Священник Димитрий Артемкин: Откровение о Боге

Отец Димитрий, хотелось бы затронуть такую непростую тему – богословие, богословская наука. Что это такое? Чем отличается от теологии? Зачем нужно богословие?

– Богословие и теология – это одно и то же. «Богословие» – это перевод с греческого слова «феология», или, в латинском произношении, «теология». Лексически никакой разницы нет.

Последние лет двадцать так повелось, что в светской (то есть нецерковной) или государственной номенклатуре (например, в Министерстве образования и науки или в Высшей аттестационной комиссии) принято пользоваться именно этим латинизированным словечком «теология». У нас в духовных академиях реализуется сейчас образовательная программа «Теология». Хотя, конечно, мы учим студентов богословию.

Слово «теология» больше похоже на слова «филология» или «геология», а богословие сразу говорит о Боге. Наверное, не каждому чиновнику это когда-то нравилось, но сейчас с этим проблем нет. Богословие признано наукой у нас в государстве, и не только у нас.

Зачем нужно богословие? На этот вопрос уже давно ответил апостол Петр, когда сказал, что нужно быть готовым на всякое время дать отчет о своем уповании. Когда мы хотим что-то сказать (о Боге, догматах или Церкви, о таинствах, богослужении), нам же нужно использовать какой-то язык. Это и есть богословие, если уж брать совсем широко. В этом отношении без него никак не обойтись. Надо же как-то говорить.

Помимо того, что Вы – клирик храма Святителя Николая, Вы преподаете в Московской духовной академии, редактор портала «Богослов.ru». Каковы тенденции современного богословия? К чему богословие идет? На каком этапе оно находится?

– Сделаем шаг назад, чтобы было более понятно, о чем мы говорим. Вы спрашиваете про богословие научное, а нашим телезрителям, наверное, полезно услышать, что есть богословие в двух смыслах. Есть богословие в смысле возвышенном, богословие как богопознание, размышления, слова, гимны, песни или стихи о Боге. В этом отношении богословие не является наукой. Ни к какой геологии и филологии не тяготеет совсем.

Такое богословие – это святые Церкви: Иоанн Богослов, святитель Григорий Богослов, святитель Симеон Новый Богослов. Эти люди не сидели в кабинетах и не писали диссертаций, научных статей. Они молились, вживались в жизнь Церкви, углублялись в смысл Писания. Когда их о чем-то спрашивали, они могли четко ответить. Преподобный Симеон Новый Богослов – богослов потому, что писал стихи, гимны. Но такие стихи, что Церковь назвала его Богословом. То есть это опытное богословие.

Другая ипостась – ученое богословие, научное. Такое богословие стоит наравне с другими гуманитарными науками. С филологией, например, или с философией. Если говорить о тенденциях ученого богословия, то мы продолжаем изучать наследие святых отцов. Для русской науки (богословской, церковной) этот вопрос актуален и по сей день. Не все переведено, не все переведено хорошо, не все глубоко прочитано из тысячелетнего наследия.

По Священному Писанию много вопросов еще. Время идет, поколения меняются, и нам для каждого из них нужно рассказать о Евангельском благовестии. Это то, что нужно делать, то, что делается. Общая тенденция в том, чтобы принести в нынешний век, в русскую культуру, в русский язык древнее свидетельство о Христе. Это колоссальная работа, дела на всех хватит. Вот к чему идет богословие. Оно несет весь опыт Церкви из прежних времен.

У телезрителей может возникнуть вопрос: «Вот я хожу в храм, причащаюсь, исповедуюсь, стараюсь жить по совести. Каково место богословской науки в моей жизни? Зачем она мне нужна?»

– Богословская наука занимается тем, что оттачивает богословский язык. Например, современный русский богословский язык. Этим занимаются богословы. Зачем это нужно?

Допустим, любой из наших телезрителей встретится с родственником, знакомым, коллегой, который его спросит: «Я слышал в Церкви, что Бог един, но как бы в Троице. Как это понять?»

Если вы совсем не владеете богословским языком, катехизис не читали, на просветительские лекции не ходили, телеканал не смотрели, то ответить на этот вопрос будет сложно. Как без богословского языка хорошо объяснить, что мы верим в триединство Бога?

Научное богословие – это не роскошь, а необходимость. Мы внушаем это студентам наших духовных школ, потому что именно студенты, которые потом станут пастырями, будут объяснять пастве, как Церковь говорит о своей вере. И потом каждый из нас сможет своему соседу это корректно объяснить.

