«Благословите, батюшка». О православном детском приюте в г. Верещагине Пермской области

Приемлю, принимаю, объемлю, поддерживаю — так в Православной Руси называлось одно из богоугодных дел, которым христиане свидетельствовали свою причастность ко Господу.

Община Православной церкви во имя св. Благоверного князя Александра Невского (что в городе Верещагине Пермской области) вместе с настоятелем иереем Борисом Кицко воспитывает в детском приюте во имя Святителя Лазаря 28 детей, которые были не нужны родителям и государству.

Наш корреспондент побывала в приюте, встретилась с детьми, воспитателями и батюшками, молитвами и попечением которых приют живет.

Настоятель храма отец Борис Кицко, воистину духовный отец приюта, рассказал о жизни своих воспитанников.

— Наш приют организован в 1995 году. Как пришло решение открыть приют? — Время после перестройки, нестабильность в стране, брошенные дети. Возле нашего храма стояли по 12 — 18 детей, прося милостыню. А сколько их еще бегало на улицах!…

Вот тогда мы и решили на приходском собрании нашем — открыть приют для детей-сирот, обездоленных детей. Нам передали власти заброшенное здание бывшей школы недалеко от города — 12 километров, в деревне. Общими силами восстановили это здание и открыли в нем приют.

Делалось все это с большим трудом. Многие люди не понимали, считали, что, если Церковь берет на воспитание детей, то обязательно дети станут фанатиками, будут ненормальными людьми в дальнейшем, что многие из этих детей сразу станут монахами.

До сих пор многие называют нас — кто-то любя, кто-то неразумением — детским монастырем.

— Как попал к вам первый ребенок?

— Первая девочка попала к нам из городского приюта — она была больная (порок сердца), ее никто не удочерял, не оформлял на нее опекунства. Власти, видя, что ребенок никому не нужен, решили попробовать — как ей будет у нас? Понравится ли ей у нас? Девочка ехала к нам со слезами. Но, прожив у нас неделю, сказала, что никогда не уедет отсюда.

В нашем приюте живут разные дети. Маше — было 25 дней, когда ее принесла и оставила у нас мать. Сейчас ей три года, мы удочерили ее своей семьей, она живет вместе с нами.

В приюте есть дети, родители которых лишены родительских прав, сироты, у которых нет родителей, есть дети из благополучных семей, которые сами приехали к нам на каникулы, погостили летом и решили остаться здесь жить.

Но есть дети, которых мы берем на время. Есть у нас мальчик Кирилл — тринадцати лет. Все друзья у него дома в Перми — наркоманы. Что остается мальчишке, которому парни сказали: или плати нам деньги (у твоего отца есть деньги), или мы посадим тебя на иглу. Конечно, когда он обратился к нам, мы не смогли отказать.

Самый маленький у нас Иван (ему годик). Власти изъяли ребенка из семьи после того, как мать в течение недели не появлялась домой — грудной ребенок лежал в сырых пеленках, голодный, обессиленный, не мог уже кричать.

Девочку Дашу мать семи месяцев оставила в больнице. Девочка нуждается в медицинской помощи. У нее страшный диатез. Мы, имея большое подсобное хозяйство, надеемся, что сможем помочь этому ребенку. Специально для Даши куплена коза, потому что она может пить только козье молоко и есть пищу, приготовленную на козьем молоке. К ней приставлены лучшие наши монахини, которые ухаживают за ней, воспитывают ее.

Восьмилетнюю девочку нашли на помойке. Начиная с весны по глубокую осень, пока не выпал снег, девочка жила на помойке, питаясь отходами, которые привозили мусорные машины. Об этом ребенке не знали власти — до тех пор пока сердобольный водитель мусорной машины не привез эту девочку в Управление образования и не сказал: «Ваш ребенок живет на помойке, и никто из вас там не появился!»

Эту девочку мы взяли к себе, она прожила у нас год, мы нашли для нее хорошую семью в нашем районе, куда ее взяли на опекунство. Теперь она вместе со своим братом и старшей сестрой живет в порядочной, дружной семье.

