Архимандрит Димитрий (Байбаков): Над нами есть Бог!

Почему Вы хотели стать именно военным врачом? И что повлияло на Ваш выбор в пользу психиатрии? Что важного для себя Вы открыли, изучая это направление медицины?

– Очень нетривиальное, надо сказать, у вас начало беседы. Особенно учитывая специфику журнала… Дело в том, что мне довелось родиться и расти в то замечательное время, когда защита Родины была доблестью, а служба в армии – честью. Когда двоечников пугали тем, что если они продолжат так же учиться, то их в армию не возьмут. А если ты не служил, какая же девочка с тобой дружить будет и, тем более, создавать семью? Ты же, наверное, нездоров сильно, раз не служил? А какие же дети у нас будут? Тоже больные, в папу? Не служить было невероятно позорно. Ребята старались скрывать даже реальные недуги, а не придумывать себе несуществующие...

Много что было по другому… Школьники хотели быть врачами, учителями, инженерами, летчиками, учеными…. Ходили в секции, кружки, а то и в несколько сразу, все чем-то увлекались… Вот я в пятом классе, еще до военного врача, хотел быть ученым, химиком-исследователем. Можно сказать, жил в школьной лаборантской. Наша замечательная учительница химии Тамара Дмитриевна Якимова выгнать меня оттуда не могла, чтобы «ребенок свежим воздухом подышал». Прозвище «Менделеев» ко мне пристало как раз в это время, когда еще за два года до начала изучения предмета я победил в школьной химической олимпиаде.

Потом школьный интерес к химии как-то незаметно перешел в интерес к микробиологии, медицине. Параллельно шли какие-то мировоззренческие поиски, поиски смысла и цели жизни, обретение религиозности, веры. Религия в восьмидесятые годы была достаточно таинственной сферой, вызывающей большой интерес любознательного человека. Не случайно та же Тамара Дмитриевна, узнав, что я начал ходить в церковь, была уверена, что «Дима ставит какой-то научный эксперимент»… Но тогда, в 14–15 лет, это были именно мировоззренческие поиски, без собственно религиозного опыта.

Попытка понять, есть Бог или нет, закончилась первым Причастием и обретением личной веры. Никакой речи о том, чтобы пойти в семинарию, стать священником, не шло. Вот, собственно, здоровый советский патриотизм и христианский гуманизм, как идеология, привели к этому симбиозу – желанию стать военным врачом. Чтобы служить Родине, служить людям… Но этой мечте сбыться было не суждено. Двери Ленинградской военно-медицинской академии для меня не открылись. Не хватило одного балла, физика подвела.

Потом был год работы лаборантом в бактериологической лаборатории. Потом повторное поступление в ВМА – с точно таким же результатом, как и первый раз. Так я оказался в Свердловском медицинском институте. После первого курса – служба в армии, вернее, на Северном флоте электриком корабельного оборудования атомной подводной лодки, тогда из институтов призывали.

Потом – возвращение на студенческую скамью и к своему старому увлечению. Теперь я уже «жил» на кафедре микробиологии. Почти в прямом смысле: у меня там даже подушка и одеяло были припрятаны. А тема студенческой научной работы звучала так: «Частота и скорость мутаций РНК-содержащих вирусов: прикладные аспекты популяционной генетики». Но микробиологом мне тоже не суждено было стать.

Рядом с мединститутом был храм, куда я постоянно заходил. Сначала больше из каких-то любознательно-культурологических соображений, потом стал ходить на службы. А потом священник меня позвал в алтарь, предложил стать алтарником – помогать во время служб. Наверное, участие в богослужебной жизни и стало каким-то одновременно эволюционным и революционным моментом: религиозная жизнь стала неотъемлемой частью жизни вообще. Пришло более глубокое осмысление понятий временного и вечного, жизненных приоритетов. Поэтому, когда встала проблема физической невозможности совмещать одновременно работу на кафедре и службу в храме, то я выбор сделал достаточно быстро. В отличие от науки, вера затрагивает не только разум, но и сердце.

А вот на кафедре был шок. Мои преподаватели были весьма опечалены… Так моя «жизнь» плавно переместилась из химлаборантской через кафедру микробиологии в церковный алтарь. Тем не менее, учебу в мединституте я не бросал и намерения быть врачом не оставлял. Быть может, слова нашего замполита, сказанные мне еще во флотской учебке в Северодвинске, остались в подсознании. Интеллигентнейший Алексей Анатольевич Монич, во времена 6-й статьи Конституции о «руководящей и направляющей роли коммунистической партии» как-то сказал мне, даже не зная, что я верующий: «Дима, хочешь стать Человеком? Для этого есть два пути: ВИМО (Военный институт министерства обороны) или духовная семинария».

