Святитель Иоанн, Архиепископ Сан-Францисский: «Учет сердца»

Есть какая-то минута в духовной жизни человека, когда он делается способен «почти на все»; а потом «на все». У одной души это светлое явление, у другой — темное.

«Способность на все» — характерная черта жизненной полноты — равно принадлежит Божьему царству и тем, которые его не принимают.

«Он способен на все», говорят про какого-нибудь преступника.

«Он на все способен», — должны люди говорить и думать о каждом христианине.

«Способность», конечно, не есть свершение, и может даже далеко отстоять от последнего, но знаменует собой некое сердечное совершенство веры и в очах Божиих часто бывает свершением. Разбойник, входящий в рай, Закхей, влезающий на дерево, раб блудный Вонифатий, сподобляющийся мученичества за Христа… все благодатные призывы грешников — тому примеры. Господь — «целует намерения» (Пасхальное слово) — тайников сердца.

Проявленная в жизни органическая неспособность человека на зло, выявляющая тошнотворность зла для сердца, есть верный обратный признак сердечной способности человека к добру.

Тему — «жизни по вере» надо свести от внешних добрых и злых дел в глубь человеческого сердца (в духе), откуда исходят и добрые, и злые энергии, текущие в два противолежащих океана — жизни и смерти.

Когда сердце, из мало на что евангельски способного, делается способно «почти на все», это значит, несомненно, что крылья Духа Божия коснулись его глубин. Затем зачатие нового человека. Это совершающееся рождение в вечную жизнь. Второе рождение, о котором говорил Господь с Никодимом, тайным учеником, — учеником сердца.

В способности страдать, когда нет возможности или сил провести в жизнь Закон Евангелия, в способности духовно томиться от сознания своего неполного исполнения воли Христовой и даже ее неполного искания — обнаруживается тайный зов духа — ход сердца в Царство Божие.

Христианин, рожденный Духом, несомненно, на все способен. В его сердце живет непрестанное томление по совершенству, он радуется сердцем, как дитя, когда может в чем-либо проявить хотя бы малейшее повиновение Отцу светов. Потому что настоящая (не мечтательная) способность всегда устремлена к совершению. В совершении же хотя и — насыщение, но — для нового алкания… И так вся жизнь в блаженстве нищеты, спираль внутреннего делания — шествие сердца к Богу.

На суде откроется каждое сердце. И навеки сделается внешней обстановкой жизни каждого.

Милость Господня будет оказана тогда не только в даровании человеку соответственной ему обители Царства, но и в удержании от него высших обителей радости, которые были бы для его меры столь же мучительны, как и низшие. Ибо душа не «вещь», и Создатель ее обещал никогда ее не делать вещью, но сохранить на ней Образ и подобие Своей Свободы. Образ же сохранить навсегда, даже тогда, когда Образ этот не найдет на земле Божьего Подобия, и останется в том состоянии, которое называется адом.

Жизнь по вере есть устремление Образа Божьего к Подобию Божьему в человеке. Она есть радость от встречи Образа с Подобием. Восстановление блудного сына человеческого… «Объятия Отча отверсти ми потщися, блудно мое иждих житие; на богатство неизждиваемое взираяй щедрот Твоих Спасе: ныне обнищавшее не презри сердце. Тебе бо Господи умилением зову: согреших Отче на небо и пред Тобою». (Начальная песнь пострига).

И вот эта светоустремленность, все большее и большее выискивание своей темноты (сперва ее пространства, потом углов и, наконец, крупинок) должна быть сильной в ученике Христовом. Способность к светоустремленности — мера веры христианина.

Общество христианское мертвеет из-за исчезновения в нем светоустремленности. Образ Творца может не возлюбить Его Подобия. Здесь кончается свобода человека. Это рассечение гармонии, мука Божьего воплощения, крест страданий Богочеловеческих. Сошел на землю творец, открылся сердцу людей, чтобы огненно устремился падший Образ к ставшему рядом с ним Подобию. (Изумительное выражение соединения их произошло у двух крестов Голгофы.) Но цепок враг и лукаво-ленив человек. Мучительно трудно бывает для него в начале то, что в близком конце несет сладость Бытия. Как-то неуловимо тяжела для мертвого сердцем человека, устремленность к Царствию Божьему, способность на все — ради него.

