Святитель Николай Сербский: Мысли о добре и зле

 Оскорбитьдруга
 Когда тыоскорбишь своего друга, кто может изгладить это оскорбление – ты или твой друг?

 Ясно, что не ты можешь, но может твой друг.
 Причем оскорбление,нанесенное другу, изгладить не можешь не только ты; его не могут изгладить и все люди на земле, и вся природа вместе со всеми людьми. Ведь друг принял оскорблениеот тебя и унес его с собой. Оскорбление, значит, у него, при нем. И только онможет лишить оскорбление силы и изгладить.
 Любой грехв конечном итоге – оскорбление Бога. Все оскорбления, все грехи земли, устремляютсяк Богу, вопиют к Богу. Он их все принимает, и все сохраняет. Кто их может забратьу Него? Кто, кроме Него, может их изгладить?
 Когда тыоскорбишь своего друга, он примет твое оскорбление и унесет с собой. После этоготы можешь из-за этого оскорбления сто лет поститься, и очищаться, и каяться,и развивать все добродетели, и не оскорблять больше никого, да все это можетоказаться напрасным. Если оскорбленный друг твой не соблаговолит лишить силыи изгладить оскорбление, ты сам и за всю вечность не можешь спастись от этогогреха, поскольку он уже не в твоей власти, а во власти твоего друга. Разве что твой пост, и твое очищение, и покаяние, и развитие всех добродетелей смогутпобудить друга, чтобы он грех твой лишил силы, отбросил и уничтожил.
 Ты же не имеешь власти над совершенным грехом своим. В этом безмерный ужас греха. Ибосовершенный грех свободен от тебя, а ты не свободен от него.

 Предпосылкаэтики
 Грех являетсяпредпосылкой этики, как болезнь является предпосылкой медицины.
 Этика знаетлишь один диагноз: грех. И этика знает лишь одно лекарство: жертва.
 Если бы не было болезни и лекарства, не было бы медицины. Если бы не было греха и жертвы,не было бы этики.

 Дьявол
 Этика, в которой на первой странице не показан дьявол, – это не этика, а ложная эстетикадуши.
 Ибо тогдаона представляет жизнь не как ужаснейшую драму столкновения добра и зла, а как слащавую лирику для посиделок и чаепитий;
 ибо тогдаона не видит мрачной пропасти, над которой висит человечество, как взбудораженныйрой пчел, ищущий на что же спуститься;
 ибо тогдаона не учитывает ни бесчисленных и непрерывных верениц слепцов и безумцев,
 ни орд чумныхи прокаженных,
 ни толп в уродстве рожденных и в уродстве состарившихся,
 ни орав насильникови отравителей, вешателей и кровопийц,
 ни сонмовоскорбленных, незаслуженно опозоренных и незаслуженно затравленных;
 ни скопленияидиотов и звероподобных, которые ждут смерти, чтобы родиться;
 ни гор трупов,которыми вся земля покрыта и удобрена.
 Ибо она не учитывает болей и судорог,
 не учитываетни крови и слез,
 ни воздыханийи воплей,
 ни желчии гноя.
 Ибо она не помнит полей пшеницы, загубленных сорняками,
 ни благородства,подавленного звериной жестокостью,
 ни героизма,попранного стопами низости,
 ни добра,презренного злом,
 ни милости,за которую воздано подлостью,
 ни надежды,задушенной отчаянием,
 ни любви,ответом на которую было предательство,
 ни чистоты,оскверненной смрадом,
 ни лучшихнамерений, пресеченных на полпути невидимыми ножницами,
 ни растерянныхвзглядов самых счастливых и самых сильных мира сего при встрече с пустыми глазницамисмерти.
 Потому и говорю тебе, Теофил, что этика, в которой на первой странице не показан дьявол,— это не этика, а ложная эстетика души.

