Почему при Рождестве Христовом явилась звезда?

Из знамений, сопровождавших рождение Спасителя, появление на небе особой звезды можно назвать самым характерным, насколько таким было помрачение солнца при распятии Спасителя (таковым пророчески признал это последнее знамение еще Захария-14, 7).Замечательно, что в тропаре Рождеству Христову говорится только о звезде волхвов. А в тропаре всегда выражается вся суть празднуемого события, весь смысл, цель и значение его, указывается главная и средоточная сторона этого события. И так как тропари и кондаки — древнейшие из праздничных песнопений и потому могут служить выразителями взгляда древней церкви на сущность евангельских событий, то, следовательно, по древнему церковному воззрению самый характерный эпизод Рождества Христова составляет именно появление звезды Новорожденного.

Появление звезды при рождении как будто подтвердило правоту астрологии, тогдашними представителями которой были открывшие на небе звезду Мессии волхвы, правоту идей, которые не только наука, но и так называемый здравый человеческий смысл считают окончательно неверными. Вследствие этого евангельский рассказ о рождественской звезде (записанный только у ев. Матфея) всегда ставил богословов в затруднение, а отрицательной науке давал орудие против достоверности евангельской истории. Между прочим говорили, что рассказ этот хочет объяснить магическую силу чудотворения в Христе (Эйшаль).

Известно, как богословская наука пытается устранить порождаемую этим евангельским повествованием трудность. Говорят, что Бог в данном случае также направил к благим целям заблуждения волхвов, как Он направляет к благу грехи наши. В этом действии Промысла усматривают снисхождение Божие к слабости человеческой. «Как часто Бог снисходил не только к чувствам и мыслям людей, но даже к их слабостям и предрассудкам!» (Гаманн). «Cуeверие часто прокладывает путь к вере» (Неандер).

Но это было бы снисхождение к вредной слабости.

Сомнительно, чтобы Вифлеемская звезда появилась на небе только ради волхвов, для приведения их в Иудею. Одинаково трудно предположить, чтобы Бог сотворил для этой цели новую звезду, как и то, чтобы Он воспользовался в данном случае какой-либо из существовавших звезд, сообщив ей особенное движение и блеск.

В царстве благодати еще менее, чем в царстве природы, возможны случайность и произвол. Если при рождении Спасителя на земле появилась на небе особая звезда, то она должна была появиться и не могла не появиться. Появление ее вызвано с такою же необходимостью — рождением Спасителя, с каким вообще причина вызывает следствие. Притом говорить, что звезда появилась только для волхвов, чтобы, сообразно их астрологическим воззрениям, указать им Новорожденного Мессию, говорить это — значит, умалять все неизмеримое величие этого эпизода рождества Христова, взятого самим по себе.

Из обстоятельств, сопровождавших рождество Христово, ни одно столько не говорит нашему сердцу и уму, как это, если взять его во всей евангельской чистоте, т. е. не затемненным и не ослабленным мудрствованиями богословов (о цели и смысле появления звезды). В самом звездном миpе рождение Спасителя производит какую-то перемену, уловленную в свое время зорким глазом специалистов. Происшедшее неощутимо для земли, на которой оно имело место, рождество Христово было почувствовано небом, от которого оно было так удалено, совершенно подобно тому, как принятое равнодушно людьми оно было восторженно прославлено ангелами.

Восточные маги в своих ожиданиях звезды пред рождением великого Царя в Иудее были далеко не одиноки. Что подобные мнения не были чужды и современному им иудейству, на это, как давно замечено учеными, указывает принятое на себя одним лжемессией апостольского времени прозвание «Баркохбы» (сын звезды). Есть и прямые свидетельства, что вообще чуждое, если не прямо враждебное астрологии (раввины говорили, что астрологи не обладают знанием закона, что кто научится хоть чему-нибудь от волхва, заслуживает смерти), иудейское богословие ожидало пред пришествием Мессии появления звезды. В одном из древних мидрашей (толкований на св. Писание) дается такое объяснение пророчеству Валаама о звезде от Иакова — «вот семилетие, в которое придет Сын Давидов в первый год не будет достаточно пищи, во 2 — стрелы голода пущены; в З — великий голод; в 4 — ни голода, ни изобилия; в 5 — великое изобилие и звезда засветит с востока, и это есть звезда Мессии, и она будет светить с востока 15 дней, и если это продолжится, будет хорошо Израилю, в 6 — речения и возвещения (о пришествии Мессии), в 7 — войны и в конце нужно ожидать Мессию». В другом мидраше (из того же собрания) тоже говорится, что за два года до рождения Мессии должна появиться звезда на востоке. Поразительное совпадение с вероятным (на осн. Mф. 2, 16) временем действительного появления звезды волхвов. Самое пророчество Валаама заключало в себе предсказание о появлении звезды при рождении Спасителя, потому что вообще пророчества всегда имели, кроме иносказательного, и буквальный смысл (ср. пророчество о разделении риз, о напоении уксусом и желчию в 21 пс.).

