Епископ Галичский и Макарьевский Алексий: Вера или игра?

Наша сегодняшняя тема – что мы делаем: верим или же играем? Она возникла под влиянием нескольких источников. В Послании святого апостола Иоанна Богослова есть такие слова: «Если кто-то говорит, что Бога любит, а брата своего ненавидит, тот лжец». Мы часто сталкиваемся с такой ситуацией: люди действительно думают, что они верят, но, когда доходит до проверки, оказывается, что это была иллюзия, игра.

– Весь мир, по определению, иллюзорен, но в то же время он и конкретен. То есть мы всегда в мире наблюдаем дуализм (познаваемое и непознаваемое и так далее). Современное общество отличается тем, что все время пытается придумать определенную формулировку и от нее отталкиваться. В XIV–XVII вв. были определенные лозунги, или, как мы говорим, девизы. Сейчас мы их называем иначе. Для меня это всегда как вывеска. Например: «Жизнь – игра» – или: «Церковь это клуб по интересам», и так далее – и каждый пытается найти для себя определение.

Это не ново, это всегда было – начиная от античных философов до первых литераторов, от поэмы Гомера «Одиссея» до Льва Николаевича Толстого, Антона Павловича Чехова, Федора Михайловича Достоевского и так далее: всегда в героике стоял вопрос взаимоотношений с Абсолютом, отношение героя к Абсолюту, и каждый называл или формулировал эту веру по-своему.

Без веры ведь жить невозможно. Основание веры закладывается в самом детстве. Но почему-то, когда мы говорим о вере, то забываем основание веры. Мы говорим, что вера – это воплощение того, что ожидает человека. Апостол Павел в своем послании очень интересно сказал, что такое вера: вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом. И это ведь так и есть. С самого детства человек это видит. Ребенок смотрит, осязает, воспринимает, у него включается чувственное восприятие. Затем от чувственного он переходит к опыту – трогает. Затем уже доверяет опыту. От опыта у него возникает доверие словам или образам, которые возникают.

Если мы посмотрим в окно, то, судя по современным объяснениям, есть только то, что мы видим в окне дома, например, а всего остального нет, все остальное отсутствует. Но разве это так? Если мы выйдем из дома и завернем за угол – нам вдруг открывается совершенно другой ракурс, другой вектор ведения. А если мы сядем в самолет и перелетим в другое полушарие – совершенно другой. Что тогда иллюзорно и что реально?

Всегда пытаются веру поставить в определенные рамки. А Бог – вне времени, вне места и вне пространства. Основание веры – благодарность. Благодарность дает молитву, прошение, милосердие, дает взаимовыручку, восприятие: «Благодарни суще недостойнии раби Твои, Господи, о Твоих великих благодеяниих на нас бывших…». Мы благодарим Бога и приносим хвалу.

Ведь грехопадение начинается с отсутствия благодарности. Церковь протестантская говорит, что причина грехопадения – гордыня. Да нет, гордыня – следствие. А причина в чем? Адам должен был благодарить, а он вместо благодарности отправляется искать Еву, вместо того, чтобы сказать: «Родная, почему ты сегодня не благодаришь Бога?..».

Это мы сейчас разбираем пространство веры. Мы верим во все, что написано в Священном Писании. Мы – верующие люди, религиозные. Но ведь ученый – тоже верующий человек: он верит в определенные постулаты, формулы и догмы. Он верующий, но вера его основана на доверии своему учителю, формуле, которую он опытным путем подтверждает. А атеист – разве не верующий человек? Верующий, но он «верит в то, что...» – и дальше атеист объясняет, во что он верит.

Поэтому в действительности вера – основание жизни: человек начинает себя воспринимать человеком, образом и подобием чего-то. Кто-то признает себя образом и подобием Божиим, а кто-то говорит: нет, я образ и отражение (семантика в ход пошла) этого общества, родителей, нашей общины.

Очень часто люди, долго ходящие в храм, вдруг задают себе такой вопрос: «То, что я ходил в храм, – не игра ли это?». Вы правильно выбрали такой ракурс. Знаете, сегодня перед передачей мне пришло сообщение от давней моей хорошей ученицы, которая ходила на курсы катехизации. Сейчас она переживает перелом в жизни: что ее жизнь в Церкви? С чем это связано? А связано это с тем, что современное общество Церкви навязывает то, что не есть ее предназначение.

