Архимандрит Савва (Мажуко): Что такое умиление?

Так устроены душа и сердце православных, что мы довольно часто отдаем предпочтение не Божественной литургии, а молебнам и акафистам, которые у нас всегда совершаются с большим подъемом, особенно если поются нараспев. И все мы с трепетом и волнением ждем последнего возгласа диакона перед пением или чтением молитвы: «Паки и паки со умилением душ и телес Господу помолимся».

И хотя мы всем своим существом понимаем, что такое умиление, но спроси у любого из нас, что мы понимаем под этим словом, каково его значение, не всякий найдется что ответить. Кажется, понятное слово «умиление», всеми принятое понятие, тем не менее есть определенные сложности в объяснении того, о чем идет речь.

Для подвижников монашеской культуры, монашеской школы термин «умиление» был своего рода школьным и техническим, если угодно. Его подробно описывает и дает ему определение преподобный Иоанн Лествичник в «Лествице», в знаменитом седьмом слове, которое имеет парадоксальное название «О радостотворном плаче». Кажется, что плач не может быть радостотворным, давать подлинную радость. Однако Иоанн Лествичник очень подробно, хотя иногда довольно деликатно, описывает практику плача и умиления, у него эти понятия идут рядом.

Он говорит об умилении, используя греческое слово κατάνυξις («катанюксис»). Это слово происходит от глагола κατανύσσω («катанюссо») – «укалывать», «цеплять», или «тревожить», «печалить». В светской литературе κατάνυξις означает «печаль», «уныние». Но у святых отцов у этого понятия нет отрицательного значения, это именно умиление как особое состояние молитвы и некая тональность, правильная настроенность души, ее нужно искать. Глагол νύσσω («нюссо»), от которого образовалось это слово, встречается в Новом Завете один раз, в том самом месте Евангелия от Иоанна, которое священник повторяет на каждой Литургии: Но един от воин копием ребра Ему прободе, и абие изыде кровь и вода (Ин. 19:34). На проскомидии мы снова и снова повторяем эту фразу. Когда евангелист Иоанн пишет, что «ребра прободе», звучит слово ἔνυξεν («энюксен»); то есть он как раз использует тот самый глагол νύσσω, и это означает укол, прободение, основательное цепляние.

Состояние умиления, о котором говорит Иоанн Лествичник, связано прежде всего с тем, что тебя что-то зацепило. Мы иногда говорим: «Я умиляюсь, глядя на эту картинку». То есть она как-то по-хорошему нас зацепила. Например, смотрим мы семейный альбом, или нам прислали фотографии малыша с розовыми пяточками, или лукошко котят – и мы умиляемся, картинка нас по-хорошему цепляет.

Подвижники, наставники молитвы, среди которых и Иоанн Лествичник, говорят нам о том, что без умиления невозможна подлинная молитва. И они говорят об этом так настойчиво, что даже в предисловии к греческому Последованию ко Святому Причащению звучит этот термин, и там настойчиво говорится о том, что читать канон нужно с умилением. Эти предисловия к молитвенным последованиям – настоящая подсказка, они нам очень нужны. Для чего это говорится? Почему мы должны читать именно с умилением, непременно настроить себя именно на умиление? Что, без умиления никак нельзя прочитать?

Иоанн Лествичник поясняет, почему без умиления, без настроенности мы не войдем в правильную тональность молитв. Кроме того, в самих текстах вечерних, утренних молитв, Последования ко Святому Причащению мы находим описание опыта этого самого умиления.

Мы видим, что важнейшая часть этого состояния – сокрушение человека, покаянная настроенность, во-первых, от того, что человек создан, сотворен, вызван из небытия. Человек – не самосущее существо, каждый из нас когда-то появился. И переживание своей небытийности, которая, несмотря ни на что, наполнена жизнью, потому что Господь нас вызвал из небытия к бытию, есть самое первое основание состояния умиления. В умилении есть сокрушение и смирение от того, что я все-таки повис над бездной небытия; я есть, я это переживаю.

Второй момент сокрушения связан с тем, что мне не на что в себе опереться не только потому, что я такой небытийный, а еще и потому, что все мои чувства, все порывы, все энергии души повреждены. Я – клубок противоречий, страстей, желаний, никак не могу разобраться в себе, и в моей памяти, в моей истории слишком много ошибок, чтобы гордиться собой. Но тем не менее в своей небытийности, в своей ущербности я все равно предстою перед неисчерпаемой любовью Человеколюбца. Я стою перед этой любовью совершенно растерянный; я ее не заслуживаю, но она есть; есть жертва Человеколюбца, есть крест, есть Евхаристия, и все это Господь дает даром, приобщая нас к Своей жизни.

Два самых важных элемента этого важнейшего состояния умиления описывает и Иоанн Лествичник, и другие подвижники. Это, с одной стороны, отрицательное измерение умиления – сокрушенность, смирение. С другой стороны – ликование от переживания любви Божией, любящего взгляда, обращенного на меня; я стою перед глазами любящего меня Бога Человеколюбца, моего Творца.

Почему я говорю, что нужно четко понимать, что умиление состоит из этих двух моментов? Убери один из них – и не будет того, о чем говорят святые отцы. Например, вы будете делать акцент только на сокрушении, на своей порочности, своей ущербности, и это не будет умилением, будет просто дикая депрессия и отчаяние, что ни в коем случае не христианское чувство. Или, например, вы будете делать акцент на любви: мол, Бог меня любит, аллилуйя; давайте плясать, водить хороводы. Но тогда забывается, что я вообще-то не на высоте своего человеческого призвания, не на высоте образа и подобия Божия, к которому призывает Господь.

Только два элемента в их равновесии составляют то единое чувство умиления, в котором сходятся два этих, казалось бы, противоположных состояния: сокрушение от того, что я такой немощный и ничтожный, но, несмотря на это, Господь меня любит, я предстою перед взглядом любящего меня Господа. Это очень важно понимать.

Это еще одно напоминание, что к чтению молитв нужно подходить как к величайшему сокровищу, оно требует деликатного отношения и подхода, к молитве нельзя относиться формально. Нужно расслышать в тишине, может быть, долгого молчания и очень осторожного многолетнего подхода к этим величайшим текстам не просто произведения поэзии, но исповедание опыта жизни в молитве, предстояние перед любящим Господом.

Это важнейший ориентир, настройка на то подлинное, что приносит настоящую радость, а не те крайности, которые только истязают и мучают христианина и лишают его самого важного содержания. Это важная настроенность, и к ней призывают нас и святые отцы, наставники молитвы, и даже те подсказки и надписания, что имеются в самом простом, доступном церковном молитвослове.

Записала:
Нина Кирсанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475