Протоиерей Артемий Владимиров: Святые невидимо, но осязаемо для верующего сердца окружают нас

Мы с Вами встречаемся в замечательный праздник – День Всех святых, в земле Русской просиявших.

– День знаменательный и значительный, потому что в 1941 году он тоже пал на 22 июня. Это, конечно, мистическое совпадение 85 лет спустя. «Тучи над городом встали», когда начиналась война. И нынче эпоха предгрозовая. Апостол Павел не зря называет святых «облаком светлым», которое невидимо, но осязаемо для верующего сердца окружает нас. А Макарий Великий, древний египетский пустынник, говорит о том, что христианину святые, принятые Небом (святитель Николай, святитель Спиридон, блаженная Матрона, преподобный Серафим), могут быть ближе, чем окружающие его сродники, не разделяющие с ним его убеждений. Потому что тело Церкви, членами которого мы являемся, – это вневременное, внепространственное единство: есть колено Небесное, есть колено земное. Но в Воскресшем Спасителе мы соприкасаемся, как в математике сходящиеся множества образуют подмножество. Это подмножество – благодать Святого Духа, которая всех нас освежает, насыщает и дает нам удивительную, трудно выразимую словом убежденность, что мы все вместе, мы едины и в Воскресшем Христе непобедимы.

А ведь праздник этот достаточно древний, первое упоминание о праздновании дня русских святых – это, по-моему, XVI век. А восстановлен он был, получается, в 1946 году.

– Святая Русь еще в средневековье удивляла плодами спасительного сеяния. Сколько мужей, достигших совершенства, приняты Небом и представляют собою сонм ходатаев за Русскую землю. Что касается святителя Афанасия (Сахарова), исповедника нашей веры, то он, будучи прекрасным литургистом и уставщиком, зная едва ли не наизусть последования двунадесятых праздников, в условиях, трудно совместимых с жизнью, сидя на лагерных нарах, сформировал концепцию праздника Всех святых, в земле Российской просиявших. Если не ошибаюсь, то по его замыслу целых три дня Русская Церковь должна совершать торжественные всенощные, полиелеи, величания святым Русской земли; нестандартные, но разнящиеся друг от друга каноны утрени с тропарями, каждый из которых запечатлевает подвиг того или иного святого: Александра Невского, блаженной Ксении Петербургской и т.д. Это и лития, т.е. усиленное моление на вечерней, когда священнослужители неспешно, слово за словом, имя за именем (начиная от Николая Чудотворца, который тоже входит в списки русской святости, и завершая царем-мучеником, августейшим Николаем II с семейством и сонмом новомучеников Церкви Русской) взывают ко святым преподобным, мученикам, праведным, блаженным, военачальникам (и Иоанну Русскому, простому солдату петровских времен). Сегодня мы как будто купаемся в прозрачной реке русской святости, ныряем в эту реку, омываемся водами этих молитв, покаянных слез, славословий, кровью мучеников и постигаем, что Святая Русь – это не столько внешние памятники материальной культуры, сколько наше вневременное единство со святыми, которые предстоят Живоначальной Троице вместе с бесплотными силами и восклицают, не зная покоя ни днем, ни ночью: «Свят, Свят, Свят Господь Бог Саваоф, исполнь Небо и земля славы Твоея».

А ведь Афанасий (Сахаров) – православный святой, в 2000 году, кажется, была его канонизация. Удивительно, ведь это же он автор слов стихиры «Земле Русская», которую мы поем. И какие слова там! «Русь Святая, храни веру православную, в нейже тебе утверждение». В советское время создавать этот текст, зная, что гонения происходят?.. Он, получается, видел что-то большее?

– Он жил вне времени и вместе с тем был настолько мудр, что не костерил направо и налево гонителей-безбожников, но славословил Святую Троицу и воздавал хвалу отцам и пращурам, по вере, с любовью запечатлевая их славу в литургическом церковном творчестве – в тропарях, ирмосах, канонах и стихирах. Славу не только лишь русского оружия, но внутреннего, потаенного сердца человека, в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, как говорит апостол Павел о нравственном величии христианина.

Вспомнилась история, которую рассказывал отец Андроник (Трубачев).

