Архимандрит Савва (Мажуко): Ангел молчания

Наш Господь завещал нам, чтобы мы шли и проповедовали Евангелие всему творению: «Итак, идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа». Мы идем и пытаемся народы учить, а народы смотрят на нас недоуменным взглядом, хлопают ресницами и не верят нам, никак не могут понять, чего мы от них хотим. Неужели вы никогда не сталкивались с такой ситуацией, когда, говоря о Христе и Церкви даже своим родным и близким, мы никак не можем донести ту радость веры, радость Евангелия, которой мы «заразились» в Церкви? Ведь это, пожалуй, самое известное нам ощущение, когда хочется просто закричать: «Как хорошо, что я встретил Христа! Как хорошо, что Христос встретил меня! Как хорошо быть в Церкви!».

Каждый вечер в храме на девятом часу читается псалом «Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил!» – то есть «Как хорошо, Господи, быть в Церкви!» И мы тем самым повторяем фразу, которую однажды произнесли апостолы на горе Фавор, увидев Христа преображенным, когда Он был не просто странником в пыльной одежде, нищим проповедником, который ходил босиком, а преображенным Богочеловеком – таким торжественным, красивым, величественным, каким мы Его постоянно ощущаем. И мы хотим поделиться этой радостью с нашими близкими, но у нас не получается. Потому что как только вы произнесете фразу «Как хорошо быть с Богом! Как хорошо быть в Церкви!» – тут же чувствуется как бы некоторая фальшь, вранье. Как будто бы все правильно, но что-то не то. Или даже когда вам это скажет близкий человек, который находится с вами в Церкви, или теперь, когда я говорю вам эти слова, кажется, что все правильно, но что-то не то... Почему не то? Слова почему-то не передают нашу радость, наше упование и счастье быть с Богом. Почему-то немощны наши слова.

Когда мы приближаемся к Богу, Который настолько настоящий, настолько подлинный, все наши слова как будто выцветают, становятся искусственными, вторичными, ненатуральными. Поэтому нас очень часто обвиняют в том, что мы что-то не то говорим, как-то не так себя ведем. Дело в том, что Священное Писание, вообще речь о Боге действительно похожа на мед. Это мед. Помните, как говорил наш поэт: «Золотистого меду струя из бутылки текла / Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела…» Мед – мы так и видим эту божественную сущность: как солнышко на тарелке. Ведь неслучайно мед в древней Церкви даже использовали на Литургии, настолько это была чистая субстанция, которая как будто бы естественным образом отражала саму суть бытия небожителей, даже в языческой религии. Но мы знаем, что эта субстанция, такая чистая, небесная, имеет свойство засахариваться. Поставьте мисочку с медом на месяц, два и вы увидите, что она покроется коркой сахара, и чтобы потом добраться до настоящего меда – летнего, золотистого, солнечного – нам следует эту корку сломать или, может быть, растопить мед, чтобы вернуть ему прежнее обаяние. Так и с нашими словами, друзья мои. Со словами тоже очень непросто: мы все время должны преодолевать эту инерцию слов, когда говорим о Боге. По крайней мере, отдавать себе отчет: что бы мы о Нем ни сказали, все будет не так, все будет неверно. Как-то после службы ко мне подошел один малыш и сказал: «Батюшка, повлияйте на мою маму». Такой вот серьезный парень семи лет. «А что случилось?» – «Она меня заставляет про Бога разговаривать, а я не могу, мне мучительно и тяжело».

И я про себя подумал: ведь это действительно тяжело, неужели мама не понимает, что дети вообще очень чувствительны к любой фальши, они чувствуют, что в наших словах есть что-то не совсем настоящее. Потому что когда мы говорим о простых, земных вещах, в этом как будто нет никакой фальши, но как только пытаемся говорить о Божественном, нам не хватает слов, интонаций, эмоций, все что-то не то. Я сам неоднократно ловил себя на мысли, что не могу читать православную прессу, нет у меня сил смотреть православные программы, лекции, доклады – не знаю, почему. Удивляюсь вам, друзья мои, как вы меня слушаете и смотрите. Видимо, есть это глад слова Божия, видимо, надо нам говорить как-то о Боге, не должны мы умолкать, несмотря на то, что кажется, все слова не те и все как-то не так.

Замечательный Холден Колфилд, герой романа Сэлинджера «Над пропастью во ржи» (а вы знаете, что это был очень искренний подросток) произносит фразу, под которой я подпишусь, подпишусь даже как священник. Он говорит: «Честно говоря, я священников просто терпеть не могу. В школах, где я учился, все священники, как только начнут проповедовать, голоса у них становятся масляные, противные – ох, ненавижу. Не понимаю, какого черта они не могут разговаривать нормальными голосами, до того кривляются, слушать невозможно». И правда, наверное, есть в нашей речи что-то масляное. Как говорил Маяковский об одном поэте: «Он разговаривает голосом ожившего лампадного масла». Видимо, в нашей речи эти интонации тоже появляются время от времени, наверное, мы «кривляемся», но делаем это, может быть, не из лицемерия, а просто таковы пределы слова о Боге. Видимо, снова и снова мы должны говорить и оговариваться, пытаться сказать о Боге, благовествовать о Нем и тут же пытаться услышать, как это слышит наш слушатель, как он нас воспринимает, и ломать этот сахар, выступающий на поверхность божественного меда, меда поэзии.

Может быть, поэтому люди, чувствуя этот предел слова, так всегда расположены к обрядам, ритуалам, церемониям – гораздо честнее, как мне кажется, просто поставить свечку, чем сказать: «Господи, я люблю Тебя». Лучше я просто молча поставлю свечку, молча пройдусь в крестном ходе, молча поцелую икону, или поеду на Афон, или просто трижды окунусь в мороз в купель, перекрещусь и даже закричу «Слава Тебе, Господи!» – такими простыми, известными словами прославлю Господа. Потому что это движение, этот жест оказывается гораздо честнее.

В Литургии есть такой жест (который мне очень нравится), когда священник во время пения «Верую» веет покровцом над Святыми Дарами. Зачем он это делает, совершенно непонятно. Говорят, как будто бы на Востоке так отгоняли мух, но мы сейчас это тоже делаем. Почему? Потому что мы не можем сказать, как на Литургии совершается преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову, а можем лишь сделать, как дети, которые, когда хотят на ручки, но пока не знают слов, показывают это жестом. Вот и мы этим веянием над Святыми Дарами показываем: «Господи, сделай вот так» – пусть Дух Святый сойдет на Святые Дары.

Поэтому, друзья мои, надо ли говорить о Боге? Надо. Надо ли проповедовать Христа? Надо, Господь нам завещал. Но все равно будем скромнее, будем смиряться, помня пределы слова, помня, что не все мы можем, что не всегда и не всякому человеку дано овладеть словом о Боге, а только чистому.

Расшифровка:
Юлия Подзолова

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475