Наследство

Летом мы любили ездить с бабушкой в деревню, где у нас был дом, доставшийся от прадедушкиного брата, деда Егора. У наших прапрадедов Владимира Георгиевича и Параскевы Васильевны было пятеро детей: две сестры и три брата. Наш прадед – Андрей, а еще Егор и Дмитрий. Все – молодцы. Бабушка рассказывала, что наш дед Андрей никогда деревню не покидал, только на войну ходил. Сначала на гражданскую, потом на Великую Отечественную. В гражданскую дед воевал за красных, брал Перекоп и вместе с другими переходил озеро Сиваш. За проявленный героизм он был награжден орденом Красного Знамени и другими наградами. От ледяной воды гнилого моря у него потом всю жизнь почки болели. Но дед никогда не жаловался. Когда началась Великая Отечественная война, он пришел на призывной пункт и стал просить, чтобы его отправили на фронт Родину защищать. Но из-за возраста и плохого здоровья в действующие части его не взяли, а направили в хозяйственную роту. После войны дед вернулся в родное Темново, где построил первую в округе маслобойню и большую свиноферму. А еще дорогу, которую так и называли – Андреевская. Как передового хозяйственника, его посылали на ВДНХ. До сих пор помню, как бабушка рассказывала, его шутку по поводу своих успехов: «Чтобы хозяйство процветало – каждую свинью нужно знать в лицо!» И смеялся как ребенок. Веселый был! На гармошке играл и песни пел. Потом был председателем колхоза. Бабушка говорила, что все его уважали, с утра до вечера калитка не закрывалась – все люди шли по разным делам.

Когда в деревне появился первый трактор, его брат, дед Егор стал первым трактористом. Вся техника в деревне на нем держалась. Из старых запчастей он собрал три грузовика, на которых потом зерно возили. Воевал в Финскую. Домой вернулся, а через десять месяцев фашисты на нас напали, и он снова пошел воевать. Когда его ранили, направили в госпиталь в Хабаровск. Он был командиром автороты и воевал с японцами в Корее. В звании старшего лейтенанта встретил Победу, вернулся в родную деревню и всю жизнь проработал простым электриком. Старший – председатель колхоза, средний электрик, а младший, деда Митя, уехал в город, окончил институт культуры и стал культурным работником. В Великую Отечественную воевал в Пруссии и брал Берлин. А после войны занялся любимым делом – музыкой. Когда жил в Екатеринбурге, то возил мою бабушку по театрам и учил играть на гитаре и губной гармошке. Потом его перевели в Москву, где он был каким-то большим начальником. Бабушка хранила его фотографии с разными известными артистами, многих из которых он знал лично. Его сын, дядя Женя стал дирижером симфонического оркестра Сочинской филармонии, а племянник, дядя Володя, тоже дирижер, живет в Рио-де-Жанейро.

Дядя Женя на лето приезжал к нам, чтобы отдыхать в деревне. Для него не было ничего прекраснее русского поля, леса, речки и тишины. А для нас – моря и шумного сочинского пляжа. Пока они с женой тетей Оксаной бродили по полям и собирали цветочки и ягоды, мы два месяца жили в их квартире с большим роялем, на котором играла тетя Оксана, ходили на море и купались до умопомрачения. За месяц волосы у меня полностью выгорали и из черных становились белыми. Потом в школе учителя разводили руками и думали, что родители меня перекрасили.

Деревню мы тоже любили и часто ездили туда с бабушкой. А как ее не любить, когда там военный штаб на сеновале, рыбалка на речке, походы первопроходцев на болоте и спать можно на полатях? В деревне хранилась военная форма нашего деда Вити, его офицерская портупея с настоящими военными картами из Восточной Пруссии, где дед воевал, и офицерский компас. Хорошо, что его именной ТТ отнесли в музей – мы бы его тоже на военные операции брали. А патроны остались. Но мы их в костер не бросили – выменяли у деревенских мальчишек на сломанную рацию...

Нас с братом взрослые брали на покос и пасти коров. Однажды в поле я нашел большой осиный улей и решил получше узнать, как там все устроено. Осам это не понравилось, и они стали меня жалить. Я как побегу домой, – а все стадо за мной следом. Эта была картина! Впереди я бегу, за мной рой ос, а следом коровы...

