Не просто профессия…

Мы продолжаем цикл бесед «Мысли о прекрасном». Их ведет народный художник Российской Федерации Василий Нестеренко

– Я приветствую в моей студии гостя, замечательного художника-реставратора и ученого Александра Анатольевича Горматюка. Александр Анатольевич совмещает в себе две как бы несовместимые профессии: и художника, и ученого. Вы – сотрудник реставрационного центра имени И.Э. Грабаря, реставратор высшей категории, плюс к этому профессиональный искусствовед, имеете степень кандидата наук. Как Вы совмещаете эти две ипостаси?

– Я рад оказаться в такой творческой обстановке. Думаю, что эта обстановка придает моему интервью дополнительное обаяние. Что до конфликта двух профессий – творчества и научной работы, конфликта в реальности не существует. Я профессию реставратора особо и не выбирал. Начал довольно рано заниматься искусством, у меня родственники с одной стороны – научные люди, а с другой стороны – художественные. Я прицепился к своему старшему брату и первый рисунок сделал, когда мне было четыре года. Он на пленэр ходил, и я с ним. Потом поступил в художественное училище памяти 1905 года – попал на реставрационное отделение, которое впервые было организовано там на отделении монументальной живописи, поэтому моя первая профессия – реставратор монументальной живописи. А в практической деятельности так получилось, что и художником был, и современной живописью занимался, но жизнь так сложилась, что ушел целиком и полностью в реставрацию иконы – сначала в музейную реставрацию, а потом оказался в реставрационном центре Грабаря, в темперном отделе.

Организация реставрации на профессиональном уровне началась только после революции. До этого были отдельные профессиональные мастерские, в основном в кругу старообрядческой культуры, а уже государственный уровень установить удалось Грабарю. Он убедил новое правительство, которое достаточно агрессивным было к Церкви и к церковному искусству, что этим надо заниматься. Но это было, конечно, явлением временным, и к 1934 году организация претерпела репрессии, и многие пострадали вплоть до ссылок и увольнений, а кто-то отдал свою жизнь за реставрацию, в частности икон.

Новое восстановление этой мастерской произошло уже в 1944–45-х годах на территории Марфо-Мариинской обители.

– Я хотел бы это отметить, поскольку мастерские И.Грабаря и он сам сделали очень много в реставрации. Но то, что они находились долгое время в Марфо-Мариинской обители, позволило сохранить и знаменитый храм, и росписи Нестерова. Когда передали Церкви и восстановили Марфо-Мариинскую обитель, оказалось, что все было сохранено любовно, на высоком профессиональном уровне.

– Отчасти это действительно было благодаря мастерам-реставраторам, но, наверное, и Елисавета Феодоровна также не оставляла это место, реставраторы-то находились как бы под ее сенью. Недаром основным местом, скажем так, – домом, мастерской был Покровский собор. Когда Елисавета Феодоровна проектировала этот собор вместе со Щусевым, она имела в виду, что там будут проходить заседания археологического общества, и трапезная там была – это достаточно большое пространство.

– Она в это время параллельно возглавляла Императорское Палестинское общество, поэтому задумывала строение с двойной функцией.

– Она была очень деятельный человек и нередко работала в нескольких направлениях. Но мы, по сути дела, были там с 1944-го по 2006 год. Самой большой проблемой в Москве оказалось то, что не было даже места, куда бы мы могли переселиться. В конце концов, переехали на улицу Радио, которая тоже приближена к центру. И для нас самая большая ценность – что наконец-то все реставрационные отделы, которые разбросаны были по Москве (многие занимали и храмы, которые сейчас переданы Церкви), собрались под одной крышей.

К сожалению, сейчас мы переживаем тяжелый момент, потому что у нас горе случилось – год назад произошел пожар. Но центр продолжает не просто существовать, а работает, активно занимаясь реставрацией и спасением наследия России. Наш темперный отдел пытается восстановить наследие 40–50-х годов, когда иконы и христианское церковное искусство были просто под запретом. Тогда многие исследователи и реставраторы это все делали под эгидой того, что это – общекультурное наследие, что и помогло.

Хотелось бы представить издание, которое мы подготовили в память и благодарность за то, что нам такой приют и покров дала Елисавета Феодоровна. Это будет трехтомник, откроют который благословение и вступительное слово Святейшего Патриарха, и затем будет вступительное слово от министра культуры Российской Федерации. Первый том будет целиком посвящен Елисавете Феодоровне и историческому храму.

– Вам приходилось восстанавливать уникальную икону с образом Василия III. Расскажите о ней, потому что это древняя московская живопись: какие там стояли задачи, что Вы там сделали, как удалось доказать, что это образ именно Василия III?

– Предыстория иконы такая. Настоятель Архангельского собора, где хранились надгробные иконы рядом с гробницами царей, обратился к И.Е.Забелину, директору Исторического музея, в 1894 году. Он говорил, что им негде хранить иконы, они гниют, ветшают, и предлагал забрать их в музей. Ряд этих икон был передан в музей, и из них в 30-е годы были сделаны несколько икон, которые сейчас находятся в Историческом музее, в Третьяковской галерее. А несколько икон, в том числе и надгробный образ Василия III и портреты царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича, поскольку они были особо почитаемы, неоднократно реставрировали, поновляли, как тогда было принято, – там буквально не было живого места. И так получилось, что реставрацию этих икон начинали и в 20-е, и в 30-е годы, и в 50-е, и все время натыкались на как бы поврежденные участки. К идее сделать выставку с этими иконами в конце 90-х годов, к юбилею Москвы, обратились еще раз. Я под микроскопом разглядел, что лик Василия III без вставок, и добился, в конце концов, раскрытия этого образа. И когда удалось это сделать, мы увидели просто потрясающую живопись.