Открыв рожденное духом сердце, мы увидим в нем порядок, учет и знание своих духовных способностей.

«На что способен я сейчас? (Что алкать должен я на молитве?)»…

«…Способен ли я дать динарий просящему, если необходимо? А если нет «особой» необходимости?… Если «да», то способен ли дать два динария? Способен ли промолиться три минуты во всякое время дня? А крепко промолиться? А полчаса?… Способен ли броситься в тихий пруд спасать утопающего? А в быструю реку?… Способен ли час прислуживать больному? А ночь? Способен ли не ослабеть вниманием и не заснуть от получасового духовного разговора? А за целый вечер? Способен ли сердечно помолиться за человека? А за нелюбящего меня? А за смеющегося надо мной? Способен ли радоваться посту? Способен ли вспомнить на вечерней молитве все грехи дел, мыслей, чувств и воли за день? Способен ли отказаться от одного лакомства? Смирить жадность плоти? Способен ли серьезно заскучать сердцем на каком-нибудь для многих интересном мирском развлечении (отвлечении… от духа)? Способен ли страдать сердцем от неблагоговейного, житейского произношения при мне Имени «Бог»? Способен ли без чувства самолюбия подать пальто низшему себя? Способен ли трепетно и радостно отозваться на приближение смерти, как на зов Отца?…»

Без конца, во всех областях своей жизненной обстановки, каждую минуту своей сознательной жизни на земле, человек может проверять, учитывать свое сердце и вести себя змеино-мудро — к свету Царствия Божьего, заполняя им свой дух, выбирая лучшее из жизни…

Внутри человека это Царствие. Пусть нигде не ищет Сладчайшего Владыку душа, — в ее яслях рождается Бог.

Царство Жизни — внутри. До Суда.

Мера делания человека в мире есть мера любви, и проверяться мера способности будет мерою любви.

«Многие последние будут первыми и первые последними».

Кто такой — Слуга Божий? — это человек, способный на все светлое. Ибо заповедь его сердца есть заповедь его Бога. Только тот, кто способен на все — может быть назван и православным. По наружности же не надо смотреть.

Всею душою, всею мыслию, всеми чувствами и всею волею устремлен православный слуга Божий к алканию исполнения малейшей воли Божией. И потому пристально затаив (как бы уничтожив) свое дыхание, вглядывается он в зеркало Евангелия и в отраженные небесные зеркала своей сокрушенной возненавидевшей себя совести.

Исполнит человек лишь то, что дарует ему Господь. И потому похвала всегда в Боге, а не в человеке. В человеке же — радость от Бога. Исполнив что-либо, он будет знать, что это милость Господня. Чем больше будет исполнять, тем все более почитать себя должником любви к творцу.

Жизнь Божьего слуги-христианина есть, действительно, в точности, обратная картина жизни на земле слуги диавола. Как и христианин человек гибели — слуга диавола, «способен на все». Удерживает его «от всего» только страх наказания и физическая недосягаемость чего-либо. Но душа его «способна на все».

Непреложно свет и тьма тяготеют к своим пределам (недостаточно это сознают живущие на земле люди!). Нет безразличного состояния духа, нет духовно «средней» полосы жизни. Пусть самыми неведомыми для него движениями, но жизнь человека всегда направлена и идет либо к вечному свету, либо к вечной тьме.

И — конечно — всякая жизнь, не влекущаяся к Единому Свету, неотвратимо, хотя, может быть, и мало для себя заметно, идет во тьму, имеющую охватить все животно-растительное человечество, отвергнувшее дух. Оттого и «скрежет зубов» (скрежет животности, терзающей Дух).

Сердце просто. Ни малейшей сложности в нем нет! И потому не может человек служить одновременно «двум господам»? Службы Богу — «с нами Бог», — есть всегда сердечное усилие светоустремленности. Царство Христово «берется» человеком. Не само по себе входит к человеку, но стоит около, чтобы войти к нему и вечерять с ним.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475