Священник Валерий Пицын: Счастье жить с Богом

Первый вопрос традиционный: «Как Вы пришли к Богу?»

– Это был 1988 год. Я служил в армии в горах, в Грузии. Было тысячелетие Крещения Руси, начали появляться статьи на религиозные темы. И меня это очень заинтересовало. Я начал читать статьи в газетах, которые привозили в часть почтой. Они шли с опозданием в пару месяцев, потому что высоко. Зимой бывали обвалы, и в часть можно было долететь только на вертолете. Я, как губка, впитывал все эти статьи. А уже после армии у нас в городе из кафе сделали храм, и я начал туда ходить, потихонечку воцерковляться. Не сказать, что все произошло быстро. Были и какие-то интересные научные статьи, которые доказывали инобытие. Нам же в школе говорили, что Христа придумали попы, чтобы обманывать бабушек, а тут, оказывается, есть какие-то научные факты, доказательства. Меня это очень поразило. Я старался поделиться этим со своими друзьями, но их почему-то это не особо касалось. Рассказываешь, что на самом деле есть Бог и та жизнь, а они оставались прежними. Это так поражало. Но некоторые друзья позже все-таки пришли к Богу.

А как к этому относились Ваши родители?

– Хорошо.

Они были верующими?

– Нет. Отец был коммунистом, но к этому относился спокойно. Мой младший брат сразу после окончания музыкального училища решил поступать в семинарию в г. Санкт-Петербург. А я тогда об этом даже и не помышлял.

Получается, младший брат быстрее Вас принял сан?

– Да. Он служит уже лет 28. Он мне и рекомендацию писал. Когда я поступал учиться, не знал, что останусь в Рязани, хотя город мне нравился. У меня глубокие рязанские корни по отцу. Можно сказать, потянуло на историческую Родину. Но все равно не было гарантии, что я пригожусь на Рязанской земле. И я думал, если что, после окончания вернусь к брату и буду служить у него диаконом.

Помогать ему.

– Да, помогать. В любом случае брат возьмет меня к себе.

А кто был первым священником, который встретился Вам на пути?

– Отец Лавр. Отец Киприан был моим духовным отцом в Новомосковске Тульской области. Они были монахами, у них я окормлялся. Сейчас монастырь разросся, и там уже другой наместник. Многое поменялось.

Мы говорим о поздних советских временах. Прошло много десятилетий. Как в Вас росла мысль о том, что нужно поступать в семинарию? Вы начинали воцерковляться в 1989–90 годах, а в семинарию поступали сравнительно недавно. Как Вы прошли этот путь?

– Путь был очень тернистый. Тогда у меня был продуктовый магазин, я занимался бизнесом. А по ночам работал сторожем в храме «Нечаянная Радость» в Новомосковске. Там я читал книги. Там мне захотелось написать икону. Я начал рисовать. Немного покупал литературу, читал, как это делается.

Вас никто не учил иконописи?

– Потом Господь послал хорошего преподавателя.

Значит, Вы ночью сторожили храм, будучи бизнесменом.

– Да. Все удивлялись, думали, может, не хватает денег. А я не ради зарплаты, она мне в общем-то была не нужна. Просто мне нравится ночью в храме. Меня не понимали ни родственники, ни знакомые. Ночью в храме очень хорошо: никто не мешает, можно спокойно почитать. У меня было свое небольшое помещение, где можно было и рисовать, и читать, и помолиться. Сотовых тогда еще не было, никто не позвонит, никто не дергает. Очень хорошо. Я с теплотой вспоминаю те времена.

Когда Вы дежурили в храме, то были уже активным членом общины? Исповедовались, причащались?

– Да, да.

Как росла идея поступить в семинарию?

