Священник Владимир Флавьянов: Храм Божий – и наш дом?

Тема передачи сложная, но очень важная для нашей повседневной духовной жизни: храм – дом Божий, дом молитвы, но часто мы не считаем этот дом нашим. Много вопросов, которые я хочу сегодня задать: как вести себя в храме, что нужно делать в храме, как быть прихожанином. Начнем с того, что же такое храм и почему мы называем его домом Божиим.

– Мне вспоминается замечательная пословица – храм не в бревнах, а в ребрах. Можно и широко трактовать: храм – это и природа, и вся наша планета. Храмом должен стать и дом христианина: мы не только приходим в храм, но и должны возвратиться в храм, мой дом (или моя квартира) должен превратиться в святое место, где обитает Святой Дух. Так должно быть. Храм должен быть везде, где я нахожусь, я должен везде его успеть построить, поставить, создать. Если его нет, я должен его воздвигнуть. Если он есть, должен прославить Бога. Слава Богу за все!

Скиния, что называется.

– Можно и так. Бывают разные варианты храмов.

Давайте начнем разговор о храме, который действительно не в бревнах, а в ребрах. Мы приходим в храм для молитвы, но заходя в очень большой и очень известный храм в будни, видишь, что прихожан там очень мало. Как может себя ощущать приход без прихожан?

– Никак: его просто нет. У меня тоже был такой опыт служения, когда полгода не было прихода никакого – был я и был алтарник. Нас было двое, поэтому мы Литургию служили.

«Где твое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них».

– Да. Такой опыт у меня тоже есть. Это очень большая беда современности. Как сказал один известный протоиерей, мы внутри катастрофы. Наши бабушки в белых платочках уже умерли, на их место пришли другие бабушки, они тоже умрут. А придут ли на их место другие, неизвестно: мы видим, что храмов строится все больше и больше, а прихожан становится все меньше и меньше.

Почему у нас в храмах в большинстве своем пожилые люди?

– Это естественно: пока мы молодые, мы ведь не об этом думаем – мы пытаемся реализовать свой потенциал, свой талант, все себе присвоить и достичь результатов.

Без Бога?

– Разумеется. Может быть, и с Богом, но все равно пытаемся все себе присвоить. Только с возрастом начинаешь понимать, что это все не мое, и я мог бы гораздо большего достичь, если бы был с Богом, если бы не присваивал себе. Тогда Бог дал бы мне не 5 талантов, а 25. Но, к сожалению, я сам на себе сэкономил, повел себя неразумно. Это только с возрастом, с сединами понимаешь, и то, не у всех это происходит. Если раньше старели и мудрели, то сегодня стареют – и просто умирают. К сожалению, сегодня люди не ставят целью достичь мудрости. Наоборот, ставят цель научить кого-нибудь чему-нибудь. Это неправильно.

Своей мудростью.

– Да. Но это неправильно: это не мудрость. Мудрость – это не когда я кого-то учу. Когда ко мне приходят и говорят: «Ты мудрый – научи», я должен сказать: «Я не мудрый, я самый глупый человек на земле». Вот так себя ведет мудрый, так ведут себя и святые – когда к ним приходят и говорят: «Ты святой», они говорят: «Я самый грешный человек на земле».

Мне вдруг вспомнился благоразумный разбойник, который просил лишь помянуть его: «Помяни меня, Господи, во Царствии Твоем» – на Литургии перед Причастием мы каждый раз говорим эти слова...

– «От них же первый есмь аз».

Например, я прихожанин, хожу в конкретный храм, молюсь, причащаюсь, исповедуюсь. Но после Литургии я всегда ухожу – ведь у меня есть свои дела. Наверное, так поступает множество людей...

– Даже и священники уходят делать свои дела.

Правильно ли это?

– Отчасти да, отчасти нет. С одной стороны, наши дела никто от нас не отнимал, мы их должны делать. Другое дело, для чего мы пришли в храм? Чему-то научиться. Научившись, мы должны измениться, преобразиться и уже преображенными преображать этот мир. Если же этого не происходит, то я не прихожанин, я даже и не священник. Я должен освещать именем Бога все, каждым своим шагом, каждым своим словом и даже каждой своею мыслью. Если этого не происходит, то я и не священник.

