Как я в Оптину ездил

Какое православное сердце радостно не вздохнет и не затрепещет при упоминании Оптиной пустыни? Оптина – обитель известных на весь православный мир делателей Иисусовой умной молитвы, вершины духовного делания, знаменитых Оптинских старцев, своей святостью засвидетельствовавших ее благодатное воздействие на сердце человека, к которым за духовными советом и утешением приезжали многие передовые деятели своего времени и такие писатели, как Николай Гоголь и Федор Достоевский.

Оптина ворвалась в мою жизнь со знаменитой книгой братьев Киреевских «Оптина пустынь», открывшей мне мир Оптинских старцев и благодатной молитвы. Сам вид этой книги звал к духовным приключениям! Она была отпечатана в Нью-Йорке в издательстве православного братства Иова Почаевского в 1961 году на простом черно-белом принтере с расплывающимися нечеткими фотографиями старцев, которые словно прорывались к тебе из другого мира. Книга в твердой обложке темно-кирпичного цвета без всякого названия, на что была веская причина: из Америки в атеистический Советский Союз, где за веру людей преследовали, притесняли и сажали в «психушку», ее тайно переправили через границу, читали без свидетелей и передавали из рук в руки как великую святыню. Каким образом она попала к настоятелю моего родного Покровского собора в Камышлове протоиерею Валерию Шилову, который подарил ее мне, остается только догадываться. Вручая книгу, отец Валерий советовал не просто читать, но и стараться духовные знания из нее применять на практике. Я прочитал ее от корки и до корки несколько раз и выучил почти наизусть, а потом подарил своему доброму другу – первому помощнику руководителя Издательского совета РПЦ иеромонаху Макарию (Комогорову), как яркий и символичный пример издательской деятельности в православной Америке.

Первые две поездки в Оптину пустынь я совершил благодаря моему духовному отцу, духовнику Пафнутьева Боровского монастыря, схиархимандриту Власию (Перегонцеву). Как-то в 90-х я приехал в Боровский монастырь, чтобы пообщаться с батюшкой, походить на службы и поработать во славу Божию. Время тогда для паломничества было благодатное: монастырь только восстанавливался, тысяч паломников, как сейчас, не было. Случайные люди сюда не ездили, в основном приезжали благочестивые верующие, любившие святость древней обители и длинные монастырские службы. Они ходили к отцу Власию не с вопросами, куда лучше вложить деньги или какой дом купить, а с тем, чтобы получить благословение старца на выбор жизненного пути и решить другие важные для верующего человека духовные вопросы. До сих пор помню светлую молитвенную обстановку, какая была в монастыре в те годы. Хотя вокруг была разруха, откровенная бедность и отсутствие комфорта – не как сейчас в номерах монастырской гостиницы, где есть апартаменты класса «люкс», вай-фай и горячие обеды, – я многое бы отдал, чтобы оказаться в той единственной тогда келье для паломников через стенку от кельи, где батюшка Власий принимал посетителей.

В той бедной паломнической келье были идеальная чистота и братская искренняя любовь друг к другу, всегда заправленные свежим бельем кровати и вымытый пол, по которому мы ходили без обуви. Вспоминаю нашу маленькую дружную компанию: двое будущих священников, один послушник, которого батюшка Власий благословил на постриг, писатель из Санкт-Петербурга, который, когда я зачем-то купил в лавке «Историю мировых религий», уговорил меня вернуть и поменять ее на собрание сочинений святителя Игнатия (Брянчанинова), отец с маленьким сыном, приезжающие в монастырь на время школьных каникул. Мы ходили на братские молебны и службы, вместе с братией работали на стройке и заготовляли дрова, а вечером парились в монастырской бане, пили чай с братьями-монахами и говорили о Боге.

Как-то раз я заговорил с духовником про Оптинских старцев, а батюшка Власий улыбнулся и говорит: «Дионисий, хватит про старцев книжки читать! Садись на автобус, съезди в Оптину пустынь, посмотри, как они жили, походи на службы, помолись, где они молились, а потом вернешься и расскажешь!» Я благословился, оставил вещи на привратной и поехал налегке.

Была поздняя осень, пролетал первый снег, деревья стояли серые и голые, погода была такая, что лучшего времени для духовного путешествия и не придумать. Со всеми пересадками в Калуге дорога от Пафнутьева монастыря до Оптиной пустыни заняла несколько часов, и уже к обеду я был в главном соборе Оптиной пустыни – Введенском соборе Пресвятой Богородицы. До сих пор не забуду мироточившую тогда икону Пресвятой Троицы в нижнем ряду главного иконостаса и маленький кувшинчик перед ней, куда собирали выступавшее и стекавшее по иконе драгоценное миро. Святость Оптиной била сразу и наповал!

