Истории нашего дома

Осенью девяносто восьмого я сидел у него в келье, болтал ногами, и расспрашивал обо всем, что было на сердце. А там было много всего, и кроме всего прочего дом, который вот уже полгода безуспешно искали мои родители. Родители решили, что к пенсии хорошо было бы продать две наших квартиры, потому как вид из окна старой городской «хрущевки», прямо скажем, не очень, и купить нормальный дом с небольшим участком земли где-нибудь в городской черте или неподалеку, потому что мы хоть и любим природу и тишину, но без фанатизма. Мы и объявление в газете давали, и знакомым всем сказали, но дом все не находился. То место где-то в Тмутаракани с видом на болото, то земли совсем нет, то еще чего-нибудь.

Батюшка меня слушал-слушал, а потом говорит: «Дом будет в деревне». В какой еще деревне? Зачем деревня, почему деревня? Мы люди городские, на дачу редко ездим. Он смеется, по голове меня треплет: «В деревне дом, в деревне!» Я пожал плечами и решил, что так духовник хочет показать мне, чтобы я не задавал вопросов, не касающихся моей мятущейся непоседливой души.

Проходит несколько месяцев. Звонят родители: «Когда сможешь приехать, дом посмотреть?» Дом оказался большим, благоустроенным и удобным. И он был в деревне. Хозяин работал в городе машинистом на железной дороге, а хозяйка была столбовой дворянкой. У нее в огороде росли только одуванчики, все постройки от гаража до сараев и конюшни стояли в девственной чистоте, а из живности был большой полосатый кот Василий, которого хозяева оставили нам. В деревне хозяйке было невыносимо скучно, она спала и видела себя в городе. А в городе в это время спали мы, и видели себя в большом красивом благоустроенном доме с видом на речку и лес. Мы мечтали каждый о своем, и все это происходило в параллельных вселенных, которые, как известно, не пересекаются, но после разговора с батюшкой звезды совпали, что-то случилось, и мы друг друга нашли. Когда владельцы дома узнали про нашу двухкомнатную квартиру с ужасной планировкой в холодном панельном доме, то очень обрадовались и немедленно захотели туда въехать, предложили обмен, а не долгую продажу-покупку, как планировали мы с нашим недвижимым имуществом.

Деревня оказалась всего в 9 километрах от города по прекрасному шоссе, на машине минут 15 вместе со светофорами. Земли как раз, чтобы всего хватало, включая китайские сливы и мамины розы, но недостаточно, чтобы превратиться в рабыню Изауру. Место красивое и тихое. Рядом лес с прекрасной березовой рощей и река. В чистом, незагаженном лесу растут подберезовики, красноголовики, белые грибы и небольшие, с ладошку, грузди, а река красивая и в ней водится рыба. В нашей деревне есть хорошая больница со всеми кабинетами, но без очереди. Прекрасный детский сад и школа-десятилетка. Замечательный спортивный клуб с кучей самых разных секций от фитнеса, пилатеса до новой качалки и профессионального поля для мини-футбола. Все – бесплатно. В прошлом году открыли новый прекрасный корт с бесплатными коньками. Почта, банк, четыре магазина с ассортиментом и ценами как в городе. Но главное не в этом. Идешь по улице – дети с тобой здороваются. Взрослые уже стесняются, но тоже часто кивают. А дети здороваются всегда и со всеми. Так воспитаны.

В деревне поначалу тишина оглушает, а вежливость пугает. А потом привыкаешь, и начинаешь жить так же. Здороваешься почти со всеми и поменьше напрягаешься. Наши соседи, у которых в Екатеринбурге четыре магазина, через год не выдержали. Сначала сосед запил, а потом баню поджег. Еле потушили. Через полгода дом продали, и вернулись поближе к суете и утреннему смогу. А мы живем, и радуемся. И чем дольше живем, тем радостнее становится. И как мы раньше в квартирах жили? Дом – это совсем другое. Здесь даже время течет по-другому...