Вера никогда не умирала, передавалась бабушками и дедушками. И в нашей семье, в том числе. Моя бабушка, Аделя Петровна, будучи с Украины, была очень верующим человеком, хотя из-за партийного дедушки в храм ходить не могла. Первые слова о Христе были именно от нее.

Через два года алтарничества настоятель отправил меня к архиерею для рукоположения в священный сан. Священником я стал в 1992 году, через 10 лет после первого Причастия, будучи студентом 5 курса мединститута. И опять оказался перед выбором: как гармонично сочетать мою любимую микробиологию, если я все же выберу ее, с церковным служением?

В это время у нас в институте начался курс психиатрии. Понимание, что священнику все же ближе психиатрия, как наука о душевном устроении человека, чем какие-то другие направления медицины, пришло само собой. Потом мы вместе с врачами открыли при Областной психиатрической больнице Екатеринбурга храм – во имя Целителя Пантелеимона, где я и служу уже 23-й год. Самому интересно, превзойду ли я свою маму Людмилу Федоровну, которая отработала на одном месте, бухгалтером Леспромхоза, 44 года – со студенческой скамьи и до пенсии.

В 90-е годы психиатрия стала идеологическим пугалом по причинам совершенно далеким от медицины. Мы же не стесняемся больного сердца, больного желудка, больной печени. Лечим их. А если не лечим, получаем инфаркт, прободную язву или цирроз. Но жутко негодуем, когда нам говорят, что у нас есть проблемы в эмоциональной сфере, а тем более, когда говорят о проблемах с мышлением… Изучение психиатрии дало мне возможность различать здоровье и болезнь, советовать кому-то «подремонтировать» себя, ради собственного же блага.

Что привело Вас к столь радикальной реализации ваших религиозных убеждений, как постриг и служение? Вы разочаровались в медицине?

– Мой долгий рассказ о детстве, юности и взрослении как раз свидетельствует о том, что никакой «радикализации», как таковой, никогда не было. Был путь. Достаточно продолжительный – 10 лет от прихода к вере и до начала служения, потом еще шесть лет от принятия священного сана до монашеского пострига, в 30 лет, кстати... Это естественный такой, эволюционный путь. «Вдруг» бывает как раз в психиатрии. Наши пациенты часто так и говорят: «Вдруг я все понял!» Два потрясающих слова – «вдруг» и «все»...

Так что в медицине я не разочаровался и по сей день. Скажу банальность, но человек трехсоставное существо: тело, душа и дух. И каждой сферой занимаются свои специалисты. В какой-то период времени мне казалось, что это можно совмещать: быть и врачом, и священником. И такие, очень положительные, примеры и были, и есть. Это замечательные, выдающиеся люди. Но я не в их числе. Может, максимализм помешал, может, таланта не хватило или широты натуры… Но врачевание телесное, врачевание душевное и врачевание духовное это все же разные вещи и они, если по-честному, требуют полной отдачи.

После мединститута, я работал в Областной психиатрической больнице врачом и служил священником. В какой-то момент понял, что чего-то недодаю и своим пациентам, и своим прихожанам. Это было очень больно, но медицину, взвесив на весах «временное – вечное», пришлось оставить. Это было очень больно, по живому. У меня были прекрасные учителя в психиатрии, в том числе Ирина Михайловна Кавалевская...

Можно ли сказать, что Ваша инициатива по изданию «Православной газеты» стала формой христианского миссионерства, благовествования?

– Да, конечно, именно так и было. И формой пастырской работы тоже. Я – и в первую, и во все последующие очереди – священник. Благовестник. Проповедник той истины, что над нами есть Бог! Никогда не ощущал себя ни «редактором», ни «медиаменеджером», ни «директором». Даже на телеканале «Союз» я называюсь малопонятным для внешних людей названием «руководитель», «общее руководство». Многие спрашивают: так вы что, уже не директор, на «Союзе» новый директор? «Редактором» и «директором» я называюсь исключительно перед «всевидящим оком» Роскомнадзора...

Я не зря сказал про «всевидящее око»… Все наши СМИ – и газета, и журнал, и радио, и телеканалы – подчиняются всем существующим положениям, регламентам, инструкциям и проверкам этого надзорного органа. Просто по просторам интернета гуляет сорвавшийся не пойми откуда миф о том, что Церковь бесконтрольна, не платит налоги. Еще как подконтрольна!

