Мы все еще находимся в плену стереотипов

21 октября (3 ноября) – Восшествие на 
Всероссийский Престол Государя Императора Николая Александровича и день

присоединения к Православию Государыни Императрицы Александры Феодоровны (1894)

  Доктор исторических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета Борис Николаевич МИРОНОВ является ведущим научным сотрудником Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук. Темой одного из его последних исследований стал системный кризис в царствование Николая II. Последнего российского императора в его ошибочной внутренней и внешней политике сегодня не обвиняет только ленивый. На него «вешают» все мыслимые и немыслимые обвинения, которые привели к катастрофе Российской империи. Где правда, а где домыслы? Об этом сегодня наш разговор с Борисом Николаевичем.

  – Господствующие в прессе и научно-художественной литературе образы России имеют исключительно важное значение для ее восприятия не только за рубежом, но и в нашем Отечестве, а также оказывают влияние на оценку происходивших и происходящих в настоящее время в России явлений, процессов и событий. Убийство одной оппозиционной журналистки в Англии было расценено как уголовное преступление, а подобные деяния в России почти все западные средства массовой информации связывают с политическим заказом. Понятно, почему. Англия имеет имидж самой демократической страны в мире, а у России за границей пока имидж другой.
Определение России европейской, восточной или уникальной евразийской страной напрямую зависит от того, каким образом и с какой интенсивностью об этом пишут исследователи и средства массовой информации. Идентификация тесно связана с имиджем страны. Образы России как страны азиатской или европейской, отсталой или современной, нищей или богатой наполнены разными смыслами. От имиджа России во многом зависит степень уважения к россиянам со стороны других народов. Большая роль в процессе формирования имиджа России принадлежит историкам, потому что именно наша многовековая история дает основной материал, из которой этот образ конструируется.
  – Мы уже почти 20 лет живем в постсоветской России, однако большинство концепций советской историографии, касающихся дооктябрьского периода, несмотря на испытанные потрясения, все еще здравствуют. Какой же образ имперской России сконструирован в советское время и существует до сих пор?
  – По преимуществу – негативный. Вот две типичные цитаты. «Россия – это деспотическая, репрессивная в своей основе власть самодержцев, это рабский менталитет народа, основанный на крепостном праве, это длительное отсутствие в обществе сословного строя, самоуправляющихся городов, общий дух несвободы и подавление личности государством во имя государства». Вторая цитата: «Находясь в непримиримом противоречии с культурой, ведя открытую войну с большей частью образованных классов, самодержавие вступило в конфликт с самим государством, изо всех сил толкая его вниз. Противодействуя просвещению в любой форме, оно осушает источник сил народных масс, оставляя управление государственными делами на руках бесконтрольной бюрократии, столь же бездарной, как и продажной, самодержавие, благодаря злоупотреблениям своих слуг, все еще ограничивает свои возможности. Неуклонное разорение государства, растущий беспорядок в финансах, непрестанное обнищание крестьянства – все это лишь естественные и неизбежные последствия деспотичного режима».
  Первая цитата – из книги современного автора Кантера, вторая принадлежит народовольцу Степану Кравчинскому и написана в конце XIX века. Первая характеризует допетровскую Россию, вторая – Россию конца XIX века. Высказанные мысли разделяют 115 лет, но они так похожи по духу, что кажется, будто принадлежат одному человеку. Подобных цитат можно привести сотни, потому что, пожалуй, только в России историки изображают историю собственной страны предельно негативно. Признанный патриарх отечественной историографии Василий Осипович Ключевский в своем дневнике записывал то, что реально не решался говорить на конференциях и писать в своих работах. Цитата: «Наша государственная машина приспособлена к обороне, а не к нападению. Мы – низший организм в международной зоологии, продолжаем двигаться и после того, как потеряем голову. Русские цари не механики при машине, а огородные чучела для хищных птиц. Наше будущее тяжелее нашего прошлого и пустее нашего источника».
  – А как оценивают политический имидж императорской России современные историки?