То есть богословие – это инструмент защиты, некоей миссии, распространения слова о Боге?

– И миссии, и распространения благовестия. Господь сказал: «Идите и расскажите». Но как ты расскажешь, если двух слов связать не можешь, когда говоришь о Боге? Надо уметь это делать.

Защита? Да, конечно, потому что у кого-то есть вопросы не только недоуменные, но и каверзные. Когда не хватает словесных аргументов, люди переходят на кулаки. А надо же объяснить.

Хочу подчеркнуть, что богословие в этом отношении шире и миссионерской задачи, и апологетической. Богословие – это язык Церкви, когда она говорит о Боге. Например, в проповеди. Это тоже богословский язык. Необходимо уметь говорить на языке богословия, слышать его и понимать. Читать, чтобы книги понимать. Новые и древние.

Какие вызовы стоят перед современным богословием? С чем оно сталкивается как наука? Чему приходится противостоять?

– Вызовов много. Господь сказал нам в Евангелии, что не будет христианам мирного жития. Всегда будут вызовы. Всегда будет какой-то искусительный вопрос: а так ли это, как вы говорите? Правда ли это? Как лукавый змий спросил: «А правду ли сказал Бог?» Этот вопрос повторяется постоянно.

Сейчас есть серьезный и актуальный вызов для богословия. Со стороны биологии, нейронаук (когнитивистики). Ученые взялись изучать вопрос свободы воли. Что это такое с точки зрения биологии? Этому посвящена масса исследований, экспериментов. Современная техника позволяет ставить все новые и более интересные опыты.

Вопрос от телезрителя: «Наука доказывает все свои теории математическим или опытным путем. Богословие является наукой, но оно основано только на вере. Каким научным, математическим способом или опытным можно подтвердить веру каждого человека?»

– Очень хороший вопрос, он касается сути того, о чем мы говорим. Опытное богословие, богословие как Откровение, как разговор с Богом, конечно, не наука. Это ближе всего к поэзии.

Кто такой поэт? Это тоже пророк. В чем выражается пророчество подлинного поэта? В том, что он видит что-то важное и пытается сказать об этом словами. Любой хороший поэт своего рода богослов. Только, может, не про Бога, а просто про жизнь.

Если мы говорим про богословие научное, то оно ничем не отличается от любой другой науки. Наука – это прежде всего метод. Об этом еще давно сказал Декарт. Есть общенаучные методы, а есть специфические.

Наш телезритель заметил: «Разве можно веру наукой измерить?» Нельзя, в этом вы совершенно правы. Веру нельзя ни доказать, ни измерить линейкой, ни каким-то прибором уследить в мозге. Так чем же тогда занимается богословская наука? Откровением. Предмет богословия как науки – не Бог, не вера, не таинства как тайна. Предмет богословской науки – это Откровение о Боге.

Святые апостолы видели Спасителя, и потом они записали свой опыт в Евангелии. Мы верим тому, что они написали. Чем занимается библеистика? Она вчитывается в эти слова, помогает нам в них вчитаться и почувствовать то, что стоит за этими словами.

Вопрос от телезрителя Александра: «Хотел бы Вам представить одну из сторон богословия. Читаю Евангелие на протяжении долгого времени. Сейчас мне 72 года, а начал я примерно в 39. Обнаружилась такая тенденция: подсказка идет со стороны.

На неделе, в которую мы с вами встречаемся, читается Евангелие об исцелении расслабленного. Приходит такая мысль, что человеческая душа и есть купель и человек около нее лежит. Он не видит ничего, никакой грязи, никаких своих недостатков. Вдруг сходит ангел и возмущает душу. Вся муть, которая была в этом сосуде на дне, выходит наружу. Но враг туда заходит быстрее, оправдывая все наши нехорошие поступки, мысли и действия… И Господь независимо ни от чего может исцелить. У меня так и произошло в жизни в 39 лет. Никто не мог исцелить от пьянства, только тот человек, который прошел этот путь сам. Посредством слова Божия. Я хотел сказать, что это одна из сторон богословия».

– Почему христиане читают Евангелие всю свою жизнь? В каком бы возрасте человек ни пришел в Церковь, мы читаем Евангелие каждый день. Казалось бы, что нового ты можешь там прочитать? Но, как хорошо сказал телезритель Александр, чтение Евангелия – это тоже разговор с Богом. Это действительно часть (или форма) богословия как общения с Богом. Те аналогии, толкования, образы из Священного Писания, которые мы воспринимаем, нас научают. И действительно, читая Евангелие много лет подряд, можно вдруг что-то увидеть, и это, возможно, будет голосом Бога в нас.