В Екатеринбурге и Свердловской области «Союз» – эфирный телеканал. У нас работает на сегодняшний день 40 эфирных передатчиков. И мощность, и сдвиг частоты, и высота подвеса, и координаты установки… И даже проценты вещательного наполнения…. Ну а дальше – и административки, и арбитражи… Конечно, Байбаков виноват, что два разных специалиста местного ГРЧЦ разные координаты намеривают. Конечно, это я ночью вышку передвинул...

Все это церковных СМИ касается в полной мере. Упаси Бог, я «не плачу и не рыдаю». Я просто констатирую несоответствие мифа реальности. В одном могу признаться, не знаю как у других, но когда мы в Роскомнадзор заблаговременно обращаемся за консультацией, то всегда получаем исчерпывающую помощь и это часто позволяет заранее избежать каких-то проблем. Ну а что касается налогов, полтора миллиона рублей разных налогов телеканал «Союз», радио «Воскресение» и «Православная газета» выплачивают ежемесячно. Ни от чего мы не освобождены. Ну и, естественно, все наше вещание – спутниковое, эфирное – вовсе не бесплатно, а по достаточно открытым и известным тарифам соответствующих спутниковых операторов и ОРТПЦ.

Так вот, живя в земном измерении, мы все же и смысл, и цель нашего бытия видим в Небесном. Это не просто «журналистика», хотя куда без нее, это и не «бизнес», хотя считать приходится немало, это – да, христианское благовестие. Весть людям о Боге.

В одном из интервью Вы сказали, что предпочитаете «учиться ручками» и изучали вопросы телепроизводства на светских телеканалах. Можете назвать эти телеканалы? Что нового для себя Вы открыли в медиаотрасли?

– Это, конечно, касалось первоначального этапа, когда я был в одном лице и журналистом, и фотографом, и оператором, и монтажером и даже веб-мастером. Период, когда я, будучи исключительно гуманитарием, пытался понять, что такое радиоволны и как вообще устроен телевизор. Тогда я ходил на наши местные телеканалы. Пытался что-то «мотать на ус». В первую очередь, это была телекомпания «10-й канал»: году в 1992 или 1993 я там вел их православную программу, в 2002–2004 мы там уже размещали свои программы, пока количество не переросло в качество и не появился «Союз».

Очень хорошую стартовую площадку для этого диалектического перехода нам дала Галина Григорьевна Левочкина. На возглавляемом ею канале она позволила размещать 6 или 8 православных программ, в том числе ежедневных. До 3–4 часов в сутки мы занимали эфир на «10 канале» перед открытием «Союза».

Был, кончено и «АСВ», уже нет этой телекомпании, и Царствие Небесное Жанне Матвеевне Телешевской (в крещении – Иоанне). Мы тоже очень много сотрудничали. Невероятные ликбезы, просто на пальцах, со мной проводили Юрий Алексеевич Журавель и Виктор Демьянович Горегляд. Если бы не эти два человека, никакого «Союза», может быть, и не было бы. Их я тоже с огромной благодарностью могу назвать своими учителями в телевидении.

Крылов Александр Михайлович, директор филиала «Сколково» ГПКС… Все наше спутниковое вещание благодаря ему и его советам развилось. Вообще, я очень благодарен Богу за тех людей, с которыми Он меня сводил, которых посылал «Союзу». Конечно, это такой невероятно коллективный продукт. И пусть не обижаются те, кого я не назвал по именам: кто подарил первую камеру SVXS, кто объяснил, как найти частоту и запустить вещание в Екатеринбурге, кто помогал открывать корпункты в Москве и Петербурге… Я всех помню и за всех стараюсь молиться, как могу.

Были, конечно, разные периоды роста. Люди, которых Бог посылал, как… Небесных посланников. Постепенно, конечно, стали появляться профессионалы. И просто люди с опытом, и молодые дарования, и «легенды»… Конечно, было бы несерьезно говорить, что я сейчас лично занимаюсь «телепроизводством». Есть большой коллектив. Какие-то вещи я сейчас даже не пытаюсь понимать. Для этого есть специалисты. Но начиналось все – да, с полного нуля, с голого энтузиазма, большой увлеченности делом.

В другом интервью Вы рассказывали о том, что телеканал получился не совсем таким, каким Вы его задумывали. Возможно ли, на Ваш взгляд, его развитие в новом и неожиданном для вас направлении? Можно ли отметить какие-то тенденции в развитии телеканала?

