Протоиерей Алексий Потокин: Смирение – духовный дар, это дружба с Богом

Беседа с клириком храма Иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыно протоиереем Алексием Потокиным в эфире телеканала «Союз»

Гордость как обособление

– В эфире православного телеканала «Союз» «Беседы с батюшкой». Здравствуйте, дорогие телезрители, с вами Михаил Карелин. Гость нашей студии – клирик храма Иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыно протоиерей Алексий Потокин. Сегодня поговорим о смирении и его противоположностях – безразличии, осуждении и отсутствии рассуждения.

Отец Алексий, почему-то смирение часто путают с чувством унижения. Что такое смирение – по отношению к Богу, к людям, к себе самому?

– Если можно, сначала расскажу о противоположном смирению. Есть жизнь в самом естестве – это прежде всего жизнь самой Святой Троицы, жизнь Троицы с другими: с ангелами, с людьми. Там, где нет единства, нет жизни – жизнь и любовь едины. Гордость начинается там, где заканчивается единство, когда человек говорит: «я хочу быть сам собой».

Первый грех так пришел. Бог говорил о том, что у Него есть первая заповедь, первая просьба к человеку. И обусловлена была она прежде всего заботой о человеке, потому что он был еще младенцем и ему нужно было расти. Но человек сказал: «Для меня Твое слово не имеет абсолютной силы: мне нравится, моему желудку, моему оку это приятно, и я хочу побыть без Тебя». Гордость здесь проявилась как обособление, и ложь здесь в том, что яблоко, конечно, не может быть вкуснее, чем дружба с Богом.

Так что гордость – это синоним слепоты и неведения, синоним ошибки. Как Христос говорит в Евангелии о духовной жизни: если человек находит настоящее сокровище, он старое и второстепенное оставляет. А несмирение как раз не слышит того, что есть ценного, необходимого, блаженного. Смирение – это живая совесть, живая вера, которая все видит и слышит так, как оно есть.

Нам кажется, что грех начинается с того, что мы совершаем неправильные поступки. Христос часто говорит: «Смотрите, как вы слышите» – оказывается, если я не слышу, я уже не смирен, я не внимаю, не понимаю, не знаю. Могу не слышать слов, могу не слышать сердца человека, его просьбы, могу не знать, что он может быть мне другом. Это уже не смирение. Я как бы говорю Господу: «Ты зря его создал, этот человек мне чужой, он мне не нужен». Когда человек внимает, когда человек влюблен, он слушает, постигает – Адам познавал Еву; познание мира – это влюбленность в него. Безразличие есть неслышание, бездействие с самого начала: я не даю возможности жизни проникнуть в меня, так как не откликаюсь на нее. Дело в том, что слышать ее мы должны всем своим организмом, всем своим единством.

Смирение не безразлично, оно радуется правде, славит истину, превозносит красоту и не приемлет разделения, сопротивляясь подлости, борясь со грехом. У Иоанна Златоуста, по-моему, есть проповедь, в которой говорится, почему Моисей и Илия были кротки и смиренны, хотя и убивали людей – они, останавливая в злобе одних, сохранили многих других, и людям, которые были одержимы злодейством, не дали возможности осуществить это самое злодейство. Поэтому человек смиренный – не обязательно человек тихий и безгласный.

К сожалению, люди часто подменяют понятия. Скажем, есть жизнь, подмена жизни – это существование. Когда я за счет траты своей души живу. Энергию можно брать отовсюду. Можно отдавать всего себя и перенимать от другого. А можно продавать свою душу. Вот один из способов сделаться богатым, приобрести очень многое на Земле – тратить душу свою.

Есть истина – истину я могу подменить мечтанием (и дьявол называется мечтателем). Можно фантазировать, но причина мечтаний человека лежит в том, что человек как бы сам себе говорит: «Жизнь ущербна, неинтересна, вот я ее своей мыслью и восполню», – а жизнь глубока, она непознаваема и прекрасна.

Зло хочет лгать на жизнь, оно хочет ее подменить. Никогда не приходит вор и не говорит: «Вот я вас всех уничтожу сейчас». Он приходит и говорит: «Я сделаю вашу жизнь прекрасной, я вас осчастливлю». И предлагает фальшивку.

Так что нужно быть и внимательным, и рассудительным. Главное – понимать, что Бог о нас заботится, бережет. Если бы открылись глаза у людей, они увидели бы, как мы опасно ходим, а Бог бережет.