 Смерть неестественна
 Смерть не естественна,а противоестественна.
 И смерть идетне от природы, а против природы.
 Вся природав ужасе вопиет: «Я не знаю смерти! Я не желаю смерти! Я боюсь смерти! Я борюсьпротив смерти!»
 Смерть – незваныйпришелец в природе.
 Вся природаощетинивается на этого незваного пришельца и боится его. Ибо он как вор на чужомогороде, который не только крадет и ест плоды, но при этом еще топчет, портит,ломает и рвет с корнями. И чем больше опустошает он, тем больше его удовлетворение.
 Даже когдасто философий утверждают: «Смерть естественна!», вся природа дрожит от негодованияи кричит: «Нет! Смерть не нужна мне! Она – незваный пришелец!»
 А голос природы— это не софистика.
 Протест природыпротив смерти превозмогает все надуманные оправдания смерти.
 И если природачто-то выражает своей нетронутой гармонией, причем без всяких исключений во всеобщемхоре голосов, то это – протест против смерти. Это ее единогласная, судорожнаяи потрясающая небо элегия смерти.
 Если же смертьне является естественной, если она неестественна и противоестественна, то встаетвопрос: как это и откуда смерть проникает незваной в природу?
 Ни одно царствосвета и жизни не признает смерть родственной ему. Она должна была в миры светапрокрасться тайно – ползком и прячась, чтобы ее не заметили, не обнаружили, –из какой-то бездонной пропасти, где и ей было слишком холодно и одиноко.
 Когда смертьнаходилась под жалом змеи, она сама для себя была мертвой. И в мире тогда не зналио добре и зле – существовало лишь блаженство; и не знали о знании и незнании –существовала лишь мудрость; и не знали о жизни и смерти – существовало лишь блаженномудроебытие.
 Но вследствиеодного случая, который страшнее самого страшного сна, пасть змеи раскрылась, а из этой пасти показалось жало с ядом – и смерть проникла в первозданную природу,природу богочеловеческую. Это было подобно тому, как невидимый червячок проникнетв позвоночник человека, что сначала даже не чувствуется, и человек продолжаетцвести и веселиться. Затем человек его почувствует как приятный зуд, может почесаться,улыбаться и говорить: «Да это ничего!» И так до тех пор, пока червячок не вырастети не размножится, и не иссушит позвоночник, и не сделает из человека полую камышину.
 Какой докторбезумцу с иссушенным позвоночником, когда тот перед ним, подобно полой камышине,высвистывает триумфальный гимн смерти, скажет: «Иди и не греши больше, и будешьздоров»? Ни один доктор в мире, разве что кроме такого, который одинаков со своимпациентом.

 Жало
 Жало высовываетсяиз бездонной пропасти, переваливается через границу царства света и жизни и выпускает один лишь плевок.
 Этот ядовитыйплевок дает свой плод — и рождает первый грех.
 Первый грехдает свой плод — и рождает смерть.
 А смертьбродит, как закваска, и весь мир становится как хлеб, замешанный на этой закваске;так что с какого бы края ты ни вкусил этот хлеб, вкусишь смерть. Ибо весь мирлежит во зле (1 Ин. 5, 19).
 Через грех,значит, смерть входит в мир, ибо от греха смерть была зачата и через грех онарождается (Иак. 1, 15).
 Отец греха– дьявол, а отец смерти – грех.
 Это единственнаяистинная родословная зла в мире, которой соответствует невыразимая жестокостьтрагедии человека в его отношениях со всей окружающей природой.
 Остальныеродословные зла, которые примиряют человека с грехом и смертью и которые отрицаютдьявола, скрытого и умелого артиста, – эти родословные, скрывающие дьявола,написаны, в самом деле, не человеком и не Ангелом, а тем самым жалом, что высунулосьиз бездонной пропасти.
 И остальныеродословные зла являются не сценой, достаточно вместительной для биллионов человеческихсуществ, а также для бесчисленных легионов духов неба и бездны и всей Вселеннойот края до края, а всего лишь доской, на которой разве что куклы могут разыгратьводевиль.

Читайте «Православную газету»

 

Сайт газеты
Подписной индекс:32475