Сердечное делание

(Окончание. Начало в № 46)

Интервью с директором Российского института стратегических исследований, кандидатом исторических наук Л.П. Решетниковым

– Леонид петрович, как сложилась жизнь русских эмигрантов на Лемносе и в наше время?

– Потрясения привели к возвращению к вере. Когда после поражения армии Врангеля казаки высадились на Лемнос, увидели, что гражданские беженцы спали на земле, в обычных солдатских палатках, по четыре, по пять семей. Палатка на десять человек, а в ней – двадцать. Но первое, что делает комендант лагерей генерал Калитин, – пишет Врангелю: «Пришлите необходимые вещи для Церкви. Люди хотят Церковь».

Там база английская была, англичане вообще не отпускали русских беженцев в греческие села и городки. Потом греки выделили церкви для казаков, и стало легче. Письмо написано в апреле, а первые люди наши появились там 30 марта. Открыли палаточные церкви, и не одну. Я читал документы архивные, у беженцев было огромное желание записаться или псаломщиками, или в хор, вообще что-то делать в церкви. В одном отчете генерала Калитина я читал, что два профессора разругались между собой, кто будет регентом. А в Краснодаре они об этом и не думали, и в церковь не ходили. Вот что произошло.

Греки стали ходить на наши службы, потому что они таких служб не видели никогда.

Мы сейчас на Лемносе организуем русские дни. 90, 100 человек нас обычно, и Владыка едет, и архиепископ, и диакон, и хор – греки заполняют церковь в русскую службу, они видят, как поют, как молятся наши, как выстраиваются на Причастие, как исповедуются на их глазах. Греки видят, что мы очень искренне, не формально это делаем.

Однажды, а мы ездим туда с 2004 года, с нами был член коммунистической фракции в Государственной Думе (как он в делегацию попал, не знаю; для него все это чуждо было – белые воины, офицеры, настроения не красные среди членов делегации), но он ходил на службу, на литургию, на панихиды. И как-то взял меня однажды под руку, отвел и говорит: «Знаете, Леонид Петрович, я не очень согласен с тем, что здесь происходит. Но меня поражает одна вещь: эти 30 000 человек были практически в концентрационном лагере, и какая самоорганизация! Как им удалось? Ну, сохранились полки, гарнизоны, военная организация. Но посмотрите, столько церквей открыли, два театра, знаменитый хор Жарова, который пел на Лемносе и потрясал весь мир до середины 60-х годов, газеты, рукописные журналы, детские сады, гимназии, курсы языка, курсы технические. Если бы мы сейчас попали на Лемнос в таком же количестве, – я, член партии, сомневаюсь, чтобы мы так самоорганизовались». Я говорю: «Учтите, это же другие были люди. Да, с ослабевшим религиозным сознанием перед революцией, но это сознание возродилось, и поэтому они смогли самоорганизоваться. А подход какой – за други своя, люби ближнего». Если вы будете читать книгу «Русский Лемнос», там генерал Калитин пишет: «Мы обустраивали лагеря, и не было никакого различия, или это барон, генерал или простой станичник, простой солдат, все мы делали одно и то же – копали уборные, канализацию, ставили палатки, ставили мастерские. У нас не было никакого различия, мы все помогали друг другу». А у нас некоторые люди, что пожилые, что молодые, говорят: «дворяне, аристократы….». Все они были, прежде всего, православные люди, и они забывали о дворянстве и княжеском достоинстве, когда попадали в такую ситуацию.

Женщины, я в третьем издании книги эти факты привожу, самых разных сословий – и баронесса Ирина Штемпель (Галахова), и жена директора гимназии, и жена простого казака – добровольно шли сестрами милосердия в госпитали-бараки – тифозные. Та же баронесса Ирина умерла через месяц. Но шли, ничего не получая за это.

Англичане отказались помогать нашим беженцам и детям, которые страдали заразными болезнями. Наши женщины разных сословий пошли, казаки пошли санитарами, потому что так были воспитаны Русской Православной Церковью. Некоторые заразились и умерли.

С нами всегда ездит на Лемнос внучка кубанского казака Даниила Бирюка. Он, уже пожилой тогда, пошел санитаром, заразился и умер. Мальчик-кадет Валя Комлев пошел помогать в детский барак, заразился, умер.

Я все время думаю, почему Господь нам даровал эту историю? Почему именно я и два моих друга взялись открывать это место? Потихоньку приходим к такому мнению: чтобы мы поняли происшедшее не из книжки, а находясь среди этих могил, изучая биографию каждого. Мы практически все имена и фамилии восстановили, отчасти биографии этих людей, прошедших через такие муки. Подумать только, через что прошла их душа! Через отказ, отступление и возвращение. Вот это очень важно для нашего народа. Наш народ был в отказе, ну, я не беру православных 10-15%. Но через мучения, страдания люди опять возвращаются к вере – это первое, а второе – мы узнали, как они переносили страдания, как умирали, ведь нашли много писем, записок, воспоминаний.