Много раз можно по жизни посмотреть и вперед, и назад. Будущее пугает своими сложностями, а посмотрите назад – разве те сложности, которые пережили, не могли нас сломать? Могли. Вот сейчас случится со мной то, что было десять лет назад, да я ведь паду, меня растопчут. А тогда выстоял, потому что Бог был со мной. Поэтому смирение, верное зрение о жизни и позволяет разглядеть свою веру: когда я мог, а когда не мог. Оно фактически открывает Истину с большой буквы, правду, жизнь саму.

Скажем, мне в эту секунду близок какой-то человек, меня радует жизнь, но гарантии нет, что через пять минут эта дружба не прервется и мы вновь перестанем друг друга понимать. Но память о прошлом будет согревать; остается надежда на будущее, что еще большее тепло вернется с новой силою. То есть смирение – духовный дар, это дружба с Богом, который одарил самым ценным, что у Него есть.

– Отец Алексий, что же, выходит, Господь создал праотцов наших без смирения?

– Он создал их с совестью. Если посмотреть внимательно, как человек потерял рай, мы увидим, что он сначала нарушил запрет – принял плод, который был приятен на вид. И Бог спрашивает: «Почему ты прячешься?». Он еще в раю, но он прячется от Бога, от дружбы с Ним. Если бы он сказал: «Господи, нарушил Твое слово, забыл про Тебя, отказался от Тебя», – я думаю, он бы остался. Но он сказал Богу: «Ты мне дал жену – не я виноват, Ты виноват». Выбор, может быть, был младенческий, не хватило опыта у человека. Потому что был соблазнитель. И, опять-таки, чтобы услышать слова змея, может быть, нужно было уже потерять смирение, забыть слова Бога?

Наверное, в тот момент он перестал видеть. То есть смирение было, он видел силу дружбы. А здесь и совершился первый грех-выбор: он увидел плод; он видел Бога и – выбрал плод.

– Вы говорите, что смирение – дар Божий. Возможно ли его воспитать в себе, есть ли духовные приемы, как воспитывать его в себе?

– Само слово «воспитание» предопределяет, что это – питание свыше. Воспитание относится к способности души знать высший мир и вспоминать его. Нам предлагают сокровище, и мы выбираем: нужно оно или нет, нужна ли мне дружба, нужна ли любовь, нужен ли труд, нужно ли забвение себя?

И Христос говорит не об ученом, который накапливает какие-то знания, – Он говорит о лозе, где есть ветвь, которая может приносить плод. Поэтому воспитание больше похоже на опыт единства с Богом и с жизнью, который человек оценивает: является ли это для него чем-то необходимым и важным, или он начинает этим пренебрегать. Воспитание открывает некие образцы. Мы как воспитываем своих детей? Мы должны все им показать: что такое грамотность, что такое музыка, что такое наука. Показать отношения между родителями и детьми, отношения дружбы со своими братьями. А потом наши дети решают: «Учеба ваша мне не нужна, вы сами не нужны, ваши ценности тоже не нужны». Мы воспитываем людей со страхом и трепетом, потому что дать гарантию, что им все это понравится, нельзя; придет время их собственного выбора, и они имеют право выбрать не наш.

– Отец Алексий, слушаем вопрос из Новокузнецка.

– Вы говорите о смирении, а не кажется ли Вам, что смирение – это проявление силы воли в словах, мыслях, поступках? Может, поэтому Господь сказал: «Царствие Небесное силою берется»?

– Он сказал: «нудится», и Он сказал «отселе», то есть «от этого момента». Когда-то Царствие Небесное было человеку соприродно, он даром его получил как некий залог любви Божией. А вот в падшем состоянии, когда человек предал другого, когда предал Царствие Божие, все доброе становится для нас трудным – для нас более легким становится грех, он более понятен, желанен: взять всегда легче, чем отдать, обидеться легче, чем простить. И когда мы все-таки встаем на путь веры, любви, дружбы, то оказывается: чтобы сопротивляться греху, нужна сила, чтобы утверждать добро, нужна сила.

– Отец Алексий, как правильно вести себя в ситуациях, когда Господь ждет от нас смирения, а мы забываем, чего Он от нас ждет?

