Хранители вечности

Мы продолжаем публикацию цикла бесед «Мысли о прекрасном». В гостях у народного художника Российской Федерации Василия Нестеренко реставраторы высшей категории Владимир Гербович Симонов и Людмила Павловна Синицына.

– Давайте начнем, на мой взгляд, с самых интересных вещей, связанных с реставрацией уникальных памятников, – русской деревянной скульптуры. Например, Никола Можайский каргопольской работы – удивительная вещь; видимо, сложная была реставрация. Скажите, как подобные произведения искусства реставрируются?

В.Г.: – При Грабаре заложены были принципы музейной реставрации, определяющие, что можно делать с памятником, а что с ним нельзя делать ни в коем случае. Такой подход был подтвержден Венецианской хартией в 1964 году.

– В былые времена реставрации как таковой просто не было, было поновление, и в результате сейчас перед вами стоит сложнейшая задача – через эти слои прорваться к автору. С другой стороны, поновление определенного этапа было, может быть, интересней, чем сама скульптура. Такое бывало?

В.Г.: – Наверное, такое может быть, однако более ранние слои все-таки более ценные. К примеру, наш отдел деревянной полихромной реставрации (деревянной полихромной скульптуры, в основном) создавался, чтобы реставрировать именно русскую деревянную скульптуру.

– У истоков этих реставрационных работ стоял Николай Николаевич Померанцев – его фамилия хорошо известна со времен Грабаря.

В.Г.: – Это был уникальный человек еще дореволюционной культуры, он закончил физико-математический факультет, прослушал филологический курс и учился у Брянчанинова композиции в консерватории – человек огромной эрудиции, он вместе с Грабарем занимался спасением произведений искусства.

– Скажите, а раньше все скульптуры раскрашивали? Ведь на большинстве из них не сохранилось красочного слоя.

Л.П.: – Да. Дело в том, что сами по себе Николы, которые находились в киотах XVI-XVIII веков, назывались «иконы нарези», то есть резная икона.

– Ну, я вот вспомнил этого Николу из Каргополя. Это ведь складень, и боковые иконы писаные. Они-то плоские, или там есть какой-то рельеф? Я такого не видел никогда: по сторонам плоские, а в центре объемный образ.

Л.П.: – Нет, это очень распространенный образ Николы в киоте. Просто очень часто киоты не сохранялись, и они не дошли до нас.

– Но складень предполагает закрытие боковых створок, а как же их закрыть, когда в центре находится объемная структура?

Л.П.: – Все было продумано; тогда складень закрывался, створки тоже были декорированы, там везде была роспись, к примеру, очень красивые растительные орнаменты.

В.Г.: – А мастер, после того как сделал скульптуру, сам писал икону.

– Мы знаем, что, например, без Голгофы невозможно себе храм представить. Как правило, это деревянные Голгофы, реже каменные, еще реже из какого-то другого материала. Я знаю, что Центр Грабаря многое делает не только по реставрации старинных скульптур, но и по Голгофам и распятиям.

Л.П.: – Конечно, у нас нередко реставрируются кресты и распятия, недавно, например, работали над палехским крестом. Это монументальная вещь, ее реставрация началась еще в 80-е годы в нашем тогдашнем отделе деревянной скульптуры, потом она была прервана, потому что реставратор умер и вещь долгое время оставалась забытой. Заканчивать ее взялся наш отдел инновационных технологий. Дело в том, что оставался нераскрытым оборот креста – он оказался очень черным и грузным. На светлой охре черными контурами были изображены орудия страстей Христовых с надписями. И мы это все открыли.

В.Г.: – Тут еще такой момент интересный присутствует. Вот картины или скульптуры где-то высоко под куполом, их никто не может увидеть с тыльной стороны, а этот крест так тонко сделан, да еще с другой стороны что-то написано – казалось бы, для чего, зачем, почему? А потому что для Бога делалось.

– Как при реставрации не внести свое «я», сохранить первоначальную целостность вещи? Вы ставите перед собой такую цель?

В.Г.: – Во-первых, реставратор соблюдает принципы реставрации, которые предполагают сохранение аутентичности памятника. Главное – не подменить реставрацию фальсификацией. Сейчас есть такие техники, которые можно использовать настолько тонко и умело, что на расстоянии ладони уже трудно определить, где была проведена реставрация.

– Но ведь гораздо легче взять и сверху написать, покрасить в похожий цвет, чем сидеть и, как Вы говорите, месяцами, годами пунктирно что-то реставрировать. Вы сказали, что с 80-х годов начали восстанавливать палехский крест, а можно было что-то похожее сделать, что и не отличишь, и все?