Сначала мы даже корову держали – Маню. Уже к следующей весне Маня родила нам двойню. Такая была вредная, что Господи помилуй! Не захочет чтобы ее доили – ни за что к себе не подпустит. Мама могла уговаривать корову часами. Мы не могли. Мы подвязывали заднюю ногу Мани и поднимали через балку на потолке. Оказавшись на трех ногах, Маня переставала брыкаться и разрешала себя подоить. А можно было просто надеть перчатку и аккуратно взять ее за ноздри. Тогда она вмиг становилась шелковой и смотрела на тебя преданными глазами. Бывало, встретишь ее на реке, где паслись коровы, она стадо бросает и бежит за тобой как собака. Только палку не приносила...

Сейчас Маня в детском доме. Потому-что корова в российской деревне – это очень дорогое удовольствие. Сено стоит таких денег, что караул! Вместо скотины у сельских жителей теперь разные иномарки. Пока была жива бабушка, мы держали кур. Куры – суетливые и глупые, а вот петух Петя – вершина дворовой эволюции, умнее и преданней всех котов и собак вместе взятых. Сам черный, грудь огненно-рыжая с изумрудом, гребень красный. Ты идешь во двор – Петя бросается к тебе со всех ног. Одно крыло волочит по земле, голову откидывает, и клокочет, как вскипевший самовар. Это значит, не могу больше без тебя хозяин – хочу на руки! Ты протягиваешь руки – он тут же запрыгивает, и кладет голову тебе на плечо. Петя очень любил, когда ему гладили шею. Тогда он клал голову тебе на плечо, глаза закатывались от счастья, и тихо ворковал. Когда с обнимашками было покончено, он взлетал повыше и начинал тебя охранять. Наш огромный Рей из милицейского питомника прятался от него в конуре, а кот просто не показывался. Врагов у нашего петуха не было – он был самым сильным. Одним ударом своих острых как бритва шпор Петя мог разрубить сразу до кости. Ты в огород, он в огород. Ты на веранду, и он на веранду. Ты в магазин, он в магазин. Чужих людей он игнорировал. Считал ниже своего достоинства с ними общаться. А от нас ни на шаг не отходил. Потому что мы – наши. Каждое утро нас будил с утра пораньше. Потому что, кто рано встает – тому Бог подает.

Спустя какое-то время я заметил в доме на обоях небольшие крестики из папирусной бумаги. Оказалось, что сын у бывших хозяев – священник, и он его освятил...

Первая молитва

Я начал молиться гораздо раньше, чем окрестился. Взял у друга катехизис, а там молитвы. Почитал – понравилось. Решил: буду молиться каждое утро. Пока все спали, я вставал лицом к окну, за которым поднималось солнце, и молился. И чем больше молился, тем больше нравилось. Икон у меня не было. Я потом их сам сделал. Купил в газетном киоске карманные календарики со Святой Троицей Андрея Рублева, Владимирской иконой Пресвятой Богородицы и Иоанном-Крестителем. В гараже выпилил дощечки, сверху наклеил иконы, все – на кусок кожи, и получился складень. Он и сейчас стоит среди икон в красном углу.

Нательного крестика у меня тоже не было. Крестик я нашел у бабушки в коробке для пуговиц. Он был простой, самодельный, безо всяких украшений, выпилен из расплющенного гвоздя. Крестик с первого взгляда мне понравился, я его сразу надел, и решил, что никогда не сниму. Потому что как только надел, стало так покойно и радостно, что словами не передать.

Помню, мой дядя-ученый, занимающийся изучением тяжелых металлов в каком-то большом институте, увидел на мне крест, и начал смеяться: «О, да у тебя крест поповский! А знаешь ли ты, ослиная твоя голова, что поклоняешься орудию пытки? Это в наше-то время быть таким дураком и верить в и церковные сказки!» Дядя был интеллигентом старой советской закалки, сам сделал аппарат для производства живой и мертвой воды, обливался по Иванову, увлекался голоданием и уринотерапией. Я с ужасом его слушал, и был готов разреветься от обиды. Он был известным ученым, а я глупым мальчиком, который считал крестик на груди своим самым дорогим сокровищем, и не знал, что ответить…. Но в эту секунду, всем своим существом, до самой последней косточки, я вдруг ясно понял, что нет ничего прекраснее на свете, чем быть христианином. Спасибо дяде!