– Я с такой постановкой вопроса не согласен. Господь от нас не ждет хорошего поведения. Никогда. Единственное, что предлагает нам Бог – Самого Себя. Он говорит: «Я хочу с тобой дружить, ты Мне нужен, Я готов за тебя умереть. Посмотри, какой Я, может быть, тебе окажется со Мной хорошо, может быть, со Мной ты будешь счастлив, ты будешь блажен. Я предлагаю всего Себя вместе с Отцом и Духом». А когда мы дружим, то стараемся быть друг другу подобными, быть едиными. Если я вас воспринимаю, я вас должен принять таким, какой вы есть, не переделывать. И если мне не нравится такой Бог, смиренный, значит, мне просто не нужен Бог. Он не ждет от нас смирения, но Он говорит: «Если не примешь Меня смиренным, мы не сможем быть едины».

– Почему с Богом легко, а с людьми трудно?

– С Богом нам бывает двояко, и с людьми бывает двояко. Когда душа добра, с Богом прекрасно. Когда душа плотская, когда она бывает зла, Бог нам невозможен. Молиться трудно. Даже святые, а они были честнее нас, говорили, что молиться – это кровь проливать. Фактически, это сказать: «Господи, мне с Тобой тяжело, трудно поститься, любой поступок благой требует жертвы от меня, решимости». Поэтому в каждом существует два человека, и нужно выбрать, кто из них главный.

Человек жив, потому что рядом есть Бог

– Спасибо, батюшка; слушаем вопрос из Ростовской области.

– Батюшка, меня более десяти лет мучает бес, и я непрестанно с ним борюсь. Очень много лечилась у разных врачей, хожу в храм, причащаюсь почти каждую неделю. И как мне относиться к своей болезни? Смириться?

– Жизнь сложная у всех. Бывает совершенно невозможная жизнь. И даже при совершенно невозможной жизни можно увидеть в ней добрые черты, даже в самой тяжкой скорби можно человеку решить: а все-таки жить хорошо. Феофан Затворник говорит, что нет высшего счастья, чем пережитое несчастье. Что можно сказать насчет вашего состояния (хотя, конечно же, хорошо бы с вами побеседовать лично, чтобы разобраться. Но приму так, как вы сказали). Вас мучают темные силы.

И Священное Писание, и духовный опыт Церкви говорят, что если человек один на один встречается с духовной силой темною, он не останется никогда жив. Антоний Великий, когда боролся с демоном, изнемог. И когда борьба окончилась, он увидел Христа и сказал: «Господи, я же пропадал, почему Ты не подошел ко мне?». А Он отвечал: «Антоний, да Я рядом был все время». Великий Антоний забыл, что если бы он был один, темная сила его бы, безусловно, убила. Поэтому, да, меня жизнь мучает, но я жив, потому что рядом есть Бог. Когда есть борьба, это говорит, что душа ваша жива и есть за что бороться. Попробуйте даже в минуты отчаяния сказать: «Господи, благодарю Тебя». Если вы сдадитесь и эта сила в вас победит окончательно, она вернется и к нам, и нас будет мучить.

– Отец Алексий, смиренномудрие – одна из добродетелей, которой мы также взыскуем у Господа, особенно Великим постом. Что это за смиренная мудрость такая?

– Это дар глубокого духовного рассуждения. Современным людям очень трудно различить, когда я осуждаю человека, а когда осуждаю грех. Это разные вещи. Приходя на Исповедь, мы не говорим: «Господи, я ужасен, Ты создал какое-то исчадие, которое нужно уничтожить». Мы говорим так: «Господи, я прекрасен, но Тебя предал; я способен любить, но изменил любви; Господи, я способен быть честным, но лгал; способен быть щедрым, но жадничал» – человек, когда исповедуется, судит свой грех, а душу свою пытается спасти, защищает ее.

И когда мы других пытаемся судить, то должны судить их поступки. Например, как мы судим наших детей? Они могут быть прекрасными и умными, но они сейчас безобразничают. Когда в душе я человека для себя убил, он для меня чужой, я тогда начинаю судить уже не поступки, а самого человека. Так что уже на самом простом, на первом шаге, когда мы должны отделить грех от грешника, как говорил Иоанн Кронштадский: «Грех ненавидь, а грешника люби», это значит, что мы не имеем простого рассуждения. Поэтому давайте о смиренномудрии пока умолчим.

Есть дух, который изрекает и светлое, и темное. Я уже говорил о том, что темный не приходит до поры до времени в своем образе, он подделывается под Христа. По-моему, Симеону Столпнику явился Христос, и он Ему поклонился, – смотрит, а Христос-то на копытах. Часто он приходит в образе ангела света. И смиренномудрый скажет: «кто я такой, чтобы видеть свет? Господи, дай Бог мне милость Твою увидеть, дай Бог увидеть прощение», и это прекрасно, и это уже говорит о кротости, о мудрости человека.