Мы все-таки очень сильно себя жалеем, когда у нас неприятности, а они не роптали. И девочки четырнадцатилетние не роптали, оставляя предсмертные записки, и взрослые. Во всяком случае, работая с документами, ропота я не видел. Наверно кто-то, может, и роптал.

Те, кто выжил, сохранили вокруг церквей в эмиграции русскость, веру. Мне кажется, именно благодаря тому, что на Лемносе и других островах перенесли столько страданий. А вот если бы они попали сразу во Францию или даже в Югославию, Болгарию, то может и не вернулись бы к вере.

Некоторые их потомки вернулись в Россию – у нас есть до десятка потомков эмигрантов, которые работают и служат в России, они несут в себе веру своих дедов, прадедов, отцов. У Ирины Сомовой, например, родственники, два маленьких мальчика Алеша и Сережа Левшины, похоронены на Лемносе, они умерли в три и в четыре годика, она сама живет в Австралии. Полгода назад приехала в Россию, обратно в Австралию не собирается, хочет здесь жить. Кстати, решила устроиться в одну страховую компанию иностранную в Москве, которую возглавлял менеджер, грек по национальности. Она пришла к нему и говорит: «Мы из Австралии с вами сотрудничали, я бы хотела у вас работать». Он: «Что вы! Вы из Австралии и хотите в Москве? Но в Москве же ужас, Вы не понимаете, куда хотите приехать на работу, здесь люди страшные, здесь люди друг друга ненавидят, ни в коем случае не оставайтесь здесь». Она ответила: «Я знаю о трудностях в Москве, но очень хочу работать в России». «Что вы, здесь такой климат, здесь полгода зима, ночь, темнота, солнца нет, куда Вы стремитесь?». – «Да поймите, это родина моих предков, нашей фамилии, я хочу здесь работать». – «Я понимаю, но вдумайтесь, здесь такие мужчины, так относятся к женщинам, Вы будете страдать». Она говорит: «Я все это знаю, но хочу работать в Москве». – «Вы точно решили?». – «Абсолютно точно». Он и говорит: «Ну и молодец! Здесь так хорошо православному человеку, вы не представляете, никакая Греция, Австралия не сравнятся».

Так что возвращаются. Князь Иван Шаховской в Петербурге работает, Апраксины; я многих знаю, кто возвращается. Дети князя Трубецкого Александра Александровича все прошли через наши учебные заведения, и вот сейчас Владимир нашел себе подругу, будет Венчание. Просто они ведут себя скромно, тихо.

Господь им воздал, но и укрепил в их потомстве. Их судьба – для нас наставление, во-первых, быть готовым ко всему, не роптать и учиться, как надо переносить страдания. Правда, наш духовный отец архиепископ Костромской и Галичский Алексий, который окормляет нашу деятельность, говорит, что еще не все раскрыто из того, что связано с Лемносом. Я должен признать: чудеса происходят постоянно. В 2007 году американский и английский послы в Греции приехали на Лемнос, собрали руководящий состав администрации острова и прочитали им жесткую лекцию, что те допускают здесь агрессию Русского Православия, что надо русских больше сюда не пускать и вытеснять отсюда. У нас начались неприятности, потому что кое-кто из греческого руководства (не большинство, но кое-кто) стал выполнять эти указания, и были выдвинуты очень неприятные требования. Они запретили строить храм на кладбище, который хотел построить греческий митрополит за свои деньги – от нас ничего не хотел: «Потом, говорит, иконы привезете, а построю я сам», – запретили, потребовали убрать из названия Русское военное кладбище слово «военное», сказали, что вторую половину кладбища нам не отдадут, попросили, чтобы не было никаких атрибутов, связанных с воинской славой тех, кто там лежит, а там лежат Георгиевские кавалеры Первой мировой войны, генералы и офицеры Русской армии.

Началось жесткое давление, и мы очень сильно переживали. В этот момент на кресте мраморном, который мы поставили, проявился образ Казанской Божией Матери. Сначала мы думали, что это пятно, а потом оказалось, что это все-таки контур именно Казанской Божией Матери. Через год, когда все утихло, греки пошли на компромисс. И этот образ исчез, чистый крест – ничего нет. Вышел и исчез. И такие вещи происходят.