А еще в деревне была настоящая баня с каменкой и полками, чтобы на них париться! Благословенны дети, которым довелось узнать такую баню! Поначалу тебе страшно и жарко, и вообще заходить не хочется, но потом…. Потом все меняется. Это как первый раз проехать по двору на велосипеде. Падаешь, обдираешь коленки, вдруг что-то происходит, ты едешь – и счастье! В бане под действием живительного пара сопливое и неуверенное существо превращается в бойкого краснокожего паренька. И тебя больше не нужно звать и уговаривать, как какого-нибудь малыша. Ты первым идешь париться, сам залазишь на полок, берешь веник, и сам деда паришь. Водопровода у нас никакого не было, и воду нужно было накачать ручным насосом, что было непросто. Пыхтишь, упираешься, а потом еще таскаешь тяжелые ведра, чтобы наполнить большой чугунный котел.

Бабушка была большой хозяйкой и могла сварить варенье не только из земляники и барбариса, но и из корней лопухов и даже одуванчиков. В хозяйстве у нас водился ручной сепаратор (это такое приспособление, чтобы делать сливки из молока), мы с братом по переменке крутили ручку и смотрели, как тоненькая струйка сливок стекает в бидон. Бабушка пекла блины, заливала сливками клубнику и устраивала для нас пир!

По вечерам на летней веранде собирались друзья и родственники, пили вино и пели песни под семиструнную гитару, на которой бабушка замечательно играла. Сейчас таких вечеров уже нет... Все с раннего утра до вечера на работе, домой придут, скотину приберут, ужин приготовят, в чистое переоденутся – и в гости. С пустыми руками не ходили. Кто пирогов принесет, кто еще чего, пир – горой! Смех, улыбки, истории разные и душевные русские песни глубоко за полночь!

А когда началась перестройка, жить стало плохо, и дом в деревне начал приходить в упадок. Мы с братом выросли и стали студентами, родственники из Сочи больше не приезжали, дед умер, а бабушка, после неудачной операции на глазах, стала плохо видеть и в деревню почти не ездила. Дом подолгу пустовал, и к нам повадились лазить воры. Ломали двери и тащили самое ценное. И в огород постоянно залезали. Всю клубнику и малину обирали подчистую, мы приедем, а в огороде – словно Мамай прошел. Все оборвано и переломано, бабушкины гладиолусы и тюльпаны растоптаны, кабачки и патиссоны надкусанные во дворе валяются. Воры думали, что они сладкие, как арбузы. Сорвут, попробуют, и под ноги побросают.

Как мы перестали в доме жить, он быстро постарел, одряхлел и осунулся. Половики домотканые убрали, и там, где мы когда-то маленькими играли в солдатиков, стали валить выкопанную картошку прямо с поля. На улице ее уже нельзя было оставлять – сразу украдут.

Последний раз вдвоем с бабушкой мы приехали в деревню поздней осенью. С неба сыпал мелкий холодный дождь, листья с деревьев облетели, вокруг было уныло и серо.

Мой брат к тому времени стал подполковником полиции, служил в международной полиции ООН, участвовал в разных миротворческих миссиях и был в командировке в Боснии. А мы приехали, чтобы забрать старый бабушкин альбом с фотографиями.

Пока бабушка осматривала заросший огород, я непонятно зачем открыл старый пыльный чулан, куда долгие годы никто не заглядывал. Здесь не было окон, пахло мышами и паутиной. Со свечой в руке я залез на самую верхнюю полку и нашел в самом углу старинный деревянный сундук, окованный позеленевшими от времени железными полосками. Внутри было старинное ручной вышивки белое полотенце с красными петухами, а в нем – икона Пресвятой Богородицы. Икона бумажная, на дереве, в железном окладе. Бережно укрытая икона лежала в сундуке без малого сто лет! Сколько раз я лазил в этом чулане маленьким, сколько еще людей были здесь, и никто ничего не видел, а сейчас я держал ее в руках и немел от радости!

Когда я показал находку бабушке, она поцеловала икону и покачала головой: «Это, – говорит, – икона твоей прабабушки Марии. Она вот здесь в красном углу стояла! Я ее с детства помню! Какое наследство нам бабушка оставила!» И заплакала.

В свой новый дом первой наши предки внесли эту икону и поставили в красный угол. Она пережила две мировые войны, революцию и советскую власть, грабителей и запустение, а теперь вернулась к нам.

Эта икона сейчас стоит передо мной и слушает, как я вам эту историю рассказываю. Придет время, и мы передадим ее нашим детям, а те своим. Милость Матери Божией будет с ними и, значит, жизнь продолжится.

Денис Ахалашвили

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475