Сектовед Александр Дворкин: Эту работу я воспринимаю как послушание

Игумен Лука (Степанов): – Приветствую вас, дорогие друзья! Заботой миссионерского отдела Рязанской епархии сегодня за нашим чаепитием замечательный гость, не нуждающийся в представлении, Александр Леонидович Дворкин, который посещает в эти дни город Рязань и любезно согласился пообщаться и за нашим круглым столом. Мы имеем возможность задать вопросы, и я надеюсь, что угадаю ваши пожелания и встреча с Александром Леонидовичем напитает ваши жаждущие души всей той радостью, о которой вы мечтали. Александр Леонидович, каждый ваш приезд (думаю, в любой город) для православного сообщества – большая радость, для антиправославного – большое беспокойство. А Рязань уже не первый раз становится местом ваших миссионерских и наставнических трудов.

Хотелось бы начать разговор с вашего церковного послушания – миссионерского служения. Вообще, Церковь сама по себе настроена на миссию. Обсуждается ектенья об оглашенных: нужна она или не нужна? Я слышал одно просвещенное мнение: как же не нужна, если она подтверждает то, что Церковь всегда направлена на благовестие и осияние светом Христовым всех и вся? Поэтому те, кто еще не приобщен к ней, должны приобщаться.

Как вы видите это свое служение? вы оказались на нем в какой-то степени случайно? Или какие-то церковные или научные Ваши искания вывели на необходимость миссионерского служения, которое включает (конечно, всего я не смогу назвать) и работу внутри Церкви, и работу по ее защите, расширению, приобщению к ней людей?

Александр Дворкин: – Вы правы, отче, это действительно послушание, которое началось 24 года тому назад. У приснопамятного протоиерея Глеба Каледы (которого многие помнят или, по крайней мере, слышали о нем) была способность прозревать, на что люди способны. Когда мы с ним познакомились и я начал работать в Отделе религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви под его началом, как раз он и предложил мне заниматься сектами. Это было для меня абсолютной неожиданностью, я никогда не подозревал, что буду заниматься сектами, – я занимался историей, и не было для меня области более далекой, чем секты, о чем я ему и сказал. Но он ответил: «Поскольку Вы долго жили за границей, владеете языками и большая часть сект пришла к нам из-за границы – на тот момент это было так, – Вы о них хоть что-то слышали. Вы знаете больше нас и, наверное, справитесь».

Поначалу я отказался. Отец Глеб очень уважал свободу человека, поэтому не стал настаивать, но получилось так, что некие жизненные обстоятельства все равно вывели меня на эту работу, которую с тех пор я, конечно, воспринимаю как послушание.

И.Л.: – Оно вывело Вас в самый авангард, потому что духовная интервенция 90-х годов, шедшая параллельно с расширением Церкви и ее освобождением от предшествующих уз, поставила дело противостояния сектам важнейшей заботой национальной безопасности.

А.Д.: – Действительно, это было так. Я первый начал заниматься этим серьезно. Вначале это было по мере необходимости, но потом понял, что, коль скоро я это делаю, нужно делать это профессионально, и я стал серьезно изучать сектоведение.

Получилось так, что в самом начале моих занятий сектами в Москву приехал датский профессор Йоханесс Огорд из Орхусского королевского университета, который на тот момент около 25 лет занимался сектами и очень волновался относительно того, что секты появились в России и ее некому защитить. И он приехал в Россию, чтобы помочь наладить эту работу. Спросил, кто этим занимается, ему указали на меня, хотя я тогда мало что знал, только-только приступал к этой работе. Мы с ним провиденциально встретились, он возглавлял противосектантский институт «Диалог-центр», куда пригласил меня. Первые 2–3 года я ездил туда достаточно часто и просто учился у него, копировал множество противосектантских материалов его громадной библиотеки. Когда меня приглашали на конференции, я оставался еще на 2–3 дня, которые проводил исключительно в библиотеке за ксероксом, без конца ксерил и привозил с собой чемоданы отксеренных книг, материалов. Какие-то книги-дубликаты мне дарили, но по большей части приходилось ксерить.

И.Л.: – В 90-е годы, в начале служения, вы не чувствовали себя, как Илья Муромец посреди поля, покрытого язычниками?

А.Д.: – Да я даже не успел этого ощутить. Если бы мне рассказали все, что будет потом, не знаю, согласился ли бы я на это. Но как-то втянулся в эту драку, а теперь уходить невозможно.

И.Л.: – Уже пройден такой путь... – Вы можете сказать, оглядываясь назад, как Суворов, перешедший Альпы (уже в наши времена, когда государство осознает, хотя и поэтапно, необходимость окончательно убирать все то, что «навалилось» в 90-е годы), что есть уже какое-то чувство удовлетворения от пройденного пути? Или все-таки миссия должна была сработать за эти годы еще чище?

А.Д.: – Конечно, всегда можно сделать больше и лучше, и было допущено много ошибок. Не так много людей, которые этим занимаются, но все-таки результаты, несомненно, есть. Даже если одного человека удалось вытащить из секты или предотвратить попадание в нее, это уже большой результат, а речь идет не об одном человеке, а о сотнях и даже тысячах. Потом, изменилось общее отношение к сектам – люди стали гораздо больше знать. Безусловно, и секты изменились – работают гораздо более тонко и изощренно, да и теперь это не те секты, что были в 90-е. Какие-то из прежних остались, какие-то уже расточились. Те, что остались, перестроились, стали работать менее грубо.

Появилось и очень много новых сект. Если, как я уже сказал, в 90-е годы большая часть сект была заграничного происхождения, то сейчас, по крайней мере, половина сект вполне отечественного происхождения, но человеку, который туда попадает, от этого не легче: неважно, попал он в зарубежную секту или нашу, все равно его точно так же порабощают, лишают не только собственности, но и здоровья, счастья, искажают не только физическую и психическую, но и его духовную жизнь. Люди страдают точно так же.

И.Л.: – Сейчас государство ближе к осознанию того, что бить по голове тяжелым предметом преступление, а бить по человеческой личности подобными организациями – еще в большей степени преступление? Все-таки законодательство остается довольно размытым?

А.Д.: – На самом деле, за эти годы я понял, что крайне сложно создать работающий законодательный механизм, который касался бы сект, не задевая традиционных религий: секты мастерски мимикрируют, подстраиваясь под религиозные организации. Запретишь что-то делать им? Ведь зарегистрированные организации равноправны, и какие-нибудь кришнаиты обладают теми же правами, что и Русская Православная Церковь – понятно, что это не одно и то же перед историей, культурой страны, но, как у зарегистрированных организаций, права у них те же самые. Поэтому в законодательном механизме ошибок допускать нельзя и надо очень долго и внимательно отмерять, прежде чем отрезать. Во всяком случае, хотя бы эта работа началась. Какие-то механизмы ищутся и какие-то шаги делаются, а это уже достаточно ободряет. (Продолжение в следующем номере)

Записала:
Ксения Сосновская

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475