Когда писал книгу «Русский Лемнос», так случилось, что находился в госпитале больше сорока дней, и за это время успел основную часть написать. Документы из архива привозила моя старшая дочь. Она как-то звонит: «Никак не могу разобраться, в одном месте написано сотник Тамаревский, а в другом месте – сотник Тимарцев, чему верить? Но Тамаревский – во всех похоронных бумагах, а Тимарцев – во всех служебных бумагах», я говорю: «Наверное, надо верить тем, где речь идет о погребении». А она говорит: «Я сомневаюсь, много бумаг на Тимарцева». Разговор состоялся в девять вечера. Утром, около девяти, звонок по мобильному телефону: «Леонид Петрович, здравствуйте, вам звонят из города Прохладный, Кабардино-Балкария, внук сотника Тамаревского». У меня мурашки по коже: «Как?». Он: «Я в «Аргументах и фактах» прочитал, что Вы занимаетесь этой проблемой, мне там дали телефон, и вот я звоню, внук сотника Тамаревского». Я ему на автомате говорю: «Фамилия его Тимарцев или Тамаревский?». Он, возмущенно: «Какой Тимарцев! Тамаревский!».

Чего Ты хочешь, Господи? В Евангелии Господь повторяет одну и ту же фразу, она раньше мне казалась формальной (конечно, не может быть в Евангелии формальной фразы, но так мне казалось): «Имеющий уши да слышит», а ведь Он ее не зря повторяет. По молодости я думал, что так просто Он говорит, а ведь многие, кто имеет уши – не слышат. Это для нас, верующих людей, главная проблема, надо всегда стараться слышать.

– Как Вы считаете, может ли повториться ситуация, бывшая сто лет назад, и что делать, чтобы она не повторилась?

– Такая ситуация может повториться, к сожалению. Ведь бацилла бунта, так называемой революции. все время живет. Вот сейчас бегает по улице человек с фамилией Удальцов и кричит: «революция, революция». Когда народ духовно слаб, тогда и происходит революция. Она происходит не от того, что люди живут бедно. Люди, живущие бедно, думают, как кусок хлеба найти, а вот люди с каким-то достатком, когда меньше надо думать о хлебе насущном, но духовно ослабленные, больше подвержены бацилле чужебесия, себялюбия, эгоцентризма, амбиций, бацилле якобы их личной недооцененности, их личной карьерной неудачи. А духовно слабый народ может принять любого правителя, как он принял Троцкого, Сталина. Не весь, конечно, народ, значительная часть не принимала, но она подлежала уничтожению, и ее уничтожили.

Я твердо убежден: нам это грозит, но выход есть – духовный, морально-нравственный рост нашего народа. Только это может нас избавить от еще одной революции. Я иногда думаю, как же многие люди – и в средствах массовой информации, и на ответственных местах в правительстве – как же они не понимают роль нашей веры, нашей Церкви и наши православных людей! Это же роль, укрепляющая дух, стабилизирующая. Надо делать все, чтобы основы Православия читались в школах, – как же не пускать туда этот предмет, как же не пускать туда священников? В чем дело, какая проблема? С мусульманскими детьми? Так пусть приходит мулла, муфтий, если они хотят, какая проблема? С детьми-атеистами? Пусть они не ходят на эти уроки.

Но что же вы лишаете людей возможности принять антибиотик, который парализует бациллу бунта, бациллу чужебесия, бесовщины? Уже один раз копали себе могилу – выкопали, и сколько в ней сгинуло! И сейчас не понимать этого?

Духовно неразвитые люди это делают, или же это делают наши враги, или, скорей всего, враги используют духовно неразвитых людей. Вакханалия в храме, а ее устроителям какие-то премии выдаются, несчастных, бедных женщин, которым отвечать перед Богом, кто-то возвеличивает, и не в разговорах устных, на кухне, а по телевидению, в газетах, на радио. То есть – опасность налицо. И я, и многие мои коллеги видят единственное спасение в укреплении духовно-нравственной силы нашего народа. Если этого не будет происходить, если люди, облеченные властью, не замечают, что на Крестный ход Царский сто тысяч человек вышло, если не видят, что к Поясу Богородицы миллионы людей пришли, это ни к чему хорошему не приведет.

Всегда хочется спросить: почему вы выступаете против укрепления роли Православия или роли традиционного ислама в исламских районах, почему? Чем это грозит государству, что в этом плохого? Нет конкретных аргументов, только и слышишь – мы светское государство. А кто говорит, что мы не светское государство? Это не мешает читать основы православия в школах, не мешает развивать систему церковно-приходских школ, не мешает строить храмы в спальных районах, чтобы люди часами не добирались до храма в Москве, в Питере или в Екатеринбурге в центр города. Несветское государство – это когда духовная элита руководит страной, тогда это несветское государство, а так – светское.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475