– Потомок отца Павла Флоренского.

Да. И сын замечательного композитора диакона Сергия Трубачева. Он рассказывал, что, когда «пустили» лаврский хор на большую сцену (кажется, концерт был в Большом зале Московской консерватории), они вместе с уполномоченным по делам религий согласовывали репертуар. Отец Матфей (Мормыль), регент хора Троице-Сергиевой лавры, пишет: «Стихира русским святым „Земле Русскаяˮ. Уполномоченный говорит: „Нет, так не пойдет. Не надо это петьˮ. Засмущался что-то. Отец Матфей отвечает: „Хорошо, без проблемˮ. Зачеркивает и пишет: Стихира „Подобен Доме Евграфов. Глас 2ˮ. Выходит хор и поет „Земле Русскаяˮ». Такая получилась история.

– Недавно я посетил музей-квартиру Ивана Семеновича Козловского, глубоко верующего человека, который всегда крестился и молился перед выходом на сцену. Его внучка рассказала мне невымышленную историю, она соотносится с нашим праздником. Тогда все артисты Большого и других театров держали чемоданчик в прихожей на случай ареста. Время было необыкновенно интересное. Как-то в очередной раз их извещают по телефону: ночью в Большом театре будет концерт для первого лица страны. «Иван Семенович, просим Вас принять в нем участие». Предложение, от которого нельзя было отказаться. Все собрались – и оркестр, и примы Большого театра, и Иван Семенович, «золотой голос России». И уполномоченный от Министерства культуры СССР утверждает репертуар. Импресарио подходит: «Иван Семенович, что Вы хотите исполнить? Сегодня в партере, в первом ряду, будет сидеть вождь всех народов». – «Рахманинова, „Христос Воскресе!”» А тогда не только Пасхальные церковные песнопения – само имя Сергея Васильевича Рахманинова, эмигранта, который создал «Всенощную» и «Литургию», было под запретом. Импресарио побледнел: «Что я сейчас скажу министру культуры? Вы подумайте, у Вас еще 10 минут!» Через 10 минут (до концерта оставалось полчаса): «Иван Семенович, так что Вы будете петь сегодня?» И смотрит умоляющим взором. «Рахманинов, „Христос Воскресе!”» «Тогда Вы сами свой номер объявите!» – «Хорошо».

Наступает черед Ивана Семеновича Козловского (а я еще помню его в храме Воскресение Словущее на улице Нежданова, он там скромно молился рядом с левым клиросом в пристройке, даже не входя в храм, чтобы не привлекать к себе внимания). Он выходит, как всегда, подтянутый, с военной выправкой, и объявляет свой номер: «Рахманинов, „Христос Воскресе!”» Тишина. Поет, да так, как не поет нынче никто. Завершает свой номер. А театр полный партийных работников и культурной элиты. Ночь на дворе. Никто не решается ударить ладонью о ладонь, глаза всех устремлены на Иосифа Виссарионовича в первом ряду (не в царской ложе). Тот, знаток русской культуры, бывший студент семинарии, сам певший «Христос Воскресе!» во время оно в Тифлисе, громко аплодирует. Весь зал взрывается! Козловский с достоинством кланяется и уходит. Так что, мне кажется, и Иван Семенович Козловский тоже сегодня входит в этот светлый сонм, как и маэстро, возглавлявший хор Троице-Сергиевой лавры, входит в сонм русской святости. Они отдавали всю жизнь прославлению Отечества. И земного, и Небесного.

Да, и старожилы рассказывали (я сам слышал), что Иван Семенович приезжал в лавру и под клиросом смиренно молился. И такое было, так что это наш человек.

– Интересно, что его брат маленьким мальчиком вынужден был вместе со взрослыми покинуть Советский Союз в военные годы, но он сохранил веру и любовь к русским святым и стал священником, по-моему, где-то в Южной Америке. Так как у Ивана Семеновича Козловского брат находился за границей, он был невыездным. Он всю жизнь летал в Магнитогорск, Минск, Пинск, Омск, Томск. За границей был два раза: один раз в Вене, где пел на сцене в сердце Европы советским войскам после освобождения Австрии от немецко-фашистских захватчиков, и второй раз он посетил Цейлон, где его личный друг занимал какую-то государственную должность. А в основном он путешествовал по бескрайним просторам нашей Родины.