– У Вас много подобных примеров было в жизни. Та же работа в Марфо-Мариинской обители – духовная связь с Елисаветой Феодоровной, работа в Московском Кремле – духовная связь с нашими российскими древностями и святынями. Работа на Афоне – духовная связь со святогорцами. Расскажите об этом этапе Вашей жизни.

– У Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне есть келья Святого Стефана Первомученика, она была достаточно обветшалая. В 2007 году так получилось, что, с благословения наместника монастыря отца Иеремии, мы начали работать, а если бы мы на месяц-другой опоздали, можно было бы и потерять эту живопись. Но слава Богу, что все сложилось.

– А где Вы жили это время?

– В келье поначалу жить было невозможно. Нас приютили греки, которые сейчас в Андреевском скиту. Какое-то время и в палатках пришлось жить.

– На Афоне в палатках – как-то необычно…

– Там есть разные люди. Рядом с этой кельей, в некотором отдалении, например, жил один молдаванин: из реечек построил каркас маленькой палаточки, обшил ее полиэтиленом и жил в ней три года. А там ведь достаточно сырой климат, зимой выпадает снег, и звери водятся, и змеи есть.

Мы провели и архитектурную реставрацию. Проблема этой церкви заключалось в том, что келейные храмы – бедные: грубо обтесанные булыжники, глина с соломой. А как только вода попадает, глина превращается в песок, и все начинает проседать, и, в конце концов, живопись, как скорлупа, висит на стенах. Именно в такой момент мы туда и попали, когда в некоторых местах дырки были такие, что под живопись можно было просунуть целиком руку. Поэтому нужно было принимать конкретные меры архитектурной реставрации, потом реставрации росписи, потом восстановления кельи. В итоге за два года эта работа была осуществлена.

– Это подвиг самый настоящий...

– В общем-то, это особой трудности не представляло, но все-таки были проблемы. Потому что монастырь находится на территории Греции, хотя, действительно, вроде стены и родные почти что. Но такой зарубежный опыт у меня не первый. До этого мы провели ряд сложных работ, в частности, целый комплекс коптских икон восстановили и отреставрировали один из древнейших христианских храмов, который находится в Старом Каире и связан со многими потрясающими чудесами. Именно в этом храме был патриарх Авраам. Даже у Лескова есть такой рассказ, как бы переложение коптских легенд. Легенда говорит о том, что калифу местному показали строчку из Евангелия о том, что имеющий веру сдвинет гору. Он вызвал к себе патриарха и сказал, что если в течение трех дней они не сдвинут гору, он все храмы сравняет с землей. В этом храме они молились три дня, с 26 по 29 октября, сейчас эта дата празднуется, и патриарху явилась Божия Матерь и указала на Симона-водоноса, по молитвам которого часть горы Мукатан, недалеко от Каира, обрушилась. И тогда даже многие мусульмане уверовали во Христа.

Этот храм построен на фундаменте старой римской крепости, которая, по сути, разделяла фарватер Нила. Напротив была одна из столиц Египта, а с этого места был выкопан канал в сторону Красного моря – от этого места можно было попасть либо в Средиземное, либо в Красное море. Это было ключевое место, и, собственно, до III века это был укрепленный форпост сначала греков, потом римлян. А в целом, конечно, реставрация такого православного храма имела большое мировое значение.

– У Вас такая широкая география работ, а какие планы на будущее?

– Афон действительно от себя не отпускает – в ближайшее время планирую туда снова поехать, поскольку я, кроме реставрации, занимаюсь еще живописью и иконописью и знаю, что там, на Афоне, по-другому пишется – и пишется, и дышится, и молится по-другому. Самое главное, что ты там относишься к миру с какой-то евангельской простотою.

– В конце бесед я всегда спрашиваю о чудесах: были ли чудеса в Вашей жизни?

– Чудеса ведь каждодневно случаются, бывают большие, бывают маленькие.

Вот совсем недавно прошел праздник иконы Божией Матери «Скоропослушница». В Москве есть храм «Скоропослушницы», и так получилось, что чуть ли не в первый день, как мы поселились в столице, мы с супругой пошли погулять. Я по карте нашел, что есть такой храм, а его в те дни только-только начали разгребать от запустения. Собственно, наша жизнь духовная началась там, и это наш родной, домашний храм. Там все время сейчас в службах участвует алтарник Андрей. В начале 90-х годов, когда он был еще совсем маленький, у его матери не было никакой зимней одежды, и купить было не на что. Она сидела и плакала в храме; пришел Андрей из школы, узнал, в чем проблема. Подходит к иконе «Скоропослушница», уже заносит руку на крестное знамение и спрашивает: «Мам, что просить-то, говори, шубу или пальто, отвечай быстрей, молитва идет». Помолился. Через час староста пошла к псаломщику, который жил недалеко от храма в вагончике. А там лампочка перегорела, она запнулась и упала. И видит на дороге какой-то пакет, а в нем шуба. Приносит шубу в храм. А мать Андрея говорит: «А вдруг размер не подойдет, а вдруг рост не тот?» – «Да точно, это твоя!». И действительно, шуба оказалась впору. Так что реальность исполнения наших молитв – это чудо. Но с этим надо быть осторожным, я бы так сказал.

– И просить, наверное, надо не шубу…

– Ну, когда-то для кого-то это может быть и шуба, но, думаю, все надо делать по мере сил и по необходимости.

Смотрите на телеканале «Союз» программу «Мысли о прекрасном». Понедельник 00.00, 10.30, вторник 04.00. Время Екатеринбурга (+ 2 часа к московскому)

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475