– Однажды, не помню, какой это был год, мы поехали к отцу Николаю Гурьянову на остров. Каждый со своими вопросами. У меня были проблемы с жильем. Такие абсолютно мирские бытовые вопросы. Беседа была небольшая, буквально несколько минут, и во время нее отец Николай благословил меня на священство. Я удивился, тогда даже не помышлял об этом. Но мысль зародилась где-то внутри, сидела, вынашивалась. Прошли многие годы, прежде чем я оглянулся назад и задумался, что надо что-то делать, потому что не было удовлетворения от жизни. И вроде Господь послал такую профессию, и заказы есть, и очередь на два года вперед расписана, но на сердце все равно было как-то неспокойно. И сначала я поехал в Тулу, она была ближе, всего 60 километров, но там мне не очень понравилось. А когда я приехал в Рязань, прошел по коридорчику семинарии, зашел в эти небольшие аудитории, мне стало так хорошо. Я подумал, что хочу здесь учиться. И надеялся, что получится ходить на дневные занятия и работать. И был момент, когда я действительно до 12 ходил на лекции. Но потом график начал сыпаться, сроки, обязательства. Не получалось. И поэтому обучался заочно.

Вернемся к иконописи. Вы были ночным дежурным в храме, и у Вас появилось желание написать икону. Многие, когда испытывают такое желание, сталкиваются с тем, что не умеют этого делать. Берешь в руки карандаш, но толком ничего не выходит, какие-то детские каракули. А как получилось у Вас?

– Я взял карандаш, бумагу и икону. Кстати, первая икона, которую я срисовал карандашом, была Казанская икона Божией Матери. Она сохранилась. И я сейчас служу в Казанском храме. Случайностей не бывает. Господь ведет нас такими «имиже веси судьбами». Я сел и нарисовал ее карандашом, и получилось, хотя раньше никогда не рисовал.

Ничего не рисовали раньше?

– Наверное, в школе какие-нибудь карикатуры, но, чтобы серьезно рисовать, такого никогда не было. На самом деле творческий потенциал, мне кажется, есть у каждого человека. В детстве все рисуют. Просто потом в процессе жизни этот потенциал заглушается в суете, и люди от этого отходят. А так все могут рисовать, просто кто-то взращивает это в себе, а кто-то нет. Так же, кстати, как и пение. Все дети поют в детстве. И здесь так получилось, наверное, где-то спал этот талант, а после 30 лет проснулся. И Господь послал хорошего учителя.

Расскажите, пожалуйста.

– Есть такой город под Тулой – Богородицк. Я ездил в Тулу, привозил продукты, забивал свой магазин. А в свободное время вечером ездил в Богородицк и учился там писать иконы. Там уже было дано направление, какие краски, на что обращать внимание, чем каноническая икона отличается от неканонической. И вот так потихонечку. Потом появились заказы. И наступил момент, когда нужно было выбирать, чем ты хочешь заниматься: иконы писать или бизнесом. Там были перспективы открывать продуктовую базу и увязнуть в этом. Пришлось жестко подойти, полностью закрыться и только писать иконы.

Как Ваша семья отнеслась к этому?

– Хорошо. Моя супруга всегда мне во всем помогала. Когда мы занимались торговлей, она вела бухгалтерию. Начал писать иконы, она их золотит. В храме она выучилась на уставщика на клиросе. Очень активно мне помогает.

И после этого Вы стали уже стопроцентным иконописцем, занимаясь только этим?

– Да. Первое время еще был небольшой переход. Сразу резко не уйти, надо было семью кормить. Тогда у меня еще была «Газель», и я на ней занимался извозом. Писал иконы и немножко подрабатывал. А потом и от «Газели» избавился, полностью ушел в иконопись.

Несколько лет Вы были иконописцем, а потом уже пришло желание поступать в семинарию?

– Да. Даже не вспомню, как. Видимо, сидело где-то на подкорке. Ведь и старец благословил, а я иду против рожна. Поехал, посмотрел семинарию и там принял решение.

Решение оказалось судьбоносным, потому что потом Вы переехали в наш город.

– Да, переехали и всю семью перевезли сюда. И дочь, и сын здесь. Господь все так повел очень гладко. На самом деле главное – не сопротивляться воле Божией. Господь все устраивает, и даже становится интересно жить. Когда меня рукополагали, мы с женой думали, что где-то есть деревня, куда меня пошлют, куда мы поедем. Рассуждали, как нас там примут. С интересом смотрели в будущее.