Допустим, я не отрицаю необходимость социального присутствия Церкви, но это не основное. Иногда у меня создается такое впечатление, что у нас в Церкви самое основное предназначение остается за огромным красивейшим занавесом. Ведь сакральное звучание Церкви и есть основание веры… Сакральность. А сакральность в чем? Что вмещается в Церкви, что есть основание веры, что есть цель этой веры и предмет нашего познания? И тогда нам открывается совсем иное – все становится на свои места, и тогда вера это не игра, а постоянное познание самого себя.

Вы не хотите быть христианами? Но вы все равно верующие люди, от Аристотеля до Платона, от Платона до Парменида, и так далее. Я могу даже на примере античной философии говорить. Господь говорит: со всяким человеком будь тем, кто перед тобой: с эллином – как эллин, с иудеем – как иудей. Также сказано: с беззаконником поступай по его беззакониям… Нельзя ругать основание нашей веры, нельзя принижать ценность определенного предмета, который мы обсуждаем.

Вера – это настолько высоко, но настолько же и близко, приземленно для каждого человека. То есть это познаваемо и непознаваемо (как Бог), потому что это абсолют, абстракт, который является основанием веры. Простите, что так глубоко и далеко.

Вопрос телезрительницы из Подмосковья: «Я про себя хочу сказать, что я верую. Не вижу, но верую. А дел-то нет. Хочу делать, но не получается. И уныние приходит, что я верую, а дел не делаю. Как быть?».

– Я понял ваш вопрос, он связан с однобоким толкованием слов апостола: вера без дел мертва есть. Знаете, меня еще в университете это толкование очень удивило, и я тогда впервые обратился к отцу Феодору. Потом я вспомнил объяснения святых отцов, какие это дела. Разве веровать – не есть уже дело? Но дело какое? Дело духовное, дело интеллектуальное. Верить – это уже дело. Вот о каких делах говорит апостол. Без каких дел вера мертва? Без дел самой веры – это дело доверия, дело благодарения, молитвы. Я пытаюсь сказать кратко, ибо вопрос очень глубокий и можно долго о нем рассуждать.

Вы верите – это уже дело. В Символе веры мы говорим: «Верую» – и дальше перечисляем, во что мы веруем. Разве это не дело? А мы почему-то говорим и считаем, что ничего не делаем.

Это напоминает мне одного младостарца, который часто говорил: «Вы все грешники, вы недостойные люди. (Это зацикленность на себе, что он уже святой, великий, уже состоялся.) Что же вы так живете? Нос вытащите – хвост увязнет, хвост вытащите – нос увязнет. Никаких дел, никакого покаяния нет...». Я тогда возмутился: как же так? Иоанн Лествичник говорит: даже если ты падаешь, но падаешь на ступени выше. То есть я понял, что слова этого младостарца вообще-то противоречат церковному учению. Знаете, все эти «гуру» в кавычках (так я их назвал бы) зацикливают все на себя, они сами себе авторитет, и исчезает основной авторитет: Бог.

Почему мы кладем Священное Писание в догматику нашей веры? Ведь у каждого есть своя догматика. Посмотрите, как развивается философия. Когда рождается христианство, философы говорят: все. Извечные вопросы, на которые философы не могли найти ответы, дает христианство, дает богословие. До XIV в. теология – междисциплинарная наука философии, которая соединяла в себе все, вдруг начинает уходить. Почему? Потому что начинает развиваться другое учение, отношение к смерти меняется. Представители французской философии, английской философии вдруг начинают менять отношение к обществу, к Богу, к Абсолюту – смерти начинают бояться, ибо постепенно исчезает вера.

Потому что Церковь, правильно вы сказали, стала таким православным клубом по интересам: мы, православные, собираемся вокруг батюшки и начинаем строить рай на земле. Но каждый как бы ограничивает Бога. Как так? Это невозможно. Ведь каждый человек – личность, сотворенная по образу и подобию, личность непостижимая, неповторимая.