Подобное познается подобным. Хорошо, если передо мной сейчас вдруг предстанет Бог, и мы обнимемся с Ним. А я смогу ли потом быть честным перед Ним всю свою жизнь, смогу быть преданным и верным Ему? Господи, поэтому пока не надо, моя душа еще не вызрела, она не крепка.

Как возродить совесть?

– Отец Алексий, еще один звонок – из Санкт-Петербурга.

– Батюшка, скажите, не падшие ангелы, а те, которые святы, которые не пали, – у них смирения оказалось больше, чем у человека?

– Ангелы были созданы сразу. Сказано в Книге Бытие, что вначале Бог сотворил небо и землю. Небо – это ангельский мир, Небесный мир. И ангелы все поначалу были смиренны, они видели Бога, друг друга, себя. Но у них был выбор сказать, кто для них главное: Бог или они сами? И один из ангелов сказал: «а я как Бог». Правда, нашелся другой ангел, который сказал: «кто как Бог?» Собственно, имя Михаил в переводе с древнееврейского языка означает «кто как Бог» – никто как Бог. Поэтому падение ангелов состоит не в их несмирении, а в выборе в пользу себя. Они видели, как устроен мир, и отверглись его. А другие ангелы сказали, что «для нас все-таки важнее Бог, чем мы». И они остались в свете.

– Осуждение – одно из проявлений гордыни. В нашу душу, в нашу плоть, мне кажется, так сильно въелся этот грех, что избавиться от него очень тяжело, если не сказать невозможно. Какие есть лекарства духовные?

– Прежде всего хочу сказать, что Евангелие предлагает нам судить. Однажды, когда Христос беседует с фарисеями, Он говорит: «Вы оставили милость, суд и веру». Он предлагает суд. Еще раз: какой суд – каким судом мы должны судить? Если брат согрешил против тебя, надо судить. Евангелие говорит устами Христа: «Приди и обличи его. А не послушает – возьми свидетеля, приди и обличи его. А не послушает – возьми всю Церковь». Ты грех осудил, ты поступок осудил, а про брата должен сказать: «Господи, спаси его и помилуй». Поэтому рассуждение здесь в видении добра.

И поэтому суждение человека – на его совести. Как возродить совесть? Вы знаете, если я чувствую, что моя совесть не умеет различать ни в себе, ни в других хорошего и плохого, – я должен стать осторожным, должен сказать: «Господи, прости, моя совесть больна», я должен стать как бедная вдовица, и стучаться: «Господи, оживи совесть». Поэтому человек может прожить всю жизнь, а перед смертью вздохнуть: «Господи, я часто путал злое с добрым, светлое с темным, прости меня» – и человек этот будет Божиим. Мы имеем возможность жить, даже будучи больными, рядом с Богом, в этом суть сокрушенного духа. Мы говорим: «жертва Богу дух сокрушенный». В 50-м псалме говорится, что «грех предо мной есть выну» («выну», по церковно-славянски, – всегда): я вижу всегда свою слабость, вижу, что отдаю предпочтение себе перед другим – Господи, прости, люди, простите; в этом смысл Иисусовой молитвы «Господи, помилуй меня, грешного», которая произносится непрерывно, всегда.

Мы знаем много живых евангельских примеров, когда люди были во тьме и вдруг увидели свет, и они свидетельствовали об этом. Потом опять теряли этот свет и возвращались к нему. Весь наш путь таков: человек сначала обретает встречу с Богом через покаяние – он сказал: «Не умел верить, не умел жить, не умел любить, Господи, прости»; многие свидетельствуют, что они словно летают после этих слов. А потом они возвращаются в свое состояние, и им нужно решить: то было миражом или подлинной встречей? И тогда Бог потихонечку отнимает у нас костыли и учит нас ходить на своих ногах – по совести своей жить, по живой, которая различает доброе и хорошее, которая начинает понимать жизнь.

– Слушаем вопрос из Санкт-Петербурга.

– Я только начал воцерковляться, и чувствую себя сейчас как бы изгоем. В семье меня не понимают, не знаю, как вести себя в общественных местах: молиться перед едой, чтобы показать, что ты православный, и со смирением принять насмешки, или не показывать этого?

– Вопрос этот очень большой, и я только отчасти смогу ответить на него сейчас.

