А. Н. Ужанков, профессор, доктор филологических наук: О прилоге

Сегодня Вы пришли с очень интересной темой. Я хочу заранее предупредить наших телезрителей, что это довольно сложная тема, но она крайне важна, особенно для христианского миропонимания. Речь идет об учении о прилоге, то есть учении о грехе. Что такое прилог?

– Начнем издалека. Святые отцы разработали учение о прилоге на основании своих эстетических опытов. Пять стадий развития греха, который начинается с прилога, приложения, когда прилагается какая-то мысль в сознание человека. Разработал это Иоанн Лествичник в своей знаменитой «Лествице». Русские писатели XVIII–XIX веков очень хорошо знали «Лествицу» Иоанна Лествичника. Это лествица духовного восхождения человека. Помните последние слова Гоголя? «Лестницу, поскорее, давайте лестницу!» Духовное восхождение человека, собственно, и показано в этом учении.

Есть знаменитая икона «Лествица», на которой изображено, как люди в разных одеяниях, княжеских, монашеских, в крестьянской одежде забираются по лестнице наверх, до Самого Христа. И некоторые падают в начале лестницы, некоторые – в середине, а некоторые уже руку протянут – и падают вниз.

– Совершенно верно, обычно ее используют в картине Страшного Суда.

Сегодня мы не будем разбирать богословские понятия, речь пойдет о том, что близко Александру Николаевичу – о русской литературе XIX века, и о том, как прилог воплотился в творениях писателей.

– Так вот, если говорить о самом прилоге, то преподобный Иоанн Лествичник выделяет шесть этапов развития греха. Собственно, сам прилог, затем сочетание, сосложение, пленение, борьба и так называемая страсть в душе. Страсть по-древнерусски – это, в общем-то, сам грех. Но эта шестая стадия как бы сочетается и с предыдущей, пятой: борьба и страсть. Происходит это в душе человека, или нет – мы посмотрим на примере литературных персонажей. И уже в дальнейшем святые отцы продолжают учение Иоанна Лествичника, и Филофей Синайский сокращает эти шесть этапов до пяти и дает очень четкие определения каждого этапа.

Впереди бывает прилог, то есть приражение.

То есть живет человек, все у него нормально, и вдруг что-то его неожиданно сбило с толку, заинтересовало, увлекло. Это и есть прилог. Это еще не грех.

– Да, верно. То есть мы сидим, думаем о чем-то, не можем не думать. И у нас появляются какие-то мысли, какие-то образы, те самые приражения, к которым стремится наш помысел. Что-то нас цепляет. Но эта мысль может прийти и уйти, и никогда больше не вернуться. Поэтому святые отцы говорят, что это еще не есть сам грех.

Наперед бывает прилог, приражение, действие, когда брошенная вещь ударяет в то, на что брошена, то есть, собственно, на сознание; потом сочетание, содвоение, внимание сковано предметом, так что только и есть что душа да предмет приразившийся и ее занявший; далее сосложение, то есть предмет приразившийся и внимание занявший возбудил желание. Это очень важно, у человека должно появиться желание следовать тому помыслу, который появился. И душа согласилась на то, сложилась, как замечает Филофей Синайский. За сим пленение (предмет взял в плен душу, возжелавшую его, и как рабу связанную ведет к делу). То есть помысел взял в плен душу и повел ее, как рабу. Наконец страсть (болезнь души), частым повторением, удовлетворением одного и того же желания, и привычкой к делам, коими оно удовлетворяется вкачествившаяся в душе.

То есть уже страсть (или сам грех), а мы увидим это, например, в русской литературе, может вылиться в определенное действие уже собственно совершения этого греха.

Я обычно студентам своим показываю на пальцах. Я говорю, первое – это что? Это прилог, когда мысль только появилась. Потом вторая стадия – сочетание. Потом кульминация, так сказать, вершина в развитии греха, когда уже сложился помысел. И дальше человек попадает в плен и, что называется, катится по наклонной плоскости.

И уже грешит постоянно.

– Да. Тут еще важно, что на этой пиковой точке монахи в монастыре каются. Они же не совершают какие-то проступки, они каются в своих помыслах, потому что если они не раскаются, то могут дальше попасть в плен этой мысли. И она поведет душу, как рабу.

А, может, даже и тело поведет, если начнет человек совершать поступки.