На самом деле это очень важные критерии, которые человек к себе должен применять, а не к другому: «Смотри, у тебя не получается» – это уже осуждение. Себя надо спрашивать: «А я освещаю? Я действительно нахожусь в Боге? Я действительно прославляю Бога? Я изменяюсь, преображаюсь? Я являюсь храмом Духа Святого, живущего во мне?». Эти вопросы каждый из нас должен задавать себе каждый день, каждый час, каждую секунду.

Я часто бываю в маленьких деревенских храмах, где совсем немного прихожан, но все они стараются что-то делать для своего прихода; и во время Литургии мы молимся о трудящихся, о благотворителях и создателях храма сего и так далее. Вместе с этим, часто общаясь со священниками, я вижу, что они практически в одиночестве тянут весь труд: им некому помочь в вещах, связанных не с богослужением, но с несением службы за пределами храма – миссионеров мало.

– В деревенских приходах действительно священник берет на себя практически все: он и строитель, он должен и преподавать, организовывать воскресную школу, он сам может и полы мыть – не всегда бабушки могут помочь, не всегда они могут помочь накрыть трапезу. Помогает семья священника: матушка много делает, дети священника поют на клиросе. Получается, в деревенских приходах все намного сложнее и виднее. Если в больших, богатых приходах достаточно много «захожан», то в деревенских приходах либо ты прихожанин, либо никто: ты пришел, ушел, и тебя даже не вспомнили.

Деревня – как лакмусовая бумажка всего Православия, получается. И очень хорошо видно, что деревня практически уничтожается. Это очень печально, горько – «за державу обидно», как говорится, ведь большая часть населения страны живет не в городе, а по-прежнему в провинции. Поэтому чиновникам, депутатам надо обращать внимание не на свою жизнь, не на свои зарплаты, а на людей, которые практически не живут – существуют, а еще и помогают Церкви. Сколько там пенсия? Какая зарплата в деревне? Можно ли вообще найти работу в деревне? А они еще помогают батюшке, влачат нищенское существование и вместе, всем миром, пытаются что-то сделать. Вот это действительно лепта вдовицы – это достойно всякого уважения и поощрения. Но это видит только Бог и больше никто.

Я вспомнил о десятине: мы отвыкли от необходимости приносить в храм 10-ю часть своих доходов. Есть люди, которые очень тщательно следят за этим и отдают 10-ю часть не только от зарплаты, но и от всего. Давайте поговорим о десятине...

– Уже много времени (не век, не тысячелетие) мы живем просто на пожертвования, и иногда они гораздо больше десятины. Я вспоминаю своих деревенских прихожан: они тратили свое драгоценное время, свои драгоценные силы, тратили самих себя – это гораздо больше десятины. Какой денежный эквивалент здесь можно привести? Да никакого. Этот труд, эта забота, несение совместных тягот – неважно, кто что умеет, важно, что вместе мы можем что-то сделать. Это как пчелки в улье: когда вместе, что-то можно сделать. А когда мы каждый сам по себе, это плохо.

Так что, с одной стороны, правильно, что нет десятины. С другой стороны, плохо, ведь Церковь отделена от государства, и ни у одного священника нет зарплаты. Наши зрители знают, что у священника нет зарплаты, но большинство жителей нашей страны убеждены в обратном – что священники приходят в кассу и сам Патриарх каждому лично выписывает.

Даже не Патриарх, а светская власть.

– Почему-то люди в это верят. Видимо, сказывается наше коммунистическое советское прошлое: мы все были на зарплате и к этому привыкли. Но мы забыли, что сегодня мы живем в другой стране, где совсем другие условия. Церковь отделена от государства, и зарплаты у нас как не было, так и нет.