  – Некоторые современные авторы также относят русских к низшим социальным организмам, генетически неспособным к развитию и решению проблем цивилизации. Вот цитата из статьи одного московского профессора: «Не было в России русских как носителей русского этнического самосознания, русские не имели своей элиты, способной сформулировать этнический и общественный интерес. Отсутствие в России массы личностно самоиндетифицированных русских, адекватных русскому реальному времени, делает проблематичным не только решение форсированными темпами проблемы модернизации, но и само достижение в обозримой перспективе гражданского общества».
  Но даже в более сдержанных оценках российская социально-политическая система в период Империи изображается как абсолютно неэффективная, не способная обеспечить ни развитие экономики, ни повышение благосостояние. Весь период Империи рассматривался под углом зрения, с одной стороны, обеднения крестьянства, с другой стороны – кризиса крепостничества и самодержавия.
  Кризис – почти фатальный повод к революции в стране, потому что крестьянство беднело и рабочий класс тоже. Снижение уровня жизни, доводящее крестьян и рабочих до нищеты – лейтмотив почти всех работ, посвященных имперскому периоду.
  – Широко распространено мнение, что как новая столица империи – Петербург, была построена на костях сотни тысяч людей, так и все успехи России во внешней политике, культуре и экономике были достигнуты ценой огромных жертв со стороны преобладающей массы населения. Гордиться, получается, нечем. Коллективная историческая память определена чувствами вины и неполноценности…
  – Иначе – во всем мире, и в том числе на Западе. Например, граждане США очень гордятся историей своей страны, не посыпают голову пеплом и нисколько не страдают по поводу того, что Соединенные Штаты существуют на территории, захваченной у индейцев, которых загнали в резервации. Что почти два с половиной века благосостояние белых основывалось на эксплуатации черных рабов, что рабство было отменено только в 1862 году, причем в результате гражданской войны… Это, кстати, позднее, чем в России было отменено крепостное право. Не комплексуют они и по поводу того, что еще сто лет назад, до середины ХХ века, афроамериканцы подвергались в США унизительной дискриминации, и что Североамериканские Штаты занимают полтора миллиона километров, которые были захвачены у Мексики в ходе американо-мексиканской войны.
  Гордятся своей историей и британцы, хотя их страна три с половиной столетия подвергала свои колонии суровой эксплуатации, размер которой превосходил самые экстремальные случаи, встречающиеся в истории Российской Империи.
  Ни американцы, ни британцы не стремятся «переделывать» свою историю, прямо пишут о ней в учебниках и от этого не страдают и не стыдятся. Между тем в России с XVIII века и до сегодняшнего дня была и есть мысль о том, что россияне страдают от своей, как им кажется, исторической неполноценности до такой степени, что стыдятся называть себя русскими, особенно в присутствии иностранцев.
  Следует помнить, когда и почему возник, например, взлет католической и протестантской веры. Он возник во второй половине XVI века при больших усилиях Польши, находившейся в то время в постоянном конфликте с Россией. Уже в XVI-XVII веках на примере Московии показано, что не надо делать европейцам, что такое европейское поведение. Сущность своего христианского мира европейские авторы раскрывали через описание не европейских, а отрицательных черт своих соседей-антогонистов. Прежде всего турок, а со второй половины XVI века и московитов.
  Этот культурный механизм оказался столь эффективным и востребованным, что можно повторить известную мысль: «если бы России не было, Западу ее следовало бы выдумать». В самой России негативный имидж укрепился в публицистике и науке в конце XIХначале ХХ века, в эпоху борьбы либерально-демократической общественности с тоталитарной властью, преследуя совершенно благородные цели: утвердить в России в гражданском обществе правовое государство.
  – В советское время этот образ прочно вошел в учебники и в массовое сознание людей. Возможно ли сейчас что-нибудь изменить?
  – В своей книге «Социальная история России» я коснулся многих стереотипов о России, но сегодня хочу рассмотреть одни из самых стойких: об обнищании крестьян и о системном кризисе в пореформенное время, особенно в царствование Николая II.
  Под системным кризисом в историографии имеется в виду глобальный, всеобщий, пронизывающий все сферы жизни кризис, который охватил Россию в пореформенное время и продолжался значительное время. Этот стереотип в настоящее время впитывается подрастающим поколением, можно сказать, с молоком матери, так как внедряется в сознание с детского возраста.