А где та тонкая грань? Ты уже несколько раз встречал в Евангелии какой-то образ и вдруг прочел о нем еще раз – и ощутил что-то новое. С другой стороны – толкования святых отцов как ориентир. Как не впасть в крайность, ведь она может увести от истины?

– Это главная проблема и главная опасность всякого богослова, не так важно какого – академического, доктора наук или богослова-любителя. Опасность одинакова и у того, и у другого. Это гордость. Гордость и самомнение. Банальное самомнение, когда вдруг кажется, что ты один понял что-то такое, чего другие не поняли. Я бы всех нас предостерег от этой нехорошей мысли. Нам заповедано отцами, что мы должны впитать в себя опыт наших предшественников и на своем месте, в своей жизни, в своей культуре, на своем языке, со своим образовательным, интеллектуальным и культурным багажом почувствовать то подлинное, что стоит за их словами. И было бы обидно, возомнив себя чем-то большим, чем следовало бы, пройти мимо того, что там есть на самом деле.

Вы упомянули важную проблему, стоящую перед современным богословием, связанную с биологизмом.

– Проблема интересная – насчет свободы воли. Довольно популярной среди современных биологов-когнитивистов является теория (уже даже не гипотеза, а теория) о том, что свободы воли на самом деле не существует. Для этого проводят разные эксперименты. Классика таких экспериментов заключается в том, что перед испытуемым ставят две кнопки, красную и зеленую, и надевают на него современный аппарат, который считывает активность его мозга. Ему говорят: вы можете нажать на любую кнопку. Человек, посмотрев на кнопки, говорит: нажму на красную. Аппарат показывает, что моторное решение нажать именно на эту кнопку у него возникло раньше, чем он осознанно решил нажать на нее. Такого рода эксперименты проводятся уже несколько десятилетий, и целое движение в науке говорит о том, что свободы воли нет, это иллюзия. Это – вызов для богословия, потому что оно учит, что свобода есть неотъемлемая часть образа Божия в человеке. Вся наша антропология (учение о человеке) зиждется на свободе воли. Наше нравственное богословие занимается этим вопросом: обсуждает, объясняет, ищет язык, на котором можно поговорить об этом с биологами, и получается очень интересно. Это прямо сейчас происходит, это одна из актуальных тем.

Было бы еще интересно услышать Ваш комментарий по такой распространяющейся сейчас проблеме: поиск единого Бога во всех религиях. Вроде как нет Бога христиан, нет Аллаха мусульман, но есть «единый Бог, который всех любит и всех приемлет». Что Вы скажете по этому поводу?

– Это широкое современное течение в рамках глобализации. Такое желание часто высказывают политики, которым хотелось бы нивелировать все различия и сказать: мы все в одно верим, давайте жить дружно. Почему и откуда это все возникает – понятно. Кстати, одно из проявлений этой тенденции выражается в том, что наша светская номенклатура склонна называть богословие теологией. Оказалось, что это удобное слово, потому что бывает, например, православная теология, исламская теология. И получается, что вроде бы это одно и то же, только разного профиля. А теперь появилась новинка – буддистская теология. Но если бы мы сказали про буддистское «богословие», то это бы уже звучало несколько странно. Потому что в буддизме Бога еще поискать надо. Поищешь, да не найдешь. А вот теология буддистская – это пожалуйста.

Светское, обусловленное политическими желаниями стремление унифицировать веру, чтобы с ней было проще обращаться, конечно, имеет место. Но внутри себя христианское богословие никак не может быть сведено или редуцировано до каких-то общих понятий с другими «теологиями». Думаю, этого не так просто достичь. Все-таки христианское богословие – это язык, унаследованный от отцов через толщу веков, который проповедуется Церковью сейчас. Он неподвластен сиюминутным экуменическим, политическим и глобалистским движениям. Это скорее какая-то пена, и она совсем не достигает сути того, что есть богословие.

Для этого нужно, чтобы христианское богословие вырабатывало инструменты борьбы для отстаивания истины?

– Да не то чтобы борьбы. Лучшая борьба в области религии – это объяснение. Для нас, православных богословов. Для кого-то есть борьба с кулаками, а то еще и с мечами, и с ножами – бывает и такое «миссионерство». Особенно раньше бывало, в иных религиях. А христианство так не учит. Оно учит, что лучшее оружие – это объяснение. Вот для чего нужно богословие.