Тяжело содержать храм, если не будет хоть каких-то пожертвований. Но пожертвования могут быть очень разными – не обязательно денежными. Это может быть труд: кто-то затопил печку, кто-то вовремя заметил, что в храме дым пошел, – побежали, потушили (был у нас такой случай в епархии – слава Богу, храм не сгорел). Разной бывает жертва. Может быть, это внимание, наблюдение за храмом: чтобы собака не забежала, чтобы алкоголик не зашел в храм, а если все-таки зашел, чтобы нормально себя вел, не бузил, а если начинает бузить – вывести его аккуратненько, без драки, чтобы, не дай Бог, кровь в храме не пролилась.

Разное служение у людей, и разная жертва – это не десятина, это гораздо больше. Человек, когда жертвует Богу, должен понимать, что как Бог пожертвовал все, так и человек жертвует все: нельзя жертвовать наполовину – либо ты жертвуешь и живешь любовью к Богу, либо ты экономишь, лукавишь, и это на самом деле не любовь к Богу.

Мы любим повторять известную апостольскую фразу из Писания: Вы – царственное священство, и эти слова обращены не к священникам, а к прихожанам. Насколько это апостольское утверждение соответствует современному миру и современному приходу?

– Апостол обращался и другими словами: вы святые (к сожалению, сегодня мы не соответствуем ни одному, ни другому). В те годы император Нерон обвинил христиан в поджоге своей столицы, поэтому христиан убивали тысячами. Почти каждый день их свозили в Колизей, и они как святые шли на заклание. Они действительно в этом отношении были царями – они, высоко подняв голову, без гордыни и фанатизма, шли на смерть. Они с радостью это делали. Это были действительно царские поступки – так мог только царь идти, презирая смерть, презирая позор, все тленное. Такие люди действительно были.

Сегодня мы тоже встречаем таких, но их мало – это люди, которые несут бремя инвалидности, это брошенные актеры, как Георгий Вицин, например, или знаменитая «тетя Валя» из программы «Спокойной ночи, малыши» – они воспитывали всю страну, но были брошены страной и умирали со смирением, даже с благодарностью, что им довелось поучаствовать в этой жизни, и они были счастливы этой своей жизнью. Я беру пример с каждого из них. Нам всем надо у них учиться. Это действительно царственное священство, когда своими поступками, действиями, мыслями ты освящаешь пространство вокруг себя. Это действительно великие люди, это святые – и они могут быть среди нас: это самые обычные люди, не обязательно священники...

Вспоминается эпизод, когда Авраам спрашивал у Бога, помилует ли Он город, если в нем останется 50 праведников. А если 40? Наш мир держится на таких... Если мы говорим о приходе и прихожанах: что греха таить, бывает так, что прихожане живут своей жизнью, а воскресная школа или молодежный клуб скорее навязываются, нежели возникают изнутри прихода. Возникает вопрос о взаимосвязи между приходом и священнослужителями.

– Есть хорошее слово – община. Это когда мы становимся единой семьей. Когда батюшка – не неприкосновенная статуя, у которой мы цветы возлагаем и поклоняемся, а такой же человек, как и мы, а мы, прихожане, такие же, как и он. Разница только в формах служения: у батюшки своя форма служения, у прихожан своя, и мы друг другу помогаем. Вот тогда это действительно община: вся нагрузка – общая, кладется на плечи всего прихода, при этом у каждого своя нагрузочка – кто-то шьет, кто-то у подсвечников стоит, кто-то на трапезе, кто-то стоит у дверей и во время возгласа: «Двери, двери! Премудростию вонмем», должен закрыть двери на ключик, кто-то следит за телефонами, чтобы никто их не включал и не разговаривал во время богослужения. Еще раз подчеркиваю, служение – разное.

Настоятель храма распределяет служения и внимательно наблюдает за тем, как это выполняется. И это действительно община, когда люди живут большой семьей – как в большой многодетной семье: один ребенок учится, другой на коровнике, третий косит – у каждого свои обязанности. Так же и в храме. Апостол Павел так и говорил, что мы – члены, разные органы единого организма. Мы и должны быть разными: не все апостолы, не все учителя, не все имеют одинаковые таланты (Господь поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями), и это нормально, что мы – разные. А мы начинаем завидовать, и это неправильно.