Вспоминаю слова отца Василия Ермакова: «Дорогие, вы что, совсем одурели? Я же не к себе привожу, а к Богу! Если вы приходите ко мне, вы мне не нужны». Вот отношение священника-пастыря: он не к себе приводит, но к Богу – он не учитель, а пастух. Например, есть такое явление у животных, когда все стадо может кинуться в пропасть, и очень часто такое наблюдается. Пытаются объяснить, что виной тому высокогорье, разряженный кислород и так далее. Но знаете, если одна дурная овца прыгнула, за ней вторая, потом все. Почему Господь, проповедуя, все время говорит о пастырстве, об овцах? Потому что это более всего понятно, это плотское, видимое: одна безумная овца побежит куда-то – и все за ней ринутся.

Важна цель. Вы правильно сказали, в толковании слов Иоанна Богослова открывается спасение. В семье полагается начало спасения, но спасение только личное: не стадом спасаемся мы, а лично. Ведь посмотрите, не все же апостолы взяли и взошли на крест, но только один – Учитель, Христос. И вот это учительство вдруг открывается совсем по-другому. Вот тайносовершительность Церкви – положение во спасение. И тогда получается, что это совсем не клуб по интересам.

Так что, дорогая телезрительница, как же вы не делаете никаких дел? Вы делаете великое дело – вы задаете себе такой вопрос, вы ищете. А искание – это тяжело. Иоанн Златоуст говорит, что христианство – для думающего, размышляющего человека, говоря современным языком. У Златоуста очень интересный, высокопарный язык. Можно сказать так: христианство – не для дураков, именно в том понимании, как толкуется в Священном Писании. Там сказано: не назови «рака» – «безумный» (то есть имеющего рассуждение – невоспринимающим, онтологически и антропологически не изучающим. Как интересно!) А сказано очень просто: не назови «рака».

Поэтому Церковь и христианство – для рассуждающего, для думающего, для постигающего человека. Раз вы задаете себе такой вопрос, значит, вы постигаете.

Ну, да, больно, обидно встретиться с реальностью, но ведь за этой реальностью открывается другая реальность. Это поступательное движение. Простите.

Владыка, Вы сейчас затронули тему рассуждения, и я как раз думал задать вопрос, связанный с рассуждениями в контексте игры: к сожалению, даже у людей, которые позиционируют себя церковными, иногда, может быть, даже богословами, отсутствует серьезность в размышлениях. Возникает чувство: а не игра ли на публику все это? Святые подвижники обычно очень принципиально относились к своим словам, чтобы не уклониться от истины.

– Вы абсолютно верно подметили. Почему? А это удобно – нет ответственности. Мы можем рассуждать, но на тебя не налагается ответственность. Почему пастырь говорит совсем по-другому? Мы говорим: «Он должен основываться…». Да нет, здесь не долг, у него есть право быть с Богом, следовать за Богом, у него есть право быть последователем учения. И поэтому пастырь отличается тем, что он разъясняет не просто, а аргументированно, основательно. Он не впадает в разглагольствования безответственности – за каждое свое слово он несет, берет на себя ответственность.

Современные диспуты похожи на то, что люди собрались, чтобы забросить определенную фразочку – как кусок мяса (в свое время в Европе самыми дорогими были билеты в зоопарк на время кормления животных, и сейчас во время путешествий по всевозможным странам самые дорогие посещения в парках, где ходят животные, и ты чувствуешь себя куском мяса), и смотреть, как его будут разрывать. Простите, это наблюдение.

Это как раз то, о чем, опять же, сказано в Священном Писании, то, на чем основываются отцы, – испытывать, от какого духа глаголют. Впервые мы слышим этот дух, когда Денница приобретает другой образ и начинает смущать: он говорит очень аргументированные четкие фразы, но полуистину.

Обратите внимание, когда Понтий Пилат беседует с Господом, он задает вопрос: «Что есть истина?». И современные люди начинают рассуждать, основываясь на современном учении, на развитии социальной философии, теологии, богословия, психологии, психиатрии и так далее – на всех социальных науках.

Ни в коем случае нельзя так говорить: мы не должны забывать, кто Понтий Пилат. Ведь он – последователь греческой философии уже фактически в римском прочитывании. Мы должны понимать, кто говорит. Это говорит воспитанник первых философских веков – I век по Рождеству Христову или I век до Рождества Христова: он представитель той школы. И когда он спрашивает: «Что есть истина?», он ведь говорит именно об этом.

Почему Господь не отвечает? В действительности Он ответил на том языке, на котором с Ним говорил Понтий Пилат – почему тот вдруг растерялся? Потому что получил ответ, которого не ожидал.