А спустя много лет дядя бросил институт и тяжелые металлы, уехал в деревню, построил дом, занялся хозяйством, окрестился в ближайшем монастыре с именем Рафаил и умер глубоко верующим человеком.

На день рождения брата

В Рождество Пресвятой Богородицы родился мой родной младший брат Илья. У нас ним разница – 16 лет, но этого как-то совсем не чувствуется. Может потому, что он больше молчит, а я больше разговариваю, но мы понимаем друг друга с полуслова и можем вместе и молчать, и разговаривать. Сначала он был маленький, маленький, а потом раз – и стал самым большим в семье. В буквальном смысле слова. Выше нас с родителями – под метр девяносто. Весь в деда. Тот тоже был высоким.

Вроде бы только вчера в песочнице с машинками играл, а сейчас возит нас на машине за покупками. И невеста уже у него.

Когда мама собралась Илью крестить, наш неверующий отец сказал: «Только попробуйте ему мозги запудрить! Такое вам устрою! А потом развод!» Логика железная: он с каким-то священником водку пил и почти не закусывал, и значит, все в Церкви ложь и провокация. Я говорю: «Ну не с ангелами же ты пил!» Он в ответ: «А я с тобой вообще не разговариваю!» Мама его уговаривала-уговаривала, умоляла-умоляла, но чем больше умоляла, тем больше он противился. Может быть, с какой-нибудь другой женщиной на этом бы все и закончилось, и Илья пришел бы в Церковь, как многие современные молодые люди, перепробовавшим все на свете с пустыми потухшими глазами, и шел бы по жизни, как потерявшийся покупатель из гипермаркета у которого все кредитки украли.

Но наша мама – простая русская женщина, которая не умом, а сердцем знает, что некоторые вещи лучше делать раньше, чем позже, и хоть по горящим избам не ходила, но если что-то важное для себя решила – режь ее на куски, но своего добьется. В один прекрасный день она отправилась в родной Покровский собор, с батюшкой поговорила, и когда отец был на работе, привезла брата в церковь и окрестила. В храме были только священник, мама и ангелы, которые стали Илье крестными. Отец с работы возвращается – а сын уже православный. И ругайся – не ругайся, а это уже совсем другая история. Как и его Небесный покровитель, преподобный Илья Муромец, мой брат большой, сильный и добрый.

Вот он возвращается с покупками из торгового центра. Начинает разбирать пакеты. Смотрю, рубашка-поло Levi’s. Я говорю: «Отличная рубашка!» Он тут же с улыбкой протягивает мне: «Бери, подарок!» Повезло мне с братом...

Чахохбили для мамы

Вечером готовил чахохбили из свинины. Мама должна была приехать на следующий день, и я отложил ей в чашку и поставил в холодильник. Утром отец, собираясь на работу, открывает холодильник: «Матери?» – «Матери!» Стал сосиски варить. Брат приехал на обед, пожарил себе яичницы с колбасой. Невестка вернулась с работы голодная, пельмени сварила. Приезжает мама, идет на кухню. Зовет ужинать. На столе для меня разогретое блюдо с чахохбили. Я говорю: «Мам, это же для тебя!» – «Спасибо, сынок, я творожку и бутерброд с сыром покушала. А мясо тебе оставила!» Так и живем...

Братья наши меньшие

У нас по вечерам на другом берегу реки косули ревут. Самцы сражаются за самок, дерутся и ревут на всю округу. В наших краях их много. Зимой, когда мы гуляем с Бимом, нашим псом, косули часто нам встречаются. Где-нибудь под сосной косули выкапывают себе лежку и там спят. Бим бежит впереди – раз, а из под сосны косуля выпрыгивает! Он даже залаять не успевает, как она убегает. Зато издали смотреть на них одно удовольствие! Иногда они парочками бегают по реке, а иногда с маленькими козлятами.