Без боязни.

– Да, без боязни. Господь ведет. Казалось бы, когда начинал писать иконы, родственники не понимали, как так можно, особенно после голодных 1990-х, отказаться от продуктов. Если работа связана с продуктами, то ты всегда будешь сыт. И тут человек все закрывает, и не пойми чем собирается заниматься. С ума сошел. Мой отец, кстати, очень негативно относился к этому. У нас в родне был художник, писал картины. Он был очень бедным. Отец все время говорил, что рисовать что-то – вообще несерьезное занятие. Поэтому если бы он был жив и узнал, что я собираюсь писать иконы, это было бы для него шоком. Хотя оттуда, я думаю, он смотрит и радуется.

Мой отец тоже очень трудно воспринимал мой выбор. Он был человеком атеистического склада. Расскажите, каково принимать сан уже в сознательном, зрелом возрасте? Не трудно ли было начинать служить?

– Да, трудности были. И они даже больше связаны, наверное, с памятью, потому что уже все-таки возраст. Учеба дается тяжелее, чем в молодости. Какие-то вещи тяжело запоминаются. И приходилось общаться с большим количеством людей. Иконопись не предполагала этого, мы в основном с женой плечом к плечу работали. Такого большого общения не было. А здесь нужно и проповедь сказать, и вот сейчас интервью. Конечно, какая-то ломка происходила. Но на самом деле все было принято с радостью. Единственное, был такой страх, что вдруг появляется Священноначалие. Ведь больше 30 лет мы были на вольных хлебах, я сам принимал решения куда ехать, что делать, куда вложить деньги и так далее. А теперь, даже чтобы поехать в отпуск, нужно писать прошение.

И могут еще не утвердить.

– Ты как будто бы лишаешься свободы. Но на самом деле ничего не лишаешься. Настоящая свобода именно во Христе и со Христом. Но страх небольшой был.

Искушение, скорее всего.

– Да, искушение. Просто раньше мы могли решить поехать на юг, быстро вещи собрать, бросить в машину и поехать. И никто не запретит. Но это скорее номинальная свобода, а не реальная, потому что есть сроки, есть заказчики. В любом случае ты привязан к этому. Это кажется, что можешь делать, что хочешь, но на самом деле это не так. И я этой свободой в общем-то и не пользовался.

А так, конечно, была радость. Все поздравляли. Близкие знали, что я собирался стать священником. Все-таки была такая мысль, я ее обсуждал и немножко подавал во время обедов, разговаривал на эту тему. Поэтому они знали. И мечта сбылась.

Жена восприняла хорошо, а дети?

– И дети восприняли хорошо.

Не было бунта?

– Нет, нет. Они все-таки более-менее воцерковленные. Конечно, я мало времени уделял детям. Это сейчас сквозь призму времени смотришь. Дочь пела в детском хоре в храме. Сейчас они с зятем регулярно причащаются, исповедуются, ведут церковную жизнь. Поэтому все было воспринято хорошо.

А как удается совмещать священство и иконопись?

– Каким-то чудом, потому что служб много, а здоровье потихонечку уходит. Но Господь дает силы. Помогают и физические упражнения, баня. Так поддерживаю себя. Но и пишу сейчас значительно меньше, чем раньше. Но все равно удается работать. А как это получается, я даже не задумывался. Господь благословляет. Сегодня в деревне будет служба вечером, я возьму с собой маленькую икону и между службами поработаю. У нас там хорошее светлое помещение. Поэтому получается.

Сейчас часто говорят о том, что деревни вымирают, все переезжают в города, их становится все меньше и меньше. Каково это – быть сельским священником?

