Евгения Смольянинова: И песня несет слово Божие

Окончание. Начало в №37 (790)

Вы должны понимать, что у нее практически ни одного зуба не было. Понимаете, человеку 80 с чем-то лет, а он абсолютно самозабвенно, заматывая эти свои онучи, поет...Дальше, значит:

Благодаря этой встрече песня не изчезла! А так бы ее никто не слышал… Ведь это одна из основных песен Вашего репертуара.

Да. И вот ведь интересно: первая моя пластинка – один общий знакомый передал ее Виктору Астафьеву, Царствие ему Небесное. Потом уже прочла в какой-то газете интервью Астафьева. Он говорил о впечатлениях последних, которые поразили его, в том числе об этой пластинке, обо мне и об этой песне. И говорит, что он был потрясен, что «эту песню пела моя мама, и каково было мое удивление, когда я услышал песню моей мамы». Мне часто говорят, что «ой, моя мама (или – моя бабушка) так пела» – я это воспринимаю как знак того, что я на верном пути. Когда я уже после его кончины была в Овсянке, вдруг осознала: он потерял свою маму, когда ему было три года! Понимаете, у него эта песня ассоциировалась с мамой, которая остается раз и навсегда. Я не могла не оценить важности его слов.

Больше какие песни поют в русской деревне (или пели) в той же Псковской области, где Вы проводили свои фольклорные экспедиции – радостные или печальные?

Песни не по эмоции рассматривались, а по назначению – обрядовые, свадебные, плясовые, плачи, лирические.

Как Вы считаете, почему люди сегодня так мало поют или вообще уже не поют? Мне рассказывали, что после войны деревня жила очень тяжело, но все пели. Мама моя рассказывала: придут очень поздно, уставшие, и от избы к избе несется песня. Куда сегодня все исчезло, почему?

Потому что не умеют.

Может быть, настроения не стало какого-то? Духа, души не стало?

Вот потому и не стало, что не умеют. Настроение ведь не само по себе, человек участвует во всем.

Кто же нас научит? Кто вернет дар петь народу целому?

А кто дал народу дар, тот его и вернет.

То есть это связано с душой? Прежде всего с духовными законами жизни?

Конечно. Я думаю, что именно это повлияло на его вкус, на какие-то тонкие вещи. Один восточный мудрец говорил, что общество, в котором недооценивают музыку и обряды, неизбежно настигает хаос. Мы же понимаем, что так и есть.

Евгения, Вы сейчас очень много гастролируете. Недавно Вас попросили выступить с внеплановым концертом, зная Вашу расположенность совершать милость, в женской колонии. Вы бы не могли подробнее рассказать об этом?

Могу сказать только одно, что там очень плохо, глубоко и по-настоящему. Для меня было большое потрясение. Это очень трудная, очень горькая судьбина. Не случайно так много старинных песен про тюрьму, не случайно они такие жалостливые. Это горькая доля, из которой человеку выбраться самому не под силу.

И, знаете, еще такое совпадение. Я написала несколько песен на стихи Наталии Ануфриевой, это поэт XX века, она была репрессирована и практически всю жизнь просидела в лагерях. Где-то в 20-х ее посадили первый раз и только после смерти Сталина реабилитировали. Она была верующая. Ее стихи тюремные буквально пронизаны верой, ее стоянием в вере и горечью, просто напоены горечью. И личным воззванием к Богу, таким личным!

Я написала три песни на ее стихи, которые глубоко меня тронули, и пела их, естественно, в колонии.

Они для гитары и голоса написаны...

Наверное, это и называется быть подвижником, когда человек сначала идет в юдоль скорби и болезни, сначала пытается лечить голосом больных психически, как Вы пытались в молодости, а потом не боится выступить перед людьми преступившими?

Я рассказывала про Наталию Ануфриеву, о том, что она шла по 58-й статье. Потом рассказала о Татьяне Толстой, графине, авторе романса. Ее казнили за хранение оружия. Пела, дошла до песни на стихи Набокова, которую я написала. Говорю: «Владимир Набоков. «Расстрел». И в зале такая тишина, и такой мрачный смех: «Допелись…». Понимаете, все на такой зыбкой грани и на тени доверия – его там, в общем-то, почти нет. И в тоже время почему-то это узнаваемо все. В этом нет ничего поразительного, как раз это так узнаваемо! Мне кажется, что это сама судьба русская в XX веке… Воздух над Россией этим тюремным духом пропитан, понимаете?

Последние Ваши гастроли по стране... Что Вам запомнилось больше всего? Какой город? Может быть, прием где-то?

Последняя гастроль была замечательная. Я перемещалась из Сыктывкара в Екатеринбург. И там было такое посещение, при котором не знаешь, где ты – на Небе или на земле. Мы ездили по приглашению митрополита Екатеринбургского и Верхотурского Кирилла.

Посетили очень много святых мест. Поехали в Верхотурье, а в Верхотурье было -45. И, несмотря на то, что было -45 и, казалось бы, край земли, мне казалось, что мы в центре были. Именно из-за обилия святых. У меня такое же чувство было в Иркутске у святителя Иннокентия Иркутского, что небо преклонилось к земле и что на самом деле земля в небо уже почти вошла. Именно потому, что жизнь святого человека действительно соединяет Царство Небесное и земное. Потом служили, там я звонила в колокола. То есть, прямо ласка небесная на меня пролилась на этих гастролях, что мне можно было и служить, и паломничать, и выступать. Все вместе слилось, и мне казалось, что в зале тоже сидят родные люди, большая-большая моя дорогая семья.

Недаром же вас наградили орденом Святой Равноапостольной Ольги, правильно? Значит, ваша песня тоже несет Слово Божие.

Игра слов такая: недаром. Я надеюсь, что даром.

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз»: http://tv-soyuz.ru/peredachi/veruyu-moskva-vypusk-ot-27-aprelya

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475