Вы правильно сказали, что все современные разглагольствования – это не жизнь: это игра – игра во что-то. Игра в специалиста в медицине, игра в специалиста… Вот литератор, а этот – искусствовед, тот – философ. Это самое страшное, что может быть, просто у нас идет пропаганда и навязывание дилетантизма: дилетант надел на себя корону – и он уже гуру, он вещает. Страшнее ничего не может быть…

Хочу услышать профессионала. Знаете, когда я слышу профессионала, я просто трепещу перед ним: я вижу, что человек не просто говорит о той истине, носителем которой он является, но он как практик говорит об этой истине. Он открывает новые грани видения – и мой ум потрясается, мои уши услаждаются. Своим взором я вижу красоту этого человека.

Сейчас я учусь в аспирантуре на теологии – все никак не успокоюсь. 2 дня подряд я наблюдал за двумя профессорами и сравнивал с теми профессорами, с которыми я встречался в 1980–1990-х годах. Знаете, это профессионалы своего дела. За их логическими цепочками ты не наблюдаешь – их логические цепочки ты умозрительно созерцаешь. И тогда ты понимаешь, что чувственное восприятие соединяется с умозрительным, и ты просто внимаешь, вот что интересно – и тогда это не игра: тогда это ответственно и аргументированно. Простите.

В принципе, мы можем предъявить каждому христианину те же требования – быть: надо быть христианином, не казаться, не играть.

– Не слыть, а быть, не считаться, а являться, не называться и так далее. То есть именно это как раз современный мир. Смотрите, фактически это начинает появляться с XVIII в. – то, что о человеке знают, и то, что человек есть. Почему очень четко развивается такой юридизм бытия человеческого сознания, что ответственность и свобода начинают приобретать немножко другие формулировки? За этим легче спрятаться. Ведь в первую очередь ответственность основана на свободе.

А здесь какая интересная связь – свобода основана на ответственности. Это взаимопроникновение и взаимосвязь – то же, как образ и подобие, как личность и индивидуальность, ипостась и так далее. То есть мы можем долго говорить, но, как говорится, мы уже уходим чисто в терминологию. Это ведь всегда как бы видимое и невидимое. Профессионализм.

Очень часто звучит такая фраза: «Я пойду к православному врачу». Знаете, меня всегда это удивляло: я пойду – к профессионалу. Дело в том, что профессиональная деятельность – не есть как бы противоречие его вере. Другое дело, что вера может налагать свой отпечаток на профессиональную деятельность, но тогда это уже не профессионал.

Знаете, профессионал своего дела – Антоний Сурожский, врач. Но когда он стал священником, у него не было превалирования врачебной этики или врачебной практики в его жизни. Наоборот, происходит отражение изменений: отражение его внутреннего изменения является отражением его жизни.

Лука (Войно-Ясенецкий) – и профессиональный врач, но и удивительнейший пастырь, и удивительнейший ученый-богослов. Он свое богословие как раз поместил в профессиональную деятельность и профессиональную деятельность освятил своим богословием. Ведь можно под этим углом рассматривать его профессиональную деятельность, и тогда нам открывается совсем другое: именно как человек он отсекал то, что противоречило его профессиональной этике, ибо его профессиональная этика зиждилась на его учении, на его вере. И вот это интересно: это и есть гармония. Гармония очень важна в жизни человека. Но он профессионал– профессионал данного призвания.

Каждый человек призван быть профессионалом, в первую очередь – человеком, неповторимой личностью. А разве быть хорошим поваром легко? Это сложно, ведь повар должен быть и технологом, и химиком, и физиологом, и психологом. Он должен быть… И мы начинаем перечислять.

Владыка, очень жаль, что программа заканчивается, и мы, к сожалению, вынуждены вот так, как ножом, отрезать наши размышления. Владыка, внесите оптимистическую нотку, а то, может быть, кто-то приуныл от того, что мы сейчас так проехались по нашей православной действительности с нашими играми в благочестие.

– Жизнь непостижима, и она прекрасна. Каждый день мы встречаемся с Богом. Даже тогда, когда мы не видим Бога, Он нас видит, Он нас знает. Вот это самое важное. Даже когда мы не видим Бога, мы должны помнить, что Бог нас видит всегда.

Будем на Него надеяться.

– Благодарю еще раз.

Записали:
Нина Кирсанова
и Людмила Белицкая

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475