– Это тоже разные периоды развития, роста, осмысления. Когда я в 14–15 лет понял, что над нами есть Высший Разум, в стране был чуть ли не единственный телеканал – второй в нашей сельской местности плохо работал. Когда начиналась программа «Время» и вся страна в едином порыве садилась у телевизора, я ждал, когда же диктор объявит самую главную новость: «Есть Бог!». Увы, программа заканчивалась, а этого не происходило. Тогда я лежал на ковре и мечтал, что вот когда-нибудь я сделаю так, что эта «новость» обязательно прозвучит со всех экранов.

Когда мы начали делать первые телепрограммы, то они были исключительно религиозными. Мы старались не особо уклоняться ни в исторические экскурсы, ни в историю культуры… В наших новостях не было ни прогноза погоды, ни каких-то прогнозов на урожай и т.д. Когда стартовали радиоканал «Воскресение», телеканал «Союз», под влиянием разных факторов и мнений показалось, что не надо делать «чисто православный» канал. Надо сделать просто хороший, добрый, чистый, светлый канал с самыми разными программами: о здоровье, воспитании, с хорошими художественными фильмами, какими-то спортивными программами, о том, как вырастить хороший урожай и что-то вкусное приготовить. Ну и с православным компонентом тоже, но без доминирования, чтобы не отпугивать людей религиозностью, и т.д.

Такая модель оказалась нежизнеспособна. Собственно, никакого особого открытия в этом нет, как я понимаю сейчас. Идет все более узкая специализация телеканалов. Телеканалы, да и другие СМИ, становятся все более «нишевыми». Зрителю не нужен абстрактный «спортивный» канал. Ему требуется или канал о боксе, или канал о художественной гимнастике. И абстрактно «музыкальный» – тоже не нужен: одним нужна классика, другим – нечто другое. Так и здесь получилось, людям, которым нужно Православие – нужно именно Православие. Где посмотреть передачи о том, как садовый участок обустроить, они прекрасно знают. И кому нужна медицинская программа – они ее и без нас найдут. Это тоже эмпирический вывод, «ручками». «Первому каналу» времен СССР места в современном телевосприятии зрителя просто нет.

Так что в этом плане может быть и есть только еще более узкая специализация: православный музыкальный канал, образовательный православный канал, новостийный православный канал, детский православный канал… Ну и, конечно, многообразие телевизионных форм. Хотя православный зритель достаточно консервативен и не всегда положительно воспринимает разные новшества.

Телеканал по-прежнему епархиальный, или его статус и содержание можно трактовать шире?

– Юридически его статус прежний и не нуждается в изменении. Учредитель канала – Екатеринбургская епархия Русской Православной Церкви. Но по содержанию, участию, вещанию это давно уже международный проект. Мы вещаем на 89 стран мира. Было 117. Но после последнего обвала рубля мы вынуждены были отказаться от вещания на оба американских континента. Впрочем, только от спутникового. В интернете телеканал продолжает вещать на весь мир. И это не ролики, а собственно вещание онлайн. В России кабельным вещанием охвачено около 2 000 населенных пунктов. Присутствуем в кабельных сетях ряда других государств, в том числе Польши, Болгарии, стран Балтии, Молдовы.

Очень радостно, что, несмотря на весь ужас российско-украинских отношений, мы официально разрешенный Национальной Радой для вещания на территории Украины телеканал. У нас работают корпункты в Москве и Петербурге. Корпункт в Беларуси охватывает и европейские страны. Свои готовые программы присылают около 50 епархиальных видеостудий. Мы транслируем в прямом эфире практически все богослужения Святейшего Патриарха Кирилла. Недавно вели прямую трансляцию из Киргизии – с освящения вновь построенного самого большого храма Средней Азии, Князь-Владимирского собора Бишкека.

Ваша аудитория значительно расширилась. Вы до сих пор не нуждаетесь в измерении рейтингов программ, состава и предпочтений своей аудитории?

– Ну, эти все вещи нужны для рекламодателей. Какие программы вызывают больший интерес аудитории, какие меньший, мы и так прекрасно знаем. И по отзывам, и по трафику интернет-смотрения. Если во время появления в эфире отца Димитрия Смирнова или Алексея Ильича Осипова, интернет-трафик нашего вещания подскакивает если не в 100, то во много десятков раз, то какие еще измерения нужны? У нас невероятная связь со зрителями. Они всеми возможными и невозможными способами (вплоть до звонков на вышки ОРТПЦ) доводят до нас свое мнение и о программах, и о ведущих, и о студиях… А что замеры покажут? Я и так вам скажу: 2–3%. Если будет 5%, мне можно будет с чистой совестью умереть: сделал все, что мог.