– Совершенно верно. Покаяние по-гречески – это метанойя. Перемена ума, перемена сознания. И если на этой пиковой точке человек раскаялся, то он возвращается назад, на исходную точку. И тогда уже освобождается от этого греха.

Мы сегодня будем говорить не о грехе, не разбирать всякие сложные детали греха, а поговорим о прилоге, о том, что является, по сути, безобидным делом.

– И который толкает потом человека на совершение тех или иных поступков. Совершенно неожиданно для себя я обнаружил, что практически у каждого писателя конца XVIII–XIX века хотя бы одно, а у некоторых даже несколько сочинений написаны с использованием этого учения о прилоге. И первое, на что можно бы обратить внимание, – это образ бедной Лизы.

Это Николай Михайлович Карамзин.

– Да, совершенно верно. Произведение это произвело сильнейшее впечатление на читающую публику конца XVIII и начала XIX века. Около двадцати подражаний было Карамзину, даже использовали то же имя, или похожую семантику в названии произведения. Но вот «Бедная Лиза» – как раз классический художественный пример развития прилога.

Лиза живет с матерью, собирает цветы для того, чтобы продать их в Москве, получить какие-то деньги и тем самым помочь матери. Она о ком думает? Она прежде всего думает о матери, это тоже очень важно. И вот как-то однажды она принесла свои цветы на продажу, и вдруг появился молодой человек, который произвел на нее сильнейшее впечатление. И тут, замечает Карамзин, она потупила взор долу, то есть опустила глаза, и немного зарделась. Вот, собственно, и происходит то самое приражение. Понравился он ей? Конечно, понравился. Значит она будет думать об этом молодом человеке. Более того, он оказался любезным, он даже просил, чтобы только ему она продавала цветы.

Она возвращается домой, и все время думает об этом молодом человеке. Карамзин – это эпоха сентиментализма. «И крестьянки любить могут!» – классическая фраза, которая выходит из этого произведения в русскую литературу. И Лиза сначала назовет себя бедной еще не из-за тех испытаний любви, которые ей пришлось понести. Нет, она пока называет себя бедной потому, что о таком женихе, как Эраст с его происхождением, ей и мечтать не приходится.

Она о нем размышляет, и вдруг под ее окнами оказывается как раз этот молодой человек. Он знакомится с матерью девушки. Лиза, как мы помним, ему вынесла даже холодного молока в жару. Но взор ее был столь стремительным, быстро, как молния, она взглянула на него, и опять потупила глаза. Тут все передается через глаза.

И тут мы уже видим, что наступила вторая стадия. Но вот интересный момент, который я наблюдал практически у всех писателей: сочетание здесь – это не то, что у святых отцов названо борьбой ума, когда в уме этот образ или мысль удерживаются, а здесь это помощь человека извне, в данном случае матери. Потому что именно мать говорит Лизе: а если бы тебе такого жениха?

То есть она ее как бы подталкивает?

– Именно. И вот на эту деталь почти никто не обращает внимания, а тут уже складывается ее отношение к Эрасту, и Лиза понимает, что значит не она одна так думает о нем, значит и мать точно так же думает. Значит, можно думать об Эрасте. То есть это сочеталось, а теперь уже слагается мысль: да, он замечательный человек, о нем можно думать – вот пиковая точка.

И здесь несколько очень важных моментов. Первый момент: она приносит цветы в Москву, их хотели купить, но она сказала, что цветы не продаются, и, не встретив Эраста, она выбрасывает цветы в воду: так не доставайтесь же вы никому! То есть вот уже приражение, уже сложение с мыслью, что Эраст – человек избранный, и она теперь будет думать только о нем, и стремиться к свиданию с ним. Это пиковая точка.

То есть она уже готова совершить действие.

– Именно. Рано утром, когда мать еще спала, она выходит на берег реки, чтобы полюбоваться рассветом, и видит, что пастушок гонит свое стадо. И она подумала: а как было бы хорошо, если бы этим пастушком был Эраст. То есть он бы появился здесь, она бы ему сказала: зачем тебе куда-то идти, здесь тоже хорошая трава. Они бы встретились и любезно побеседовали. И вот это уже перерастает в стадию пленения, потому что она уже пленена этой мыслью. И что происходит? Звук весел по воде – и приплывает Эраст.