  Вот фрагмент из контрольной работы моего студента первого курса исторического факультета Санкт-Петербургского университета, написанной в апреле текущего года. «На наш взгляд, как до, так и после реформы 1861 года положение крестьянства было близко к бедственному, в 1850-е годы крестьянские повинности достигли высшего предела, малоземельство и нищета приводили к социальной напряженности, вызывавшей массовые крестьянские выступления за отмену крепостного права. А после желанной отмены крестьяне поняли, что получили не землю, а лишь так называемую свободу, долг, который надо выплатить государству за надел, который в большинстве случаев был меньше дореформенного. Чувство безысходности и невозможности выбиться и отвоевать свое место в жизни – вот суть жизни русского крестьянства».
  – Подобные ответы типичны, их приходилось слышать каждому преподавателю средней и высшей школы, причем именно этому нас учили в школе и, наверное, учат до сих пор. Так что же на самом деле происходило в пореформенной России во времена правления Императора Николая Александровича?
  – Для ответа на этот вопрос я воспользовался как традиционными, так и альтернативными показателями. Традиционные показатели – питание, уровень сельскохозяйственного производства, доходы, платежи, реальная заработная плата, цены – свидетельствуют о повышении уровня жизни в пореформенной России с 1851 до 1914 года: увеличился уровень производства, повысилась грамотность, увеличилась средняя продолжительность жизни населения.
  Пореформенная жизнь России, несомненно, испытывала экономический рост, который благотворно сказывался на благосостоянии ее населения. Темпы развития были сопоставимы с европейскими. В царствование Николая Александровича темпы экономического роста стали выше не только среднеевропейских, но и среднезападных, только в США они были выше: 3, 5 против 3, 3 в России. При этом индустриализация в России сопровождалась повышением уровня жизни крестьянства.
 В качестве альтернативных показателей я исследовал повышение роста и веса российских граждан того времени, которые позволяют оценить, как удовлетворяются базисные потребности человека, и благодаря этому судить о динамике благосостояния народа. Увеличение роста россиян неуклонно шло вверх – за 50 лет средний рост русских мужчин увеличился на пять сантиметров. За это же время вес русских мужчин увеличился на пять килограммов. Эта прибавка в росте и весе была возможна только при условии улучшения питания и повышения уровня жизни.
  Отметим, что не только социально-экономическое, но и политическое развитие страны после великих реформ было достаточно успешным. Российское общество быстро эволюционировало от самодержавия к конституционной монархии – и в 1905 году стало таковым. Был создан механизм принятия политических решений, в котором участвовали представители общества, функционировали свободная пресса, общественное мнение, политические партии, тысячи общественных организаций. Налицо были все элементы гражданского общества, через одно-два поколения они вошли бы в плоть и кровь общественной жизни.
  Социально-экономический и политический строй России, сложившийся в результате великих реформ и реформы 1905 года, в основе которой лежали частная собственность, рыночная экономика, гражданское общество и сильное правовое государство, обеспечил хорошие возможности для успешного развития России. Об этом свидетельствует тот факт, что в начале 1990-х годов этот режим пришлось реставрировать после 74-летнего зигзага, вызванного Октябрьской революцией. А ведь не реставрируют то, что было плохо, реставрируют только то, что было достаточно хорошо.
  – Возникает неизбежный вопрос: как неоспоримые успехи страны совместить с ростом в эти годы недовольства и оппозиции режиму со стороны либерально-демократической общественности, с развитием всякого рода протестных движений, с революциями и поражением в первой мировой войне?
  – Эта чрезвычайно важная тема требует специального изучения, отдельного доклада, поэтому я ограничусь только несколькими тезисами.
