Димитрий Донской. «Приказываю отчину свою Москву детем своим...»

Детство русских князей было коротким. Взрослая жизнь Димитрия Иоанновича, наследника великокняжеского Московского престола, началась в 9 лет, когда умер его отец. И почти сразу он попал в лабиринт проблем и забот, где мог заблудиться буквально любой...

Помимо Москвы на великое княжение претендовали два сильных престола: Суздаль во главе с князем Дмитрием Константиновичем и Тверь князя Михаила Александровича. Ярлык же на великое княжение выдавала Орда, – а вместе с тем и право сбора для ханов денег со всей Руси. Однако в Орде ситуация неожиданно запуталась. В ней началось то, что летописи зовут «великой замятней», по-нашему – Великой смутой. Приблизительно за два десятилетия сменилось 25 ханов. Один правитель мог выдать ярлык одному князю, другой – другому. Раньше единая Орда была гарантией относительной стабильности – только плати ей «выход», своеобразный налог. Теперь хан мог остаться на своем месте пару месяцев, и договариваться с ним было просто опасно.

Московский князь, еще мальчик, оказался счастливцем. Рядом с ним в это зыбкое время был выдающийся наставник и фактический соправитель, митрополит Алексий, в будущем, как и Димитрий Иванович, канонизированный. Святитель, видимо, посоветовал набраться терпения и не хвататься за меч, когда ханская ставка отдала великое княжение Дмитрию Суздальскому. Вместе с воспитанником он поехал в Сарай, столицу Орды, и там одарил одного дерзкого претендента на престол, Мурада. Став первым человеком в Степи, первым человеком на Руси он сделал 13-летнего Московского князя – и, кстати, больше никогда великое княжение не уходило из руки ни Димитрия Иоанновича, ни его потомков.

Молодой московский правитель сделал большой шаг к примирению со своими старыми противниками, женившись на Евдокии, дочери Дмитрия Суздальского, и выкупив из ордынского плена Ивана, сына правителя Твери: желание и умение бескровно решать политические задачи – знак большого христианского правителя. Еще одна бескровная победа – обнесение Москвы каменной стеной: сейчас даже сложно представить, какое это было достижение, ведь любое каменное строительство на Руси требовало колоссальных расходов (и ханы запрещали возведение крепостей не из дерева – в случае необходимости их было сложно брать), но Москва сумела воспользоваться смутой в Орде, и теперь ее все чаще именовали «белокаменной».

В 1368 г., буквально в год окончания строительства, Москва претерпела «первую Литовщину»: Ольгерд Литовский неожиданно разорил обширные земли («прежде такого великого зла Москве от Литвы не бывало на Руси, разве что от татар бывало», – записал летописец), однако «белокаменную» он даже не штурмовал: новая крепость была «не по зубам» врагам Димитрия Иоанновича.

Южное направление продолжало оставаться главным в политике Великого князя. Он умел налаживать дело со Степью, он существенно уменьшил «выход» в Орду. Но самый беспокойный степняк, беклярибек Мамай, потребовал дани – причем самой высокой. И благоверный Великий князь принял решение, которое навсегда вписало его в историю под новым именем «Донской»: он решил идти врагу навстречу, далеко в степь. Возможно, красивее всех о значений Донской или Куликовской битвы сказал историк Л. Гумилёв: «На Куликово поле пошли рати москвичей, владимирцев, суздальцев и т.д., а вернулась рать русских, отправившихся жить в Москву, Владимир, Суздаль и т. д. Это было началом осознания ими себя как единой целостности – России».

P. S. Битва на Дону произвела настоящий переворот в сознании: оказалось, сила Орды не вечна, ей можно бросать вызов, теперь вовсе не обязательно ездить в Степь за разрешением важнейших задач. Теперь сам благоверный Великий князь мог написать в завещании: «А приказываю отчину свою Москву детем своим…» Других хозяев у великокняжеского престола больше не было.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475