Почему я сказал именно о борьбе? 22 мая мы празднуем память перенесения мощей Николая Чудотворца, а в его житии есть такой примечательный эпизод, когда он, по преданию, заушил Ария, дал ему пощечину. Где эта грань, когда богослову нужно, с одной стороны, что-то объяснять, а с другой – не давать хулить веру христианскую?

– Были святые неробкого десятка, что говорить… Здесь, я бы сказал, главное в том, что в Церкви трудятся на ее благо люди с разными темпераментами. Думаю, что такой серьезный жест святителя Николая был принят, согласно житию. Его за это обличили, поругали за то, что он поднял руку. Но Бог принял его дерзновение, потому что это была его искренняя реакция. Это не была его политическая программа, что нужно бить тех, кто говорит что-то не так. Это был его порыв, но порыв настолько искренний, что он был готов, чтобы и его ударили, готов был претерпеть за веру. Если человек сам готов претерпеть и пострадать, то, может быть, у него есть моральное право что-то защищать, бороться. Но я бы не сказал, что это можно как-то формализовать. Это скорее находится в ведении Промысла Божия. То, что доступно святителю Николаю, не сказать, что доступно всякому студенту духовных школ. Я бы предпочел предостеречь от таких методов.

Богословская наука занимает центральное место в образовании в духовных школах для будущих пастырей. Как в попытке изучения богословской науки не забыть о молитве и о Боге как таковом? Мы можем вспомнить Льюиса. У него в одном произведении есть такой момент, когда он попадает в горний мир, и в аду спорят два богослова. Они не хотят идти в рай, потому что им богословие, спор о Боге, важнее Самого Бога.

– Один из этих людей был профессором богословия, и у него была назначена конференция в аду. Он говорил, что никак не может остаться в раю, потому что не может пропустить конференцию. Это очень важная беседа о Боге, но она – в аду. Это, конечно, была шутка со стороны Льюиса, некий английский юмор. Но это действительно справедливое предостережение для богословов, чтобы богословие не становилось забавой, хобби, развлечением. Для святителя Григория Богослова или Василия Великого богословие не было ни развлечением, ни хобби. Это было служение Церкви.

И сейчас, когда мы учим и воспитываем студентов духовных школ, мы эту идею им внушаем. Я считаю, что духовная академия уделяет этому огромное внимание. Тому, что нужно развивать не только интеллект, логику, но и сердце человека, его душу. Поэтому в академии проводятся богослужения, все студенты поют в хорах, ведут активную богослужебную жизнь. У всех студентов есть духовники либо в самой академии, либо в лавре (я говорю о Троице-Сергиевой лавре). И наши наставники, и ректор всегда об этом говорят, подчеркивая, что нельзя заниматься богословием и не меняться личностно. Одно без другого быть не может.

Как не увлечься богословием? Если воспринимать его как церковное дело, то все будет в порядке. Здесь угроза есть, но и понятно, что с ней делать. Я бы не сказал, что это какая-то апория. Нет никакого противоречия между верой и знанием, между верой и наукой, между умом и сердцем, между интеллектом и вдохновением. И то, и другое – это дар Божий человеку. И вдохновение сердца (когда сердце говорит и поет), и сухая математическая логика, которую мы сегодня поминали, – это дары Божии одному человеку. И когда он хочет сказать или спеть о Боге, ему понадобится все, весь арсенал того, что дал Бог. Отсюда появится разное богословие: и богословие суперсложное, технологичное, с какими-нибудь рентгеновскими аппаратами, искусственным интеллектом. Сейчас на помощь богослову пришел искусственный интеллект. Его все поругивают, говорят, что он нас погубит. Но в правильных руках он уже приносит пользу: наши коллеги-текстологи учат ИИ читать древние рукописи, которые трудно прочитать. Три обучаемые машины научаются хорошо читать древние тексты и уже неплохо умеют их переводить. А почему нет? Разве это чему-то помешает?

Сейчас много богословов, и многие хорошо, красиво говорят. А послушаешь по видео, например, отца Павла Груздева или отца Николая Гурьянова – ведь они не каким-то обилием красивых слов сыпали, они могли сказать суть в духе. Человек мог услышать одно и то же наставление от разных людей. Но услышал от праведника – и это преобразило его душу, повлияло на него.

– Да, верно. Но это – тоже богословие, потому что в устах праведника и простое слово о капусте становится богословием. И это прекрасно.

Записали:
Павел Зюзин
и Валерия Макарова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475