  Если иметь в виду материальный аспект, то хотя уровень жизни в абсолютном смысле повышался, потребности и запросы росли еще быстрее – что и служило фактором растущего недовольства масс. Известный поэт Афанасий Фет, который был к тому же отличным сельским хозяином и хорошо знал жизнь крестьян, прорицательно заметил, что ощущение человека бедным или богатым, а значит, счастливым или несчастным, зависит от уровня потребностей и степени из удовлетворения. Поэтому – цитата: «Считаю величайшим неразумием, жестокостью преднамеренно развивать в человеке новые потребности, не имея возможности дать ему средства для их удовлетворения. Не то ли же это, что в безводной степи накормить неопытного человека селедкой, снять шапку и сказать: «Теперь, мой друг, я свое дело сделал. Накормил тебя, а вот водицу поищи сам…»
  Степень недовольства умелой пропагандой можно дозировать: то разжигать до крайней степени, то понижать. Как представляется, недовольством крестьян и рабочих воспользовалась оппозиционная к существовавшему режиму либерально-демократическая общественность, что является совершенно естественным и нормальным атрибутом политической жизни любого государства. Воспользовалась, естественно, в своих политических целях, которые состояли в том, чтобы взять под контроль государственные структуры, участвовать в управлении государством, использовать публичную власть для решения государственных и общественных задач, которые представлялись ей важными и актуальными. Причем в массе своей общественность была искренне уверена, что положение в стране ухудшается, поскольку просто не допускала мысли, что при самодержавии возможен какой-либо прогресс, и только ожидала от него, как говорил Милюков в Государственной Думе, «либо глупости, либо измены».
  Кроме того, общественность чувствовала в себе силы и знания, чтобы исправить дурную, как ей казалось, ситуацию, поэтому претендовала на роль избавителя от недуга, а, следовательно, и на власть лечить и управлять. Убежденность в кризисе самодержавия вследствие его неспособности к прогрессивному развитию была столь прочной, что все, что ей противоречило, просто не воспринималось. Политическое поведение общественности этого времени можно считать социальным последствием этого кризиса.
  – Чем это можно подтвердить?
  – В частности, кризисный, упадочный имидж России в конце XIX – начале XX века создавался кадетскими, эсэровскими, социал-демократическими партиями, и намерено – в борьбе за власть, с целью дискредитации своих политических противников. Парадигма кризиса использовалась для пропаганды идей революции и для свержения монархии. Современник тех событий и крупный экономист Николай Макаров констатировал в 1918 году: «Нищета, забитость, вымирание, психическое притупление – вот как очень ошибочно народническая мысль характеризовала русскую деревню. Это было даже нужно, так как казалось, что при нищете деревни люди борются с ненавистным политическим строем. Это было тупое оружие русской интеллигенции в ее руках против правительства. Почти преступно-официальным считалось и не разрешалось экономически оптимистично смотреть на русскую деревню. Разговор о прогрессивных течениях в русской деревне звучал каким-то диссонансом в этих условиях. Надо удивляться, что она живет и сохраняется при таких условиях».
  Три российские революции были обусловлены в значительной степени политическими причинами, а также блестящей агитацией противников монархии. Революционная элита предпринимала огромные усилия по дискредитации монархии с помощью четко продуманного общения с властями, поддержания связи со всеми общественными группами, и с помощью умелой манипуляции общественным мнением смогла завоевать общество и повести его за собой.
  Парадигмы кризиса и обнищания занимали важное место в этой агитации против монархии. Успех сопутствовал практически всем PR-кампаниям, продемонстрировал их колоссальные возможности в борьбе за власть. Либерально-радикальная общественность выиграла информационную войну у правительства, и благодаря этому подготовила почву для захвата власти, что так успешно и осуществилось.
  Впоследствии, когда стало ясно, что поддержка революционеров и террористов имела печальные политические последствия, что февральские события 1917 года нашли свое логическое продолжение в Октябрьской революции, лидеры оппозиционной общественности стали замалчивать или отрицать свою деятельность, направленную на свержение монархии. Стали утверждать и доказывать стихийный характер Февральской революции, чтобы отвести от себя обвинения в косвенной подготовке свержения буржуазной демократии и установлении тоталитарного режима.
  Однако если дать научную трактовку состояния пореформенной России, то окажется, что российская экономика и ее общество, российская государственность успешно развивались, о чем я уже подробно говорил выше. Национальный продукт, продолжительность жизни и грамотность населения увеличивались, жизненный уровень повышался, государственность совершенствовалась, гражданское общество формировалось. А наука и литература давали образцы мирового значения…
  Так почему же мы не хотим этого замечать и признавать, все еще находясь в плену пресловутого «системного кризиса» России?

Материал подготовила
Лидия ЕЖКОВА

© При использовании информации ссылка на СМИ
«Информационное агентство Екатеринбургской Епархии»
(свидетельство о регистрации ИА №11–1492 от 29.05.2003) ОБЯЗАТЕЛЬНА.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475