Из храма я отправился в гостиницу Иоанно-Предтеченского скита. Там гостиничный-цыган объявил мне, что по благословению настоятеля всем паломникам полагалось с первого же дня идти на послушания. «А как же службы, молитва и святыни, ради которых я сюда ехал?» – на это гостиничный заметил, что за послушание я получу и то, и другое, и третье. Я не был белоручкой, но от перспективы провести паломничество на коровнике решительно отказался. «Тогда, брат, мы не сможем принять тебя в гостинице!» – грустно вздохнул гостиничный, подняв глаза к небу. «Ничего, гостеприимный мой брат, – твердым голосом ответил я, – сейчас на улице еще не очень холодно, как-нибудь переночую, и пошел смотреть монастырь».

Тогда в Оптиной повсюду шла стройка, везде были люди в строительных касках, сверкала сварка, визжали пилы и гремели «КамАЗы», подвозившие кирпич. После маленького уютного Пафнутьева монастыря, со всех сторон окруженного крепостной стеной, в буквальном смысле защищавшей тебя от мирской суеты, Оптина оглушала и будоражила. Но на вечерней хор из трех монахов пел так, что я позабыл обо всем на свете и только слезы успевал вытирать. Монастырские службы – особые, время на них летит незаметно, особенно если поминать верующих, записанных в большие книги, которые раздавали всем желающим. Мне очень хотелось помолиться вместе с братией, и я выбрал самую толстую, которую едва успел прочитать до конца службы. Еще запомнились огромные, чуть не в руку толщиной, восковые свечи, которых, как мне сказали, хватало на пять-семь лет горения. Денег у меня на такую свечу, конечно же, не было, но сама перспектива такой молитвы рядом с Оптинскими старцами захватывала.

После вечерней из алтаря вышел духовник обители батюшка Илий (Ноздрин), сел на маленькую скамеечку в притворе – и братия, затем сестры из Шамординской обители и все желающие подходили к нему под благословение и за духовным советом. Подошел и я. Батюшка Илий улыбнулся, а затем неожиданно взял меня за руку, усадил рядом с собой, продолжая благословлять подходивших людей. Задавал разные вопросы, слушал с улыбкой, а потом вдруг говорит: «А ты оставайся со мной в Оптиной, поживи хотя бы до Пасхи!» От удивления я чуть язык не проглотил. «Простите, – говорю, – хоть мне у вас и нравится, но я не останусь! Я вообще-то из Пафнутьева монастыря приехал, где живет мой духовник батюшка Власий!» При упоминании отца Власия батюшка заулыбался, пожелал мне напитаться духовными сокровищами Оптиной, благословил и отпустил с миром. Хотя, чего скрывать, этим своим «оставайся до Пасхи», до которой было еще несколько месяцев, сильно меня удивил.

А потом я удивился еще больше, когда на выходе из храма ко мне подбежал гостиничный-цыган и сказал: «Прости меня, брат, если я тебя обидел! Не могу, чтобы ты на улице остался! Пойдем, в гостиницу, я тебе уже место приготовил, а потом поступай как знаешь!» Растрогал до глубины души. Вечером я лежал под одеялом в монастырской гостинице и думал, что успею еще помолиться, а с утра пойду послушаться.

Утром после братского молебна и завтрака меня послали не на коровник, а строить теплицы на монастырском подворье, где я работал с одним молодым монахом и взрослым дядькой-паломником. Мы с дядькой просили монаха рассказать о жизни в монастыре, он отмалчивался, а потом попросил ни о чем его не спрашивать, потому что отвечать все равно не будет. Дядька аж молотком от обиды стучать перестал: «Ну, ты, брат-монах, даешь! Мы же к тебе как к родному, а ты?» Сейчас вспоминаю эту сцену с улыбкой, а тогда нам казалось, что монах должен был непременно выложить первым встречным всю свою жизнь, и желательно со всеми чудесными подробностями!

Монах, хоть и был молодым, но умным. «Давайте лучше попоем!» – предложил он с улыбкой, глядя в наши посуровевшие лица. Как стали мы петь «Взбранной Воеводе победительная», обижаться мне быстро расхотелось, а захотелось, наоборот, думать о себе и о этом благодатном месте, куда меня привел Господь. Мы дружно стучали молотками, пели молитвы – раз, и день прошел! Нас пригласили в маленькую чистенькую трапезную на подворье и накормили таким вкусным обедом, что мы потом еле из-за стола вылезли.

А вечером я гулял в лесу между монастырем и скитом, том самом, который Оптинские старцы запретили вырубать, и наслаждался тишиной и молитвой, которая сама лилась из сердца. Это совсем не то, что смотреть на закат на море или красивые горы на курорте. Это не наслаждение внешней красотой, а тихая радость сердца по Богу, от которой легко на душе и хочется плакать от умиления. Вот что такое Оптина пустынь.

Второй раз я поехал сюда снова из Пафнутьева Боровского монастыря, когда батюшка Власий шестой год проводил в затворе в Ватопедском монастыре на Афоне, где молился Пресвятой Богородице, чтобы Она вылечила его от рака и он дальше мог принимать и помогать людям. О том, что отец Власий на Афоне, в затворе, знали только самые близкие, народ ехал и смотрел на деревянную табличку «Приема нет» на дверях его кельи.