Есть в приюте и врачи, которые следят за состоянием детишек.

Это врачи, которые приехали сюда по зову сердца. Они живут вместе с детьми, воспитывают их.

Чем отличается наш приют от государственных детских домов? — В детский дом приходят на работу. Отработал человек смену, и ушел домой. Его не интересует дальше судьба ребенка. Дети там получают все готовое. Готовая пища, чистая одежда. За них постирают, погладят, приберут. Своих детей мы воспитываем как в большой семье.

Мы держим скот — лошадей, коров, коз, кур, уток, гусей, цесарок, у нас своя пасека. Когда дети уйдут от нас, когда они вырастут, они смогут вырастить что-то в своем огороде, поднять скотинку. Ведь дети охотно учатся этому — садят с нами в огороде, делают прополку, охотно убирают урожай. Я им говорю: помните пословицу — как потопаешь, то и полопаешь. Сегодня посадим, а осень и зиму этим и жить будем. Поэтому они охотно исполняют тот труд, который мы на них возлагаем.

— Есть в приюте дети, которые понятие-то — хозяйство — открыли лишь у вас?

— Конечно. Это, как правило, городские дети, которые попадают к нам с рынков, из подвалов.

Наши монахини, которые живут вместе с детьми, постоянно с ними, и дети чувствуют себя не как в детском доме с казенными отношениями, а — в большой многодетной семье.

— Как они называют своих старших?

— У нас принято называть либо матушкой, либо — мать Надежда, мать Пелагия…

— Дети понимают, что они живут не в простом приюте, а в приюте православной общины? Отделяют ли они людей, которые им помогают — общинных, от иных?

— Наши дети понимают, что их воспитанием занимаются монахини. Как начинается их воцерковление? Ребенок, попадая к нам, слышит утренние и вечерние молитвы, он слышит молитвы перед завтраком и после него, до обеда и после обеда, перед ужином и после. Потихоньку привыкает, начинает молиться сам. Это не значит, что над ним совершается насилие. Ребенок сам делает то, что ему нравится.

— А в цирке-то они бывают?

— Да. Каждые каникулы мы вывозим детей в город, в цирк, в сад им. Горького — покататься на каруселях, покачаться на качелях… Бываем мы и в музеях. Наши дети ездят в Москву, по монастырям… Можно было бы еще больше устроить досуг детей, но все упирается в финансирование…

— Батюшка, сколько лет вашим старшим детям?

— Самым старшим по 15 лет. Мальчик воспитывается с 11 лет, другие с нами два года.

— Они пришли к вам, имея за спиной самый страшный, пожалуй, опыт — равнодушия к ним людей. Как происходит преодоление ощущения, что их предали, и рождается вера, что есть другие люди, которые пребывают в любви к ним? Начинается ли их доверие к миру? Как меняется их душевное, духовное состояние?

— Конечно, тем детям, которые прошли через мир, который не принял их, — очень тяжело. Но когда они видят любовь, с которой за ними ухаживают монахини, видят терпение… конечно, сердце детское оттаивает. Был случай, когда мальчишка, привезенный к нам, ругался матом и говорил: «Я и три дня у вас тут не останусь! Если вы меня закроете, выбью окно и убегу!» Проходит неделя, этот ребенок, выбегая мне на встречу как священнику, встречал меня словами: «Батюшка, благословите!»

Ребенок не рождается негодяем. Он становится порой от жизни таковым. И здесь наши дети, видя доброту нашу, становятся подобными. И, конечно, чувствуется их благодарность к тем людям, которые, занимаясь их воспитанием, живут вместе с ними, радуясь и скорбя вместе с ними.

— Как происходит общение с государственными органами образования и попечительства? Как они относятся к приюту и его детям?

— Большинство людей чисто по-человечески поддержива ет нас. Но есть люди, облеченные властью, в том числе и в Управлении образования, в Департаменте образования нашей области, которые не понимают нас, которые делали многие попытки, чтобы закрыть наш приют, забрать детей в детские дома. Есть среди них и такие, что говорят: а зачем дети живут у вас? Есть детские дома, пусть они там воспитываются. Одна дама даже сказала: «Для них я, а не вы, батюшка — самая главная мама! У меня все дети на учете в компьютере!»