То есть внешние силы, а мы знаем, какие именно, продвинули эту мысль в ее глубинное сознание.

– Верно. И вот тут, что интересно, именно в этот момент, в этой пиковой точке и происходит их объяснение в любви. То, что они, оказывается, любят друг друга, что она любит Эраста, Эраст любит ее. И Лиза говорит: а можно я скажу об этом матери? Вы видите, это не покаяние, а всего лишь признание.

Русские писатели будут очень тонко проводить линию между признанием и покаянием, потому что это не одно и то же. Признаться матери, что она любит, – какой здесь грех? Никакого нет греха. Правда мать уже присмотрела ей жениха, крестьянина, который готов посвататься к ней, и Лиза об этом сообщает Эрасту. Внешние обстоятельства как бы подталкивают, как часто бывает, к совершению поступка, может быть, даже до конца и необдуманного. И когда происходит грехопадение Лизы? Когда начинается гроза, и как бы само небо реагирует на то, что происходит. И как только она потеряла невинность, предалась Эрасту – тут же происходит охлаждение Эраста к ней. Более того, он даже обманывает ее и говорит, что ему нужно ехать на войну. А сам проигрывается в карты, вынужден жениться на богатой вдове, чтобы поправить свое благосостояние.

И вот то название, которое Лиза себе дала в самом начале – бедная Лиза – теперь как бы воплотилось. Что делает Карамзин, как и другие наши писатели в последующее время? Он показывает, что человек в своих мыслях, возможно, предугадывает развитие событий. И в какой-то степени даже их предопределяет, эти события, если, как святые отцы говорят, нет духовной борьбы с этим.

И вот получается, что Лиза узнала о предательстве Эраста, он даже дает ей деньги, то есть пытается откупиться. Она в самом начале произведения думала о матери, приносила ей деньги от продажи цветов. И тут она тоже думает о матери, деньги, которые получила от Эраста, не выбрасывает, а передает соседской девочке, чтобы она принесла их ее матери. Будет ли это утешением для матери? Ведь Лиза уже задумала самоубийство, она уже решила броситься в пруд.

И вот, что показывают писатели, в данном случае Карамзин, а потом мы увидим это и у других русских писателей, – что один нераскаянный грех тянет за собой еще больший грех. То есть страсть, которая появилась у нее, тянет за собой еще больший грех – самоубийство. Что такое самоубийство? Это преступление перед Богом. Самоубийц даже раньше не хоронили на кладбище, а за чертой его. То есть на кладбище обычно была часовня или храм, где отпевали, а самоубийц не отпевали, и не хоронили на погосте, как раньше называлось кладбище. В итоге человек, не обуздавший свой грех, совершает еще больший грех – преступление перед Богом.

Для того времени это было смелое произведение.

– Несомненно.

В русской литературе тогда это все не сформировалось по-настоящему. Уже потом Толстой начнет даже писать исповеди, и так далее.

– Вы правы, Карамзин один из первых, если не первый, кто в русской литературе делает упор на святых отцов. И тут еще что немаловажно: мы с вами знаем, что Петр I после смерти десятого Патриарха, Адриана, не стал собирать Собор, чтобы избрать нового Патриарха. И наступил новый период русской истории, Синодальный, Петербургский. Это период без Патриарха. И в это время получалось, что окормляли людей, в том числе и русских писателей, монастыри и святые отцы. Оптина Пустынь огромное значение имела для русских писателей XIX века. И чтобы духовно развиваться, русские православные люди, естественно, к кому обращались? К святоотеческому учению. В том числе читали и «Лествицу» Иоанна Лествичника.

А у нас на Руси был очень популярен «Устав» и, собственно, учение о прилоге преподобного Нила Сорского, старца XV века. И он разработал это учение на нашей почве. И что удивительно – многие писатели это учение знали, во всяком случае Гоголь и Достоевский наверняка его знали.

А Александр Сергеевич Пушкин подхватил и дальше понес эту идею использования святоотеческого учения как основы для художественного образа о прилоге. Потом будут и Гоголь, и Достоевский, и Островский, и Толстой. Но здесь происходит развитие этого приема, потому что мы же с вами знаем, что русские писатели воспитывались в православной среде, то есть они – наследники большой православной культуры. А эпоха романтизма – это как раз обращение к тем историческим корням, которые у нас были. И для Пушкина в Михайловском, и в Святогорском монастыре это было открытие пласта древнерусской литературы, древнерусской культуры. Он же говорил, что Пасхальная служба – это высшее, что он своей жизни испытал.