Когда батюшки снова не оказалось, я собрался было уезжать, а потом в трапезной познакомился с батюшкиной духовной дочерью Ольгой из Владимира, руководителем группы паломников оттуда. «Хотите с нами в Оптину?» – предложила Ольга, и я с благодарностью согласился. Их группа, путешествующая на стареньком «ПАЗике», – маленькая община недавно открытого храма, который они восстанавливали своими силами почти десять лет. Хотя работы было впереди очень много – на храме не было куполов, крестов, иконостаса и многих икон, – глаза у людей в автобусе горели такой радостью и любовью, что сразу было понятно: все у них получится. И молитва у них была такая, что не часто встретишь и в больших многолюдных красивых храмах. Уже через час нашего путешествия Ольга предложила читать Богородичное правило Серафима Саровского и все с радостью согласились. Вот раз пропели «Богородице Дево, радуйся», другой, тридцатый. Осторожно наклоняюсь к уху соседа: «Много еще?» Тот радостно отвечает: «Много! Триста раз!».

По дороге на огромной скорости наш автобус обогнала черная блестящая «ауди», которую я случайно заметил, глядя в окно. «И куда так торопятся?» – помню, подумал тогда. Километров через тридцать возле какого-то дачного поселка, мы увидели несколько машин на обочине и обогнавшую нас перевернувшуюся покореженную «ауди» в кювете. Двоих ехавших в ней мужчин успели вытащить на снег, но они были уже мертвыми, сама машина дымилась, а потом взорвалась. Мы смотрели на мертвых мужчин, которые еще десять минут назад куда-то опаздывали, горевшую груду перемолотого железа, несколько минут назад бывшую новой спортивной машиной, и крестились. Помню, дети из группы спрашивали: «А что, правда дяди погибли и никогда больше не встанут?» – а взрослые отводили глаза и украдкой вытирали слезы.

Когда добрались до Оптиной пустыни вместо гостиницы, которая оказалось переполненной, для ночлега нам открыли…. домик справа от врат на скиту, с несколькими комнатами, где как нам сказали, когда-то жил сам преподобный Макарий Оптинский! Даже непоседливым малышам, готовым до того баловаться и озорничать, рядом с батюшкиными покоями захотелось вместе с взрослыми почитать акафист Оптинским старцам. Когда за окном стали сгущаться сумерки, мальчик Леша, с которым в дороге мы успели сдружиться, позвал меня на прогулку по темному лесу: «Хочу попросить Оптинских старцев, чтобы избавили меня от страха ходить в темноте!» И мы целый час гуляли по самым темным дорожкам и молились. Шел мягкий снег и в свете редких фонарей все выглядело как в сказке. Когда вернулись на скит, мой маленький собеседник чуть не прыгал от радости. «Сначала, – говорит, – было немножко страшно, а как стали молиться, все внутри успокоилось и стало хорошо!».

Утром, радостные и отдохнувшие, мы отправились на службу. Те, кто готовился к Причастию, пошли на раннюю Литургию, остальные с малышами пришли позже. После службы к нам из алтаря вышел отец Илий и обстоятельно с каждым пообщался. Я рассказал ему, что несколько лет не вижу своего духовника и спросил, что делать. Он внимательно меня выслушал, а потом говорит: «А заповеди Божии нам зачем? Хочешь волю своего духовника выполнять, живи с чистой совестью, работай над собой, не ленись, и когда он вернется, увидишь, как этим его порадуешь!». Когда мы сказали ему, что после службы собираемся на святой источник, а потом сразу домой, так как дорога дальняя, батюшка Илий покачал головой и говорит: «Поезжайте с Богом! Только благословляю сначала заехать в Шамордино, а уж потом домой!» И просфор нам дал на прощанье.

Раз батюшка благословил – хочешь, не хочешь, а надо ехать. Только сначала на святой источник. В те времена оборудованной купели еще не было, а была прорубь, обдуваемая со всех сторон холодными ветрами без намеков на удобства. С нами была одна старушка, бабушка Анна, тоже духовное чадо отца Власия, которая продала квартиру в городе и купила домик рядом с Боровским монастырем, чтобы на службы ходить и с батюшкой общаться, «божий одуванчик» 80-ти лет. На улице было холодно, дул зябкий ветер, снежок пролетал. Все окунулись – и бегом в автобус греться. А она знай себе, ныряет и ныряет в ледяном источнике, как окунек. Радостная такая! Еле уговорили вылезти. Всю дорогу потом пела песни о Пресвятой Богородице...

Когда приехали в Шамордино, нас встретила сама мать-настоятельница, и не успели мы рта раскрыть, говорит: «Пока не пообедаете, никуда вас не опустим!» Сестры провели для нас замечательную экскурсию, а потом пригласили в трапезную с высокими потолками и картинами на стенах и таким вкусным обедом накормили, что уезжать не хотелось! И еще несколько мешков пирогов наложили в дорогу. А это для группы паломников, где всего четверо мужчин вместе со мной, а остальные женщины с маленькими детьми и бабушки, было явной милостью Божией. Вот что значит молитва Оптинских старцев и батюшкино благословение!

Денис Ахалашвили

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475