То есть, сама она и указала на то, какая она всем обездоленным «мама»… — Мне хотелось бы еще раз напомнить нашим власть предержащим, что мы делаем одно с ними дело -воспитывая детей.

— Когда говорят об опасениях по поводу перспектив детей, которых берет на воспитание православный приют, аргументы бывают и такие: это — будущие монахи, будущие фанатики, почему-то соединяя монашество и фанатизм, хотя последнее -внецерковное качество. Какие перспективы возможны у детей, которых вы окормляете?

— Два наших мальчика учатся сейчас в техникуме, живя в приюте. Будем и дальше наших детей поддерживать. Пожелают идти в институт — постараемся помочь, захочет девушка выйти замуж — мы и ее не оставим, захочет парень жениться — Бог в помощь! Нам, верующим людям, порой бывает даже легче помочь нашим детям. Ведь в нашей среде есть много одиноких стариков. Даже сейчас наши прихожане, одинокие люди, просят: «Батюшка, дайте кого-нибудь, чтобы кто-то жил у нас, чтобы кто-то ухаживал за мной, доглядел мою старость. А я оставлю ему все». Это — тоже будущее наших детей. Многие просят наших воспитанников погостить на каникулах. Я думаю, что дети наши не будут оставлены.

… Мы открыты для всех. Любой представитель власти может приехать в приют в любой день, чтобы увидеть, чем живем, чем дышим, чем кормим детей, как они содержатся.

— Поскольку у вас дети разного возраста и они приобщаются к Православной традиции, существует проблема образования. Мир церковный и мир нецерковный имеют каждый свою цель образования (как сказал один хороший батюшка, образование — это преображение детей в лике Господа, преображение их души, для того чтобы они видели, что они — дети Божьи). Законодатель наш не осознает это как проблему, и предлагает православным родителям, попечителям отдавать детей в государственные школы.

— Пока еще у нас не было особой проблемы с этим. Наши девочки воспитываются отдельно от мальчиков в специальном приюте. Девочки — в Гаревском приюте, мальчики — в Зюкайском. Это практика Русской Православной Церкви еще с царского времени.

— Это связано с психо-физиологическими особенностями развития ребенка? Наверное, смысл в том, что Церковь просто и ясно осознает, для чего воспитываются мальчики и девочки? Есть отличие в том, как сегодня общаются между собой ваши воспитанники и неприютские дети?

— Разница велика. Даже учителя мне говорят: ваши дети отличаются от тех, кто живет в миру. Наши дети дружат между собой чистой дружбой, основанной, прежде всего, чистой любовью. Чего я не могу сказать о детях, которые вне ограды Церкви. Потому что телевидение, пресса, да и сами учителя порой подводят их к тому, что у детей рано начинают созревать поло-возрастные функции организма, они рано начинают интересоваться этой стороной жизни, и дружба сводится к плотской любви. На церковном языке это называется блудом.

— Думаете ли вы об организации своей школы при общине, куда дети могут ходить со спокойной душой?

— Конечно, думаем. Для этого необходимо, чтобы было как можно больше православных людей-единомышленников, особенно учителей, которые могли бы работать в школе. Потому что если это будут неправославные люди, пользы от школы будет мало.

— То есть, они сами будут раздваиваться, и детей вводить в искушение.

— Да. Дети легко чувствуют раздвоенность взрослых.

— А сейчас, когда они приходят в обычную школу, как их встречают обычные школьники?

— Нормально. Многие стараются нашим детям помочь. Был такой случай: я заметил — наш мальчишка задира стал драться с другим, не нашим; и когда тот, более сильный, стал побеждать, товарищ победителя закричал: «Не бей! Не бей его! Это церковный!» Даже из этого видно, что дети понимают: приютские — не домашние, они все равно лишены родительского тепла.

— Но покров-то Богородицы над ними уже есть.

— Конечно!

Раиса Ильина
Екатеринбург

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475