С другой стороны, не смотря на всю свою исключительность в мировой истории, событие рождества Христова не единственное событие, которое сопровождалось знамениями на небе, и не на него лишь отозвался звездный мир. Так и последний суд над миром и преобразование (обновление) земли будет сопровождаться глубокой всеобъемлющей пертурбацией звездного миpa. Ибо только этот смысл может иметь выражение, что при конце миpa померкнут светила, звезды спадут с неба и силы небесные подвинутся (Мф. 24, 29) По библейскому учению столь великая катастрофа небесная в уменьшенном виде повторяется при всех значительных переменах на земле, особенно при переменах в судьбах человечества, напр., при падении больших монархий, при кровопролитных войнах. Так, напр., великие знамения на небе предсказаны при окончательном разрушении Иерусалима язычниками. И по свидетельству современных историков, эти предсказания исполнились: общее впечатление от этих свидетельств (может быть, немного преувеличенных, что естественно для таких писателей, как Флавий) такое, что на небесном своде во время Иудейской войны несомненно творилось нечто необычное. Подобные же знамения на небе, перевороты в звездном миpе предсказаны пророком Исаиею ко времени разрушения вавилонской монархии (13, 10), пр. Иезекиилем — ко времени падения Египта (82, 7) и вообще считались пророками неизменною принадлежностью сильных переворотов на земле (Ис. 84, 4; Иоиль 2, 81; 8, 15).

Bсе приведенные данные были бы еще поразительнее и поучительнее, если бы считать твердо обоснованным предположение некоторых астрономов, что самая звезда волхвов по временам опять появляется на небосклоне, что это возращение ее периодически правильно и что оно совпадает с поворотными эпохами в истории человечества.

На протяжении истории не было, конечно, события большей важности, чем рождение на земле Богочеловека. Оно, как и всякое событие во внешнем мире, имело тоже две стороны — внешнюю, или видимую и внутреннюю, духовную. По первой своей стороне оно было рождением нового Человека в мире, который, по-видимому, остался равнодушным к этому событию. Внутренняя же сущность этого события была такова, что оно — ни больше ни меньше — как переворачивало все до основания в мире. Ибо чем, как не радикальным переворотом в твари, нужно было назвать ту перемену в ней, по которой она в одной своей части становилась Богом? Происходила, таким образом, перемена в самой природе мира, в самом существе его. Удивительно ли, что такая глубокая перемена в существе мира дала себя чувствовать далеко за пределами нашей планеты?

С пришествием на землю Спасителя, на ней должен был произойти целый нравственный переворот. Силу и величину этого nepeвopoтa пророки не преувеличивали, когда говорили, что вместо каменных сердец в людей имели быть вложены мягкие плотяные, что сухие, черствые души людей имели быть обращены одна к другой, сердце отца к чаду и сердце человека к искреннему его. Но пересоздать нравственную природу человека, не касаясь физической среды его развития, так же невозможно, как сделать землю с ее настоящими физическими условиями небом. И если мы ожидаем, по обещанию Божию, на земле нового неба, сошествия на нее небесного Иерусалима и храма (Апок. 21, 1, 2), то столь благодетельная и резкая нравственная перемена в нашей планете будет сопровождаться совершенной переменой физической природы на ней ("земля и яже на ней дела сгорят» 2 Петр. 3, 10). Могла ли и глубокая нравственная перемена в людях после первого пришествия Христова не сопровождаться какою-либо неуловимой, неощутимой переменой условий земной жизни, а эта последняя перемена не иметь для себя верховного основания в надземных сферах? С явлением Спасителя в мир в него привзошел столь обильный приток жизни и света, что удивительно ли, если небо заблистало новыми светилами?
О характере указанной перемены мы могли бы судить только в том случае, если бы имели верное понятие о звездном мире и его отношении к земле. Но современная астрономия, не смотря на все успехи свои, не дает нам не только надлежащего понятия о звездах, но и верного представления о них. Заставляя нас мыслить звезды (подобно солнцу) громадными шарами раскаленных до газообразности веществ, она прилагает к надземным телам категории (законы мысли) чисто человеческого и земного восприятия, связанные с возможной лишь на земле физиологической организацией (шар-форма чисто человеческого зрительного восприятия, как и раскаленное состояние, газообразность). При столь же неточных, если не сказать — наивных, представлениях современной астрономии о звездном мире, компетентна или она делать исчерпывающие заключения об отношениях этого мира к нашей планете и человечеству? Если же так, то и полного объяснения великому эпизоду рождества Христова, рассказанному у св. Матфея, мы можем ожидать только от астрономии будущего, которая не будет с самоуверенностью нынешней мерять небо на земной аршин.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475