Вера – это личные отношения с Богом, и они должны быть в тайне. Когда найдется единомышленник, я отчасти могу их приоткрыть, вместе порадоваться. Но мы знаем много примеров, когда люди берегли это втайне: если выставить свою любовь напоказ, ее растопчут – только тот, кто дружит с вами или вашим любимым человеком, может ее разделить. Так и здесь. Ведь что такое вера? Это не декларация каких-то правил и каких-то идеологий – это я ношу в себе свои личные отношения с Христом, я их берегу, освящаю, и когда люди будут готовы, я поделюсь с ними. А раз они не готовы, буду ждать, пока они не возымеют нужду в этом, ведь нас же ждали; Бог взыскует человека, Он ищет его.

Почему я хожу в храм и каюсь, почему подхожу к иконам и молюсь, почему ставлю свечи? Если бы я сумел раскаяться вот сейчас, на этом месте, мне не нужно бы было подходить к Исповеди. Сердце мое закрыто – поэтому и есть таинства. Поэтому я иду, хотя бы ногами, на покаяние, и говорю: «Господи, я принес свое тело». Если бы я мог молиться, не преклонял бы колени, в сердце бы своем молился; и мне нужно поставить свечу и сказать: «Господи, я не могу как свеча гореть – я тлею, во мне слова живого нет, не могу искренне произнести ничего: во мне ничего подлинного нет, ни сокрушения, ни радости». И поэтому внешние поступки эти нужны, но тоже в особых местах, когда есть такие же немощные, как и я. И тогда этот шаг оправдан. Но внешним поведением своим я не горжусь.

Совесть есть глубина человека

– Спасибо, отец Алексий. И у нас еще один звонок, вопрос из Курска.

– Я не могу раскаяться батюшке в одном грехе; подскажите, что мне делать?

– Скажу сначала об отношении к Исповеди. Во-первых, мы раскаиваемся не перед священником и не от него просим прощения. Мы раскаиваемся перед Богом, и мне нужно единство только с Ним. Священник только помощник, только свидетель. Если вы придете ко мне и будете с нераскаянным сердцем что-то говорить Господу, нервничая, торопясь, мое дело сказать: «Господи, прими ее, не отвергай, я сам бываю торопливым». То есть я ваш помощник. Это первое. Второе. Если вы раскаиваетесь перед Богом, хотя бы в присутствии священника, вы запомните: когда вы говорите «я такая-сякая», в этот же момент Бог говорит: «ты – другая». Иоанн Кронштадский учил: нельзя подходить к Исповеди и сомневаться, что Бог не простит – Он ждет вашего покаяния.

Евангелие прямо говорит: «о кающемся грешнике радуются небеса». И считаю, что Исповедь тогда состоялась, когда человек пережил, что Небо радуется.

– Батюшка, отвечая на предыдущий вопрос, Вы употребили такое слово, как совесть. Можно поподробнее, что есть совесть?

– Совесть – это высшая весть, это принадлежность, между прочим, и смирения. Серафим Саровский говорил, что до того, как Бог вдунул душу в человека, это был зверь. Адам был зверем, пока душа не вошла в него. Мы едины с Богом, мы не узнаем веру – мы ее вспоминаем, мы не узнаем жизнь – мы возвращаемся к ней. Недаром Христос сказал: Царствие Небесное внутрь вас есть. К сожалению, когда я не понимаю, каков есть мир, каков есть Бог, я говорю, что совесть во мне умерла, она молчит; апостол Павел говорит о выжженной совести. Совесть как раз и различает: свое – чужое, доброе – злое, светлое – темное. Она различает и меру. Любой грех – это уклонения от царского пути, это крайности: жадность – это одна крайность, расточительность – другая. Примитивная гордость, которой возносятся, – это одна сторона, примитивная гордость, которой унижаются, – это другая сторона. И так во всем. Что позволит мне найти меру, как над вами не возноситься, как перед вами не унижаться, как быть равным? Только совесть. Совесть – это живой орган, с которым я могу жить, которым я взираю, совесть – это тот орган, которым я отвечаю; совесть – это то, что я знаю, хочу знать, что я еще пока не понял и не узнал. Совесть – это где-то и есть глубина человека.

– Совесть еще судьей называют...