У «Союза» никогда не будет такой аудитории, как у «ТНТ». Ну так это не в телепроизводстве дело, а в биологии, инстинктах… Я как-то попросил газетчиков сделать из «Православной газеты» такой продукт, чтобы тираж стал, как у «Московского комсомольца». Была возможность финансирования такого проекта, я был согласен на любые смелые эксперименты с формами, версткой, заголовками, полной свободой творчества. Оказалось, что для этого на первой странице необходима минимально одетая девушка, а на последней – кроссворд и астрологический прогноз… Но я не теряю оптимизма. Те, кому мы должны помочь найти свою тропинку к Богу, они нас найдут. Ведь и в Евангелии говорится про «узкий путь», а не про «широкую дорогу».

Каковы, на Ваш взгляд, перспективы нового музыкального телеканала «Музсоюз»?

– Перспективы есть. Какие? Покажет время. Он еще в процессе создания, становления, несмотря на то, что вещание идет уже год. Какие вокруг него соберутся люди? Что будут хотеть зрители? Как мы все сможем это реализовать? Это такой процесс родов, если хотите. Есть перспективы, есть потенциал. Нас смотрят в интернете, смотрят через смарт-ТВ, включают в кабельные сети. Но такого бешеного пульса, как у «Союза», я пока не чувствую. Но прошло еще не так много времени. Притом, что продвижение его мы пока еще толком не начали. У этого канала еще все впереди.

Сегодня к русским православным телеканалам относят «Союз», «Музсоюз», «Спас» и «Радость моя». Настала ли пора, по Вашему мнению, говорить о целевой аудитории (и измерять)?

– Недавно был запущен еще один – «Царьград». Он носит такой общественно-политический характер. Это канал «консервативных ценностей», не боящийся говорить о политике, что на «Союзе», например, просто табуировано. У каждого из этих православно-ориентированных каналов есть своя аудитория, где-то пересекающаяся, где-то различная. Это каналы с достаточно отличными друг от друга концепциями. И, я считаю, не конкурирующие между собой. Мы дополняем друг друга. У одного и того же человека может быть просто настроение разное. И он может с «политики» на «Царьграде» переключиться на богослужение на «Союзе», или музыку на «МузСоюзе», или беседу на «Спасе» или на замечательные детские программы на «Радости моей». Мы дополняем друг друга, делаем одно общее дело. И я не знаю, как тут можно разделить и пересчитать аудиторию… Мне это видится одним большим каналом с возможностью переключить на ту или иную программу «под настроение».

Почему, на Ваш взгляд, в стране, где мусульмане составляют вторую по численности религиозную группу, нет до сих пор исламского телеканала, как, впрочем, и других официальных конфессий?

– Простите, я не силен в проблемах исламской диаспоры. Как и иудейской или буддийской. Но уверен, что если бы российским мусульманам, например, такой канал или каналы были нужны, они бы их запустили в считанные месяцы. Спутник, интернет, кабель – ни законодательно, ни технически никаких проблем нет. Запускайтесь и вещайте. Не думаю, что у мусульман, как, впрочем, и у иудеев, есть какие-то серьезные препятствия в кадровом или финансовом плане.

С другой стороны, если до «Союза» русскоязычных православных каналов в мире не было вообще, то исламских каналов на арабском языке – десятки, если не сотни. Возможно, они понимают это вещание и им этого достаточно. Так же, как есть мировые иудейские и католические каналы. Обидно, что иногда этот вопрос задается в форме «наезда»: а почему это у вас, у православных, целых пять каналов, а у других ни одного?! Не хватает только призыва все отобрать и поделить… Почему у них нет своих каналов, я понятия не имею – спросите у них. Мне никто не мешал создавать православный.

Каковы тенденции и перспективы религиозного вещания в России, на Ваш взгляд?

– Как и у всего остального телевидения – еще большая специализация и нишевость. Ждать каких-то мегапроектов в нашей тематике не приходится. По многим причинам. С другой стороны, за 10 лет в России открылось и работает 5 православных каналов, и не смог удержаться, закрылся только один – «Благовест». В светской тематике закрытий, мне кажется, больше. Так что религиозное вещание в определенной степени, безусловно, востребовано, так как отвечает на высшие, духовные запросы человека, что не могут удовлетворить каналы другой направленности. Думаю, в обозримом будущем может появиться еще от 1 до 3 полноценных православных телепроектов: чисто богослужебный, лекционно-образовательный, может быть, еще что-то, чисто информационный, например. Главное, чтобы на любом из них звучала самая главная «новость»: «Над нами есть Бог»!

Беседовал Роман Маградзе
Журнал «Телеспутник»

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475