В.Г.: – Ну, лежал-то он по другой причине. Но я говорю, что у реставраторов есть разные направления и разные методы. Например, можно заливку сделать, но на полтона светлей, чтобы чуть-чуть была разница. Главное, поставлена цель – чтобы было видно, где реставрационное вмешательство, а где авторская работа. Считаю, что сделать так, чтобы люди обманывались и думали: «вот это сделано Андреем Рублевым», – это и для Бога не угодно. Конечно, образ важен, но мы же все-таки с почтением относимся к тому же преподобному Андрею или к другим старым мастерам: наверное, они тоже делали это с Божией помощью, надо уважать эти вещи. Но у нас сейчас часто реставрацию воспринимают как продолжение художественного творчества. Зачастую бывает так: из человека не получился художник, он стал реставратором, и теперь свои неизрасходованные художественные силы пытается в реставрацию внести.

– А реставратор – это прежде всего ученый, так?

В.Г.: – Во всяком случае, это находится где-то на стыке.

– Одна из сложнейших задач реставраторов – сохранить нашу культуру, потому что так мы узнаем о старинной церковной культуре, о наших храмах. Я думаю, что, занимаясь Николой Можайским древнерусской работы или палехским крестом, вы неизбежно проникаетесь образом мыслей автора. Это верно?

Л.П.: – Ну, конечно, хотелось бы; но в то же время, такой гордыни, ощущения, что я вот сейчас войду в мир автора, у меня нет. Но создается такое ощущение, что это – остатки нашей потерянной культуры. Только сейчас она начинает возвращаться, я считаю, в нашу эпоху; слава Тебе, Господи.

– Это как русские летописи, в которых язык совершенно замечателен, но мы его потеряли... Ведь, например, даже молитва на русском звучит совершенно иначе, чем на славянском, который мы уже не до конца понимаем. А ведь это язык разговора с Богом, когда-то на нем просто разговаривали наши предки – именно их руки делали эти скульптуры, эти иконы. А когда ты язык чувствуешь, то чувствуешь и их взгляд на мир, на природу, на все.

Л.П.: – Хотелось бы обратить внимание на один очень важный момент – надо вернуть в наши храмы скульптуру. Потому что она ведь в наших храмах запрещена была еще до Петра I. Были разрешены только крупные скульптурные распятия, а другая скульптура была запрещена. Сейчас специалисты спорят, насколько эти указы выполнялись, а насколько не выполнялись, но факт остается фактом.

Конечно, в настоящее время – это огромная редкость, хотя прежде резных икон было очень много: в XV–XVI веках это была норма – скульптура в русских храмах.

– Каждый день вас сопровождает чудо соприкосновения с наследием культурным... Но, тем не менее, чудеса в вашей жизни случаются?

Л.П.: – Я вообще считаю чудом то, что я живу, сама жизнь – это абсолютно дар Божий. А работа – дополнительный подарок. Но то, что с утра проснулся, открыл глаза, и Господь позволил тебе это сделать, я считаю, это уже дар.

В.Г.: – Я был как-то в Суздале, и меня попросили посмотреть раки святых в Рождественском соборе кремля. Они были почти овальной формы, если с торца посмотреть, и на них просто клочьями висел левкас с позолотой, толстым слоем. А левкас красивый, тисненый, и часть его уже осыпалась, но все-таки еще много сохранилось. И раньше пытались обычными способами укрепить его на клей, но там влажность очень высокая, и вместе с бумагой отдиралась позолота. Но меня эта идея задела, и я через какое-то время все-таки согласился на эту работу. Приехал, поговорили с батюшкой, молебен отслужили перед работой. Очень трудно было сохранить эти висящие фрагменты, но работа шла как по маслу и сделана была за короткий срок, не потерян был ни один кусок этого левкаса. Это была, конечно, Божия помощь.

– Ну, что ж, разрешите пожелать вам успехов в вашей работе, спасибо за беседу, наилучшие пожелания в наступившем году для вас, и для вашего отдела, и в целом для Центра Грабаря.

Смотрите на телеканале «Союз» программу «Мысли о прекрасном». Понедельник 00.00, 10.30, вторник 04.00. Время Екатеринбурга (+ 2 часа к московскому)

Все материалы официального интернет-портала Екатеринбургской епархии (тексты, фотографии, аудио, видео) могут свободно распространяться любыми способами без каких-либо ограничений по объёму и срокам при условии ссылки на источник («Православная газета», «Радио «Воскресение», «Телеканал «Союз»). Никакого дополнительного согласования на перепечатку или иное воспроизведение не требуется.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475