– Да, одна из функций совести – судить ту жизнь, которая есть во мне и вокруг меня. И как сказано в одной из притч Христом, если ты со своим соперником не примирился, то смотри, он отдаст тебя судье, и тот тебя уж замучает. То есть если я умру с непримиренной совестью, она там меня замучает, совесть моя. Совесть оживет именно после моей смерти, и здесь, в частности, живая совесть должна подсказывать мне, как относиться к тому, что говорит мне сама жизнь, каждый человек. Если меня хвалят, например, то совесть должна подсказать, что здесь не все правильно, слишком превозносят. Если клевещут на меня, может быть и клевета, причем не только от людей, но и от духовного мира – клевета от темного духовного мира может приходить и говорить: «ты зря живешь, у тебя ничего не получится, ты зря каешься», – совесть скажет, что это ложь, это клевета. Так что совесть может защищать нас.

Христос был образцом совести, и когда клеветали на Него, Он никогда не отвечал. Мы же стараемся оправдываться, мы лицеприятны. И это большой грех, там, где человек начинает оправдывать себя.

– Так стоит ли вообще оправдываться, когда осуждают, когда клевещут?

– Когда клевещут, не стоит оправдываться. Например, мне кто-то говорит: ты меня не любишь, а совесть моя может посмотреть и сказать: нет, это неправда. И мне нечего доказывать. Если я начинаю доказывать невидимое, оно разрушится, а оно должно оставаться тайной. Вообще, весь мир сейчас тонет в доказательствах. А как раз Сам Христос говорит: если жизнь должна быть сокровенной, а вы ставите ее напоказ, тем вы уменьшите свою награду. Если друзья все время будут разглагольствовать и ставить «на позор», то есть на обзор, свои отношения, они иссякнут.

Совесть и в другом должна учить человека. Скажем, если человек бессовестный, он будет грызть себя: «что же я наделал, как же мне жить, как мне это все исправить?» И убьет себя. Совесть должна подсказать: «простить меня должен другой», и если он меня простил, совесть поможет мне довериться этому прощению и быть свободным. Она освобождает меня. Совесть принимает прощение от другого. А ложная совесть говорит: «я себя должен простить; что же я делал? Сколько же этого в людях есть!» Это бессовестность. Совесть осудила поступок, но она должна подсказать и выход из этого положения. Себя за волосы из болота не вынешь, как барон Мюнхгаузен. «Почему я каюсь перед Богом?» – простить мой поступок против другого может только Другой.

– Спасибо, отец Алексий; вопрос, что называется, на злобу дня: в последнее время усилились разговоры об Апокалипсисе, какова причина?

– Я думаю, дело в том, что люди верят в свою доброту и что мир наш держится нашими усилиями, ведь мы хорошие. И, видя, что это добро заканчивается, думают: скоро все преткнется. А если бы в нас было смирение и мы бы увидели, что живем Его милостью, – и мир будет стоять до тех пор, пока хоть один человек будет желать раскаяния, искать его. Бог желает дать жизнь миру, Он пришел сюда спасти. Мы своего Бога называем не «помощником», не «товарищем», мы называем Его Спасителем, уже сейчас называем Спасителем, так как жизнь невозможна. И верить в то, что сейчас все окончится, значит, перестать верить в Крест. Почему Крест вознесен? Жизнь невозможна, она умерла грехом – убийством Бога, и она подарена нам Его милостью. Поэтому Христос говорит: времена и сроки знать вам нельзя, только Отец Мой знает, даже Я не знаю. И мы знаем, даже в Ветхом Завете жизнь определяется не количеством праведников на определенное количество злодеев (знаете, как в демократии: 50 % + 1 голос?) – город был бы сохранен, если бы там несколько праведных было. Русская поговорка говорит: не стоит село без праведника, город без святого. Я думаю, что если найдется хоть одна душа, которая хочет жить и любит жить, Бог даст возможность жить людям. Но сказано, что в последние времена люди не захотят жить, они будут искать смерти, и смерть от них даже отринется. Разве это сейчас есть? Да нет. Просто удобно жить малодушно, не трудясь, это выгодно. Потом – острые ощущения. Люди любят боевики, хочется боевика всемирного масштаба – хочется всемирную катастрофу; это приятно, это развлекает.

Желаю увидеть маленькое добро, и вы увидите, что вам не захочется увидеть апокалипсиса. И не будет его. В ближайшее время, по крайней мере.

– Я благодарю Вас, отец Алексий, за чудесную беседу, за доброе слово; благословите наших телезрителей.

– Помогай всем вам Господь.

Смотрите программу «Беседы с батюшкой» на православном телеканале «Союз»: воскресенье, понедельник, вторник, среда – 22.00 (прямой эфир), вторник, среда, четверг, пятница – 10.00 (повтор вечерней программы). Время Екатеринбурга (+ 2 часа к московскому). Телефон прямого эфира: (495) 781-49-54

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475