Так вот, Пушкин тоже хорошо знал учение о прилоге. И его творческий всплеск в значительной степени произошел именно под влиянием Православия, это была Болдинская осень и позднее. И вот именно в эту пору он и пишет известную всем «Пиковую даму».

Пушкин гениален, конечно, во всех своих произведениях. Но что делает Пушкин в «Пиковой даме»? Он берет для своего главного героя, для Германна, ту же самую теорию прилога. И как он удивительно это показывает на примере главного героя! С чего начинается повесть? До утра играют в карты. Кто выиграл, естественно, в хорошем расположении духа, кто проиграл – сетует. И один из гостей говорит: а каков же Германн! – указывая на молодого инженера, – отроду не брал он карты в руки, отроду не загнул ни одного пароли, а до пяти часов сидит с нами и смотрит на нашу игру! То есть вот некий такой анекдотец, как Пушкин называет это приключение, с чего начинается? Игра занимает Германна сильно, но он не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее.

Пушкин потом скажет, что Германн в душе игрок, но внешне он себя сдерживает, потому что доход у него небольшой, десять тысяч, плюс еще есть какие-то сбережения. Но поставить их – и проиграть – он себе позволить не может.

То есть прилог уже совершен?

– Нет, еще и прилога нет. Пушкин показывает, что предрасположенность к этому прилогу у героя есть. Но Томский еще не рассказал историю о своей бабушке, старой графине Анне Федотовне, которая жила в Париже. Она проиграла значительную сумму в карты, обратилась к своему супругу, тот ей категорически отказал, и тогда она обращается к французу Сен-Жермену, богатому человеку, но прохиндею. И он говорит: я вам не дам денег, чтобы вы не были мне обязаны, но я назову три карты, которые приведут вас к выигрышу. И вот это и есть, собственно, прилог, когда Германн слышит, что можно узнать тайну трех карт – и выиграть.

Первое – это прилог. Второе – с чем он сочетается? Германн ходит по Петербургу и вдруг останавливается возле дома. Чей это дом? Оказывается, дом старой графини. Значит, все не случайно. Потом третья, пиковая стадия, когда он увидел барышню в окошке. И он сразу же выстроил план – а он же немец, расчетливый, что вот через эту барышню можно попасть в дом самой графини. И тогда он начинает писать любовные письма девушке, кстати, зовут ее Лиза. И причем особенно не старается, просто переводит с немецкого на русский какие-то любовные послания.

Далее он добивается ночного свидания с ней и пробирается, как некий хищник, подбирается к своей жертве в полночь, полуночный жених. Тут уже аллюзия такая появляется, причем эта аллюзия будет несколько раз в произведении. И Германн оказывается в кабинете старой графини. И вот тут, собственно, он находится уже в плену страсти: он просит графиню, чтобы она раскрыла ему тайну карт, она ее не раскрывает, тогда он достает пистолет... То есть страсть все больше и больше. И когда она увидела пистолет, то это было слишком сильным эмоциональным воздействием на нее, и она умирает.

Пушкин гениально, продолжая линию Карамзина, открывает такие вещи, которые доступны только высокодуховным людям.

– Совершенно верно. Но что Пушкин делает еще? Закончилась ли эпопея Германна? Он же тайну трех карт не узнал. Закончилась только эпопея с графиней. И Пушкин второй раз, по этому же кругу, посылает Германна. То есть сначала он постоянно мыслит о том, как бы узнать тайну карт. Потом к нему во сне является старая графиня и говорит: тройка, семерка, туз. Затем уже страсть разгорается, когда он ставит на игру, причем трижды ставит. В конечном итоге, он ставит в третий раз, выпадает не туз, а дама – ваша дама бита! – и он сходит с ума и попадает в психолечебницу.

То есть один раз – это тайна карт, второй раз – стремление к наживе. Пушкин показывает, насколько это пагубно. Человек даже на первом круге своих страстей не осознал того, что он сделал. И, собственно, это привело его к гибели. (Продолжение в следующем номере)

Записала:
Полина Митрофанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475