И это, конечно, образцовое исполнение рождественских колядок. Просто гениально. Ему тогда было, кажется, больше 70 лет. Настолько высочайшего уровня профессионал.

А Сергей Васильевич Рахманинов (надеюсь, музыковеды меня сейчас не сильно будут ругать) очень мало писал в эмиграции, не получалось…

– У него был долгий период молчания.

Но он написал все-таки эти симфонические танцы. Кажется, это в эмиграции было написано. И там даже есть моменты, в которых я как церковный певчий слышу киевский распев: «Благословен еси, Господи, научи мя…».

– У великих русских композиторов (того же Петра Ильича Чайковского) не просто народные мотивы, а церковный лейтмотив действительно пронизывает все их самые монументальные полифонические произведения. Это – золотые ниточки русской святости, потому что источник святости – Мать Церковь, ее литургическое, часто безымянное творчество, пронизанное Божественной благодатью. Светлыми блестками и чудесными гранями преломлялось это наследие в авторском творчестве наших великих сынов Отечества.

Рассказывали, что в оригинале, когда он закончил писать, уже на последних страницах написано: «Аминь. И Богу слава!»

– Чудесная деталь, о которой я теперь буду рассказывать, как будто сам раскопал этот факт.

У нас очень много святых: наших сограждан, наших современников, можно сказать. Надо быть достойными их памяти.

– По крайней мере, обращаться к их памяти и мало-помалу принимать к уму и сердцу их жизненные пути. Не забудем и наших новомучеников и исповедников Русской Церкви. Справедлив укор в адрес нас, современных священнослужителей, современной паствы: за обилием сонма святых мы несколько небрежны в освоении материалов, заботливо собранных нашими современниками о святых, бесстрашно исповедовавших Воскресшего Христа «пред лицем Левиафана», дракона безбожия, который использовал всю мощь государственной машины, чтобы сожрать и уничтожить Православие. Однако недавно, когда мы собрались поздравить нашего первосвятителя, в Пасхальной проповеди на Великой вечерне, вспоминая полубольного (с духовной точки зрения) лидера нашей страны, обещавшего показать последнего «попика» на голубом экране, Святейший Патриарх говорил: дух веры, умноженный молитвами наших святых, подобно гейзеру, пробил эту черствую почву господствовавшего до времени безбожия, и сегодня нам важно припадать к этому роднику, пить из него. Не просто воцерковляться, но и освящаться Матерью Церковью, чтобы быть способными передать это нетленное сокровище молодому поколению, которому, я бы сказал, еще труднее из гадких утят превратиться в лебедей и взлететь на высоту русской святости, чем нам, пионерам середины и последней трети ХХ столетия.

Действительно, я даже по себе сужу. Я родился, когда уже полгода оставалось до окончательного развала Союза, в 1991 году. Мы не почувствовали на себе ни 90-х, ни нулевых, а потом уже, в принципе, все было хорошо. Мы даже не знаем, с чем сравнивать: у нас все было хорошо. Сейчас есть определенные испытания, но они преодолеваются. А как в то время осуществлялся этот переход и возрождение? Что Вы испытывали, когда начинали прославляться русские святые? Когда те подвижники, о которых говорили, может быть, только шепотом, были явлены миру? Что это было за время?

– Мне вспоминается знаменательное событие освящения Храма Христа Спасителя, когда все приходы (я был тогда настоятелем храма Всех Святых бывшего Алексеевского монастыря) с хоругвями в определенном порядке и в определенное время прибыли и выстроились на площадке вокруг Храма Христа Спасителя. Я помню, что наш приход принес огромную икону Государя Николая II, еще тогда не прославленного, изображенного вместе с царицей и детьми, написанную в византийском стиле (с бармами, в шапке Мономаха). И помню, как архиерей Русской Церкви, вкупе с Патриархом Алексием, державшим на высоте дискос с Агнцем, шли по этой площади неспешно (таков устав освящения храма), совершая круг молительного почета. И все смотрели по сторонам и на эту икону.