– Очень хорошо. На самом деле там живут замечательные люди, добрые, простые. И народ есть в деревне. Конечно, есть совсем вымирающие, но наше село нормальное, в длину километра три. Конечно, прихожан не так много, но есть. Летом приезжают москвичи. Много прихожан из Рязани. Летом в воскресной школе детишек становится больше. Зимой меньше. Службы идут вечерние, утренние. Люди молятся, приходят. Мне кажется, не нужно бояться деревни. Я знаю, молодым священникам это не очень нравится. Может, доход не такой большой, и с детьми проблемы, детские сады, школы. До Рязани от нас 45 километров. Многие возят детей в школу в Рязань. Каждый день туда, обратно.

Живут в деревне, а вся жизнь в городе?

– Живут в деревне, да. И нормально все у них складывается. Я уже сейчас привык. С одной стороны, 45 километров кажется много, с другой стороны – немного. Четырехполосная дорога, полчаса, и ты уже в городе. Есть люди, которые каждый день ездят на работу в Рязань.

По сравнению с Рязанью или городом, где Вы раньше жили, есть разница менталитетов? Или это все-таки условно?

– Разницу я заметил в виртуальном пространстве. Почему-то в Рязани очень много отрицательно, даже зло настроенных против Церкви людей. В Тульской области я не замечал ругани, злобы, которую изливают на Церковь и священников. А в Рязани очень сильно. Моя жена тоже заметила. Мне даже иногда не хочется читать какие-то чаты, потому что там очень много грязи выливается на Церковь. В этом есть отличие. Не знаю, с чем это связано, может быть, с советским прошлым, которое здесь пустило более глубокие корни. Хотя если взять Новомосковск, то это город, у которого вообще нет религиозного прошлого. Его построили зеки в 1930-е годы. Тогда строили химкомбинат и поднимали этот город. В нем никогда не было церквей. Кстати, первый храм, который построили с нуля после революции, был именно в Новомосковске, в Свято-Успенском монастыре. А так, в общем-то, все говорим на русском языке, люди одинаковые.

Сравнительно недавно в Рязань приезжал с визитом Святейший Патриарх Московский и Всея Руси. Но никто не порадовался этому историческому событию для нашего региона. Никто не порадовался тому, что город благоукрашается, помимо всего прочего, архитектурой. Ведь самая красивая архитектура всегда у храмов. Печально, что это не ценится. Начинаем ценить только, когда уже поздно.

Итак, Вы становитесь настоятелем храма в честь Казанской Иконы Божией Матери. Мечта многих священников стать настоятелем. Все думают, что настоятель – это тот, кто стоит первый, все ему кланяются, он всех благословляет, а на деле это человек, который за все отвечает, платит по счетам, ведет коммуникации со светскими и духовными властями. Не отдалило ли это Вас от внутреннего мира?

– Я об этом не задумывался. Особо ничего не изменилось. Когда меня назначили на приход, сначала был шок. Мне нужно было заканчивать очень большой иконостас, огромная ответственность. Надо было защищать дипломную работу. И сразу я еще стал настоятелем. С трех сторон это был тяжелый год. Но каким-то чудом я успел и иконостас написать, и принять все дела, стать настоятелем, и диплом защитить. У меня даже была мысль взять академический отпуск, думал, что не проглочу столько всего. Но Господь все устроил, все получилось.

Каких-то больших изменений не было. Общения стало больше, новый приход, новые люди. Были и негативные моменты. В частности, у моего брата. Его не принимали, потому что у предыдущего настоятеля были проблемы с паспортами, с ИНН.

Распространенная история.

– Да. И когда его сняли и поставили моего брата, то там чуть ли не баррикаду делали. То же самое в Октябрьском с отцом Александром. Тоже были проблемы. Поэтому сначала были сомнения, но слава Богу, приход нормальный, не испорченный. Конечно, первое время люди приходили просто посмотреть, что за священник. Своеобразные смотрины. А потом все потихонечку стало налаживаться. (Окончание в следующем номере)

Записали:
Анна Вострокнутова
и Елена Чурина

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз»:
https://tv-soyuz.ru/Moe-kredo-Beseda-so-svyaschennikom-Valeriem-Picynym-Chast-1;
https://tv-soyuz.ru/Moe-kredo-Beseda-so-svyaschennikom-Valeriem-Picynym-Chast-2

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475