Однажды мне встретилась косуля, попавшая в петлю к охотникам. Петля – это такое приспособление, которое охотники ставят на тропе, где косули ходят. Она сделана из гибкой и прочной железной проволоки, которую привязывают к дереву и растягивают на тропе. Косуля попадает головой в петлю, петля падает и затягивается у нее на шее.

Как-то раз на прогулке вдруг слышу, где-то в кустах маленький щенок плачет. Жалобно так. Смотрю, а это не щенок, а косуля. Вы бы прошли мимо плачущей, как ребенок, косули?

И я не смог. Перекрестился, и пошел ее освобождать. Хорошо на руках были кожаные перчатки, а не варежки. Все руки бы тогда изрезал. Петля врезалась косуле глубоко в горло, и она задыхалась. Но только я петлю ослаблю, она воздуха вздохнет – и начинает биться с новой силой. Это не домашняя овечка – сильная до ужаса! Словно сотня котов у тебя в руках, опившихся валерьянки! Копыта над головой летают – от сосны только ветки скорой летят! Попадет по мне – сразу конец.

И она попала. К счастью, не по голове, а по ноге. Я рухнул рядом с ней, как подкошенный. Лежу, в глазах от боли темные круги, ногу щупаю – лишь бы не перелом! До дома несколько километров... К счастью, нога шевелилась, и кость вроде была целой. Руки от напряжения трясутся, перчатки петлей разрезаны, весь мокрый, и косуля рядом лежит, только бока поднимаются. Я пока в себя приходил, хорошенько ее разглядел. Шерсть шелковая, темно-коричневая и белых пятнах, блестит на солнце. Глаза черные и с большими ресницами. А на голове маленькие аккуратные рожки. Просто чудо, а не косуля!

Полежал в снегу, отдышался, помолился, и снова к ней. Падаю косуле на шею, пытаясь из последних сил петлю сорвать, а сам ору: «Господи, помоги!»

Как она освободилась, я уже плохо помнил. Вдруг раз – косуля уже на свободе! Отпрыгивает от меня метра на три – и откуда что взялось? Остановилась, головой помотала, посмотрела на меня и тихо скрылась в лесу.

А когда я работал в родном Покровском соборе в Камышлове, к нам сова залетела. Самая настоящая, как из русской сказки про Бабу Ягу. После службы поднимаюсь на колокольню звонить, – что такое? На лестнице всюду мертвые голуби! Оказалось, что ночью к нам сова залетела. В окнах строители стекла меняли, а одно стекло не вставили. И через проем голуби внутрь повадились залетать. А ночью прилетела сова – и ну разбойничать! Она ведь не в раю, голуби – это ее добыча. За этим занятием разбойницу застал рассвет, и обратно она выбраться уже не могла, потому как видеть перестала. Подлетит к окну, ударится в стекло и свалится на подоконник. При свете сова присмирела, и если бы не клюв и когти розовые от крови, выглядела бы совсем невинной. Когда я ее нашел, она сидела, нахохлившись, в углу, словно провинившийся школьник. Я говорю: «И что с тобой теперь делать? Вообще-то здесь у нас храм, а ты чего устроила?» Она, как голос услышала, распушилась, крылья растопорщила и шипит. Колокольня у нас высокая, с нее весь город как на ладони, и между нами проем такой, что вниз лучше не смотреть. А я и не смотрел. Я снял куртку, тихонько по карнизу прошел, взял сову в охапку и вернулся обратно. Мы с ней даже испугаться не успели, как все было кончено. Спускаюсь с колокольни, матушки из свечного киоска спрашивают: «Денис, а чего это ты в куртке несешь?» – « Да так,– говорю, – сову». Они поохали, поахали, а потом говорят: «Теперь ее надо в лес нести – в городе она погибнет!» К счастью, была зима, и идти в лес по лыжне было нетрудно. Когда я ее выпустил, она взлетела на сосну и недовольно загукала. Я говорю: «Ты особенно-то не ругайся, раз виновата! Хоть ты и мышей ловишь, но мы голубей все-таки больше любим, чем сов, поэтому будь скромней и больше не попадайся!» И пошел себе к вечерней готовиться...

