладбище солидная решетка, которую сегодня начали устанавливать рабочие по инициативе администрации Железнодорожного района? Ведь, “оно у нас на последнем месте” — в смысле благоустроения — это я услышала от городского чина, непосредственно руководящего в городе организацией “ритуальных услуг”. “Мы ничего там не делаем. У кладбища нет директора, только полставки выделено — на рабочего”.

Конечно, наши российские погосты по большей части не “приспособлены” для современной механизированной уборки. Но чтобы сохранять память всех здесь от века усопших христиан, не механизмы ведь нужны. Память живая нужна.

Я и спросила об этом батюшку Евгения: что совершается с душой, которая способна подвигнуть человека к осквернению мест нашего упокоения?

— На Никольском кладбище я бываю раз в год. Почему? Боязно там ходить, на самом деле! Сам Господь говорит: “Не ведают, что творят”. В них бушует то сознание нечистой силы, которое предуготовляет их будущее. Не только им, но и их будущим поколениям, которые тоже будут страдать. За то, что натворил я — отец, я — дед…

— Но если кто-либо из них решится на покаяние — что он должен делать?

— Принести чистосердечное покаяние. Разбойник на кресте в единочасье покаялся перед Иисусом в своих грехах: “Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем”. Через чистосердечное раскаяние, очистив душу, показав нам пример покаяния. Ведь не тот спасется, кто бесконечно говорит “Господи! Господи!”.

Есть благоговейные люди, которые чтут своих предков. Они бы всей душой рады что-то сделать, но они, как и я, грешник, боятся сюда ходить часто; летом, в родительский день, а зимой — Боже упаси! Из-за того, чтобы избежать инцидентов. А если будет у нас на Никольском кладбище храм, и мы будем освящать могилки, я думаю, всяк христианин будет рад прийти и отслужить литию. С верой и с молитвой. Ведь благодать на этих могилах чувствуется!

— Раньше кладбища имели покровителей, попечительские советы.

— Попечение, забота, исходящие, по возможности, из тех сил человеческих, которые мы имеем. Сил душевных и телесных…

Отец Евгений начал “официально” свое служение Церкви 10 мая 1948 года одиннадцати лет от роду. К пятнадцати годам знал Устав в совершенстве — от “аще положено” до “аще изволит настоятель”. В 1962 году его заставляли отречься от Бога, даже под стражу брали. Но он-то был воспитанником монашествующих прежнего Ново-Тихвинского монастыря! Он их хоронил, и до сих пор ухаживает за могилками монахинь, покоящихся на Никольском кладбище.

— Старшее поколение, особенно духовенство должно показать пример покаяния, как нужно блюсти законы нашей Церкви, как блюсти продиктованные Святым Духом Апостольские правила, от которых мы не должны отступать ни на долю.

Церковь нас призывает: Со страхом Божиим и с верою приступите! Это ведь не о страхе темноты. А о страхе — от веры… потому что от Бога-то ничего не утаишь — ни мысли, ни дела, ни планы на будущее (яко исчезает дым, да исчезнут…). Если мы будем это помнить, с крестом и молитвой нам будет все нипочем.

…Там, где сейчас Птичий рынок, раньше был великолепный Никольский храм из красного кирпича (который, к слову, потом пошел на строительство кинотеатра “Сталь” — Р. И.). А при входе на кладбище, о котором мы говорим, по левую руку, была деревянная часовня во имя Святителя Николая, ее посещали и поддерживали прихожане Никольского храма (она и была приписана к нему). В ней был чудесный образ Святителя. Была “двадцатка”, председателем (старостой) которой была Любовь Петровна Суковаткина. Последние священнослужители — священник отец Николай и иеродиакон Прокопий.

Часовню закрыли в начале войны (храмы ведь в конце войны начали открывать, а в начале — закрывали). Отца Николая посадили, отец Прокопий умер. Любовь Петровна умерла в 60-м году. Она была моя родственница.

В 1937 году, по рождении, отец Николай, который служил в часовне, крестил меня. Был декабрь, и было очень холодно, поэтому крестили дома.

Это место раньше называлось — “за рекой”, “за прудом”. Здесь и улица Нагорная была с визовскими домами. И народ на кладбище больше визовский похоронен…

Отец Евгений из тех батюшек, которые трепетно относятся к сокровенной жизни Русской Православной Церкви, от бытия в ней христианской личности до общественного служения. Деятельное сострадание к тому, что само пока под спудом — десятилетий страха, инерции, духовного сиротства… но что уже поднимается, восстанавливается в наших душах. Это от воспитания в Церкви Божией. Он богатый — памятью о самом главном. Я видела, как с ним говорят молодые в храме. Не просто уважительно. Так с отцом говорят — в русских домах. О том самом — о главном. А истоки того, к чему молодые тянутся, — в Крещении, в жизни по Евангелию. Батюшка на прощание сказал, что если попечительский совет будет у дорогого ему Никольского кладбища, если церковь там будет строиться, он-то уж обязательно помогать будет. Всем, что имеет. А у него главное есть — молитва о нас.

На Никольском кладбище не только жители визовских поселков похоронены. Воины Великой Отечественной войны, умершие в госпитале, который располагался в гостинице “Мадрид”, тоже нашли покой в этой земле. И сегодня принимает кладбище родственников прежде здесь похороненных… Только разрешается это кладбищенским начальством при условии — захоронение должно быть в урнах. А это означает, что умершие должны быть преданы кремации — языческому ритуалу, на который не благословляет Православная Церковь. Пришло время это учитывать. Иначе ритуальные услуги превращаются в ритуальное бесчинство.

На Никольском кладбище сегодня тихо. И все просит здесь молитвы. Души ушедших и души приходящих. Как быть?…

Раиса Ильина

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475