Я помню, как замирали тогда наши сердца. И, если отсчитать еще немного кругов, вспоминаю эти моления на месте Храма Христа Спасителя. У тогда еще бассейна «Москва» поставлен был валун, и собирались люди, регулярно читали акафист перед Державной иконой Божией Матери под плеск купальщиков, под какие-то советские песни из усилителя, под доносившийся шум машин вокруг, а где-то милиционер расхаживал. Среда еще была как будто бы водонепроницаема для струй Святого Духа.

А вот вспоминается второе обретение мощей преподобного Серафима, когда среди лета мы шли по Спартаковской улице в золотых ризах. Священники впервые, наверное, собрались в такую длинную череду (наверное, сто пар, не меньше) и пели тропари Пасхи Христовой. Все это было посреди статуй революционеров, Баумана, Маркса.

Спартаковская улица – это где сейчас Елоховский собор?

– Да.

А какой это был год? 1993-й?

– Да, где-то там, далеко-далеко. Вспоминаешь, как привезли из Чикаго Тихвинскую икону Богородицы, ее вынес Святейший Патриарх с архиереями из Храма Христа Спасителя. Туманный день, дождь, женщины на коленях опускаются прямо в лужи. Потом будет движение по набережной на Красную площадь, по Васильевскому спуску. И прямо в лужи становились, говоря: «Матерь Божия, спаси землю Русскую!» И в этом не было ни позы, ни аффектации, это был действительно голос народа. И как было нам страшно, священникам в голубых ризах, когда мы дошли уже до храма Казанской иконы Богородицы, а народ все прибывал и прибывал на Красную площадь. Думаю, со времени, когда Патриарх Тихон благословлял народ (известные кинокадры), такого многотысячного собрания православных людей не было на Красной площади.

И вот мы уже стоим, сделав как бы оцепление из священников, Святейший Патриарх на ступенях Казанского храма. Сейчас он будет всех благословлять Тихвинской иконой, и народ все прибывает. И вот уж, знаете, замаячило лицо смерти, потому что кто может сдержать эту массу? Мы уже молились не о спасении земли Русской, а о спасении нас, грешных. И вдруг остановилось качание толпы – и перед вами сейчас живой отец Артемий.

Все это странички русской святости, речь идет о святынях, возвращающихся в наше Отечество из недр земных или из запасников Исаакиевского собора, из града Чикаго (Тихвинская икона Богородицы), и оживали сердца людей, взращенных в безбожии, задушенных красным кумачом. Я не против детских организаций, но против самого атеизма, насильственно навязываемого. И эти воспоминания находятся в сундучке сердечном. Воодушевление, страх, восторг, благодарение, что, наверное, уместно было бы назвать возрождением веры в нашем православном Отечестве.

В наше время (из того яркого, что я вспоминаю), наверное, с этим может сравниться только принесение иконы Святой Троицы и возвращение ее в лавру.

– Да, это, несомненно, мистическая акция. Это не просто воздаяние справедливости, возвращение святыни на исконное место. Это не просто наша благодарность музеям, сохранившим эти шедевры. А ведь нужно знать, что иконы преподобного Андрея Рублева были бережно хранимы, и многие искусствоведы и музейщики поплатились за это – кто работой, кто был выслан в места, не столь отдаленные, кто-то и расстрелян. Запрещалось же реставрировать эти иконы, хоть их и собирали как национальное достояние.

И поэтому сегодня для нас это не только повод благодарить тех русских людей, которые, находясь на своих местах, сохранили для нас эти святыни, но, несомненно, в этом есть какая-то тайна, таинство. Это относится к самостоянию нашего Отечества, к его духовному суверенитету, к обретению им своей стези, своей державной поступи.

Это еще один шаг к собиранию духовных сил народа и восстановлению той целостности, что именуется Святой Русью.

Батюшка, последний вопрос задает нам телезрительница: «Как попасть к Вам на службу и куда?» Видимо, проблемы есть.

– Можно. Ждем вас, дорогие друзья. Шаболовка, 21, храм Святой Троицы. Замечателен еще и тем, что в субботу и воскресенье после Божественной литургии и причащения Святых Христовых Таин вы можете приобрести очень вкусный пирожок, поддерживая Русскую Православную Церковь вашим хорошим аппетитом.

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475