Про наших котов

Степан наш кот. Мы все его любим. Он – только нашу маму. Всех остальных терпит. Не то, что предыдущий кот Василий. Василий был душой компании и настоящим хозяином. Когда мы привезли нашего Бима из питомника (Бим – немецкая овчарка) щенку было всего две недели, и он умещался на ладони. Василий был ему за маму и за папу. Он вылизывал его, играл с ним и воспитывал. Вечером уходил, а утром возвращался с огромной крысой в зубах. Маленький Бим выкатывался на крыльцо, – а там крыса. При виде крысы Бим громко тявкал, прижимал уши и пятился. Но сзади стоял Василий и лапой подталкивал его обратно. Затем он переворачивал крысу самой выгодной стороной к щенку, показывая, что это добыча, и бояться ее нечего. И так продолжалось несколько месяцев подряд. Пока щенок сам не начал играть крысой, как мячиком. Василий не выносил одиночества. Лежишь на диване, читаешь. Приходит Василий. Забирается на грудь и урчит: хватит читать, давай общаться! Минут пять терпит, а потом лапой начинает выбивать журнал из рук. Бьет и кусает страницы. Конечно, приходилось убирать чтение и общаться.

Степан не такой. Уходит, когда вздумается, и возвращается, когда захочет. Зато он прекрасный дегустатор. Мы даем ему пробовать молоко, сметану, колбасу и сосиски, которые приносим из магазина. Он безошибочно определяет, какие из них несъедобные. И мы их больше уже не покупаем. Кроме мамы, он любит соседских кошек, мышей и птиц. Кошки приходят к нам со всей округи, рассаживаются на крыше и ждут, когда он выйдет. Птиц он всегда приносит маме, отчего она приходит в тихий ужас. А мышей складывает под крышей на бане. Там у него их штук сорок уже лежит. И он их охраняет.

Лужа

Как-то поздней осенью у нас в деревне на соседней улице возле трассы появилась лужа. Трубу там, что ли прорвало, вот она и появилась. Местные, они, конечно, умные, они короткой дорогой сразу перестали ездить, а стали кругом по асфальту. А не местные те, понятное дело, дураки, что ли кругом ехать, когда можно напрямую? Ну и тонули в луже помаленьку, пока их кто-нибудь не вытащит.

Однажды около полуночи раздается звонок. Старый друг из Тюмени решил заглянуть на огонек. А теперь звонил. «Слушай, – говорит, – я уже час в вашей луже сижу и, по-моему, плотно – колес уже не видно. Есть кто-нибудь знакомый с трактором?» На его счастье такие знакомые были. Коров у нас уже нет – как цены на корма раз в десять подняли, их и повывели, а трактора – они же железные, чего им станется? Пошел я к соседям, которые дровами занимаются, у них под окном всегда два трактора стоят: «Помогите, люди добрые, человека из беды спасти!» Они проснулись, трактор завели и поехали выручать. Тросом зацепили, легонько дернули – и новый японский джип моего друга из лужи вытащили. Мужики трос отцепили, от денег отказались, и уехали дальше спать. А мы с другом остались возле лужи на звезды смотреть. Кругом снег искрится, луна в белой дымке плавает, тишина такая, что ее хоть ножом режь, и лужа посередине. «Хорошо, тут у вас, красиво, я тоже себе дом в деревне хочу», – глядя на луну, сказал друг. Я думал, он от переживаний грустно так пошутил. Оказалось, нет, не шутил. Он потом где-то под Тюменью большой участок земли купил. Дом из бревен начал строить, поле завел. И трактор, чтобы было на чем землю пахать. Или вытащить, если надо кого. Дороги у них там тоже совсем плохие. Весной и осенью – сплошные лужи...

Денис Ахалашвили

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475