Архимандрит Савва (Мажуко): Больной не справился

Каждого священника хотя бы раз в жизни спрашивали, как утешить скорбящих, потерявших близких, родных, что сказать мужу, потерявшему жену, как утешить ребенка, который потерял мать. Какие слова можно подыскать, чтобы поддержать человека? И никогда не знаешь, что ответить на этот вопрос. Потому что все наши дежурные банальности, сказанные возле гроба, играют роль какого-то ритуального успокоения, но на самом деле не достигают своей цели.

Если умер близкий человек, с которым вы прожили долгие годы, эту утрату невозможно восполнить, эта боль никогда не исчезнет. Ведь рядом не один десяток лет был любимый человек, близкий друг. И сколько радости, слез, сомнений было вместе пережито... Теперь его нет. И никто не восполнит эту пустоту, никакие слова не заглушат эту боль.

Единственное средство, которое есть у Церкви, – это молитва. Молитва – недооцененное орудие утешения, способ бытия, если хотите, который всегда был с нашими предками. Это средство действует помимо нашего понимания. Когда бывает очень сложно достучаться до человека, которому хочешь помочь (он на всех обижен, расстроен или настолько далеко, что, бывает, смерть уносит его за те горизонты, куда нам не добраться), стоит только открыть Псалтирь, прочитать несколько псалмов, одну кафизму, вторую – и вдруг настигают ответы на те вопросы, которые ты даже боишься задать.

Но чаще всего, стоя у гроба близкого человека, люди пытаются найти какую-то логику в том, что произошло. Вот была здоровая женщина, все у нее складывалось очень хорошо, она была сильная, успешная, вырастила детей, позаботилась о родителях, построила дом. Все у нее спорилось в руках. Но вдруг выстрелила какая-то болезнь, чего никто не ожидал. И так все сложилось, что ни терапия, ни модные лечения, ни привезенные откуда-то лекарства не помогли, и опытные профессора ничего не смогли сделать. Человек сгорел буквально на глазах, и ты не заметил, как быстро все произошло. Еще вчера ты разговаривал с дорогим для тебя человеком, слышал его знакомый голос… А сейчас этого человека нет. И в гробу лежит что-то совершенно чужое. Тот, кто целовал близких людей, лежащих во гробе, знает, насколько холодны покойники, сколько там чужого холода... Это не близкий человек, не наш друг, это какой-то кусок льда.

И возле гроба перешептываются: «Она не справилась с болезнью. Вот ее ровесник, наш друг, все силы бросил на то, чтобы противостоять этой ужасной болезни, этому бичу современности, и справился. У него сильный характер, он собрался, мобилизовал силы. А она не справилась».

И нет ничего более пошлого, чем это неуместное суждение. Потому что, когда стоишь у гроба близкого человека, понимаешь, что вся твоя светская логика, все твои мудрования разбиваются о твердыню Промысла Божия. С чего вы взяли, что человек не справился? Откуда эта мысль? Она с той стороны, которая приучает нас видеть человека только в его поверхностном проявлении; эмпирического человека, занимавшего какое-то социальное положение. Но то, что мы видим на поверхности, – это не весь человек; самое главное происходит внутри, в глубине, там нечто ценное и важное...

Читая жития святых, мы видим, что, со светской точки зрения, со светского ракурса, это чаще всего неудачники. Когда преподобный Паисий (Величковский) трудился над своими переводами, он мечтал, чтобы его книги, а он написал их великое множество, были изданы. Мечтал, чтобы иноки получили в руки руководство для духовной жизни. Но его мечта осуществилась только через 50 лет после его смерти. А вся его биография – череда неудач, болезней, предательств, недоразумений. Нам думается, что он умер в расцвете сил потому, что, наверное, не следил за своим здоровьем, возможно, ему нужно было как-то иначе выстраивать свою жизнь, стратегию своего успеха, может быть, даже продуктивности. С точки зрения светского человека, который высокомерно судит о жизни через страницы биографии, это неудачник, тот, кто с чем-то не справился. Не справился с болезнью, вызовами, с тем успехом, который падал ему в руки.

Но Евангелие учит совсем другому зрению. Евангелие зачеркивает, лечит нашу близорукость и говорит, что мы должны просить у Господа дара молчания. Стоя у гроба человека, жизнь которого закончилась, мы как будто имеем право обобщить его биографию. Тем не менее этого права у нас нет, и мы стоим перед великой тайной сокровенной жизни этого человека. Болезнь и даже эта кончина, которая пришла не вовремя, скорее всего, лишь событие, лежащее на поверхности. А где-то внутри, в глубине страданий вызревал сокровенный сердца человек, происходило что-то очень важное, ради чего можно было пожертвовать и годами жизни, и большим делом, которое оборвалось на полуслове, и, может быть, даже радостью от внуков и правнуков, и домом как полной чашей, и всеми прочими вещами, составляющими успех.

Господь ценит нас больше, чем наше дело, чем наше внешнее счастье. Что-то внутри нас вызревает. Именно поэтому каждый день в Церкви во время чтения часа девятого звучит очень остро, обличительно и вместе с тем ободряюще мольба и просьба ко Господу: «Умертви плотское наше мудрование». Потому что так рассуждать о жизни близких, жизни своей и своих детей простительно человеку светскому, который не знает Евангелия, не знает Господа, но не тому, кто держится за Евангелие и пытается мысль свою настроить на мысль Господа, на мысль гражданина Царства Небесного.

Умертви плотское наше мудрование, да ветхаго отложивше человека, в новаго облецемся... Облечемся в нового, Евангельского человека, который по-другому судит о жизни, смерти, страданиях, который способен благодарить за утраты, болезни, скорби, страдания и поношения. Потому что и проповедь Господа начинается с утешения тех, кто терпит всю боль этого мира и способен с ней справиться. Но справиться не по-светски, а по-Евангельски.

Записала:
Нина Кирсанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475