Вопрос, связанный с ежедневной жизнью Церкви. У прихожанина бывает такое ощущение, что он не нужен: может, он и хотел бы что-то сделать в храме, но его никто не спрашивает, и поэтому он находится в стороне. Как тут поступать человеку?

– Просто подойти к настоятелю с предложением: «Как я могу послужить? Я могу предложить вот то-то и то-то. Насколько это важно, нужно?». Бывают случаи достаточно сложные. Например, на клиросе уже есть 50 человек, а бабушки в храме не могут молчать и тоже начинают подпевать, сбивая хор, уводя в свои тональности. Если нет благословения петь – не пойте, будет благословение – пойдете на клирос, будете петь. Надо уметь смиряться и не выпендриваться. Хор – не то место, где ты можешь солировать (например, «сегодня на клиросе выступает баба Маня»), – нет. Это мог себе позволить только Шаляпин: полгорода приходили послушать Шаляпина, узнавая, в каком храме он поет. Но это исключительные случаи, они не распространяются на нас.

Мы должны учиться смирению, это очень важно: Православие без смирения в принципе невозможно. Моя ненужность – это в какой-то мере мое сумасшествие: это мне кажется, что я не нужен. На самом деле я нужен – я живу на земле просто потому, что я нужен Богу.

В любой момент мы должны дать четкий ответ о своем исповедании веры. Часто, бывает, человека спрашивают: «Расскажи мне о своей вере», а он не способен ответить даже на элементарные вещи. Должен ли православный христианин, прихожанин изучать церковнославянский язык, Священное Писание, участвовать в жизни прихода (в молодежном или еще каком-нибудь служении)? Сейчас у каждого храма есть сайт, за которым кто-то должен следить… Об этом давайте поговорим.

– Очень сложный вопрос: если мы применим это к нашим бабушкам (в основном ведь пожилые люди приходят в храм), то от них требовать многого уже невозможно в силу их физической немощи. Слава Богу, что они хотя бы пришли в храм. Другое дело, что и они тоже должны уметь смиряться и понимать, что не на них Церковь построена. А то многие из них начинают на скамеечках сидеть и раздавать «мудрые» советы, в том числе батюшкам: «Ты ж молодой, я лучше тебя знаю». Так что еще и еще раз: смирение, еще и еще раз: благословение настоятеля.

Если же взять прихожан помоложе, то это все-таки обязанность, долг – изучать то, в чем я живу. Например, как я могу быть художником, не изучая технику рисования, стили рисования? Если я рисую баллончиком, а все остальное меня не интересует, тогда я и не художник. Да, я умею что-то, но я все-таки не совсем художник. Или, например, я пишу стихи, но только 3 строчки и все. Этого недостаточно, чтобы называться поэтом. Вот если ты уже все знаешь и пишешь 3 строчки, тогда мы прислушаемся.

Значит, ты – японец и пишешь танки.

– На самом деле у нас есть одна большая проблема, которую я обычно так озвучиваю: зло профессионально сразу – все, что зло делает, оно делает профессионально.

Почему?

– По факту. Если дьявол что-то пытается сделать, и Бог ему разрешает, то дьявол делает очень тонко, как хирург, попадая обычно сразу в десяточку. Если Бог ему позволяет. Мы – дилетанты, мы пытаемся на авось, как получится. А где же профессиональность? Ведь «пророк» по-английски переводится «профессионал, профи»: это человек, который все изведал, все знает, он с Богом тет-а-тет, на ты. Мы должны учиться профессиональности. Если мы не будем изучать Священное Писание, церковнославянский язык, законы Церкви, историю Церкви – о каком приходе может идти речь, если мы не в теме?

Отче, благословите наших телезрителей по окончании передачи.

– У нас была сегодня очень серьезная тема. Дай Бог, по молитвам нашего любимого святителя Николая Чудотворца, чтобы мы все умели чувствовать друг друга, понимать друг друга, заботиться друг о друге, быть единой большой православной семьей. Храни вас Бог!

Записала:
Нина Кирсанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475