«Фильм „Матрица“ как повод для разговора о религиозной философии»

Я заставил себя посмотреть третью серию “Матрицы”. Теперь, обозрев всю эту эпопею, я могу предложить некоторый вариант прочтения этого действительно сложного текста. Конечно, самая удачная серия – первая. Она ставит самый главный вопрос из тех, которые есть в мировой религиозной философии. Вопрос такой: “Что есть истина?”

Дело в том, что философия рождается там, где рождаются сомнения. Поэтому мне бывает странно читать учебники по истории философии, пробующие рассказать, например, о философии Вед или о философии Гомера, или о философии Библии. Это – не философии. Это – совершенно другие тексты. Одно дело – философия человека, ощущающего себя пророком или учителем, который вещает некоторые истины, кажущиеся ему непререкаемыми, так как за его спиной стоит некий великий священный авторитет. Другое дело – философ, который высказывает тезисы и который заранее знает, что с ним не согласятся.

Надо уметь доказывать, аргументировать то, что ты говоришь. Философия возникает тогда, когда возникают города и когда в этих городах возникают условия для публичных диспутов. Так было, например, в Греции. Там проходили почти рыцарские философские турниры. Они проходили с V века до Рождества Христова. С начала IV века в Индии начались аналогичные диспуты. До той поры не могло быть и речи ни о какой философии. Это – аргумент в пользу того, что Будда на самом деле жил не в V веке до Рождества Христова, а, судя по всему, в середине IV, — гораздо ближе к нам, чем раньше казалось. Потому что Будда говорит, что до него были некие предшественники, часть из которых он признаёт, с какими-то – спорит, и так далее. Так вот, философия возникает тогда, когда предстоит аргументировать что-то, а значит – появляются сомнения. Фундаментальная философия – это дисциплинированное сомнение. Систематическое, методическое сомнение в том, что кажется само собой разумеющимся.

Первое сомнение – это сомнение в себе самом. С этой точки зрения, я очень даже буду рекомендовать познакомиться с V томом “Гарри Поттера”, потому что эта книга радикально отличается от предыдущих. Главный герой – повзрослел. В V томе ему уже 16 лет, и он начинает переживать типичные подростковые трудности. Первая из них – разочарование в отце, который доселе казался безусловным идеалом, а теперь оказывается, что это не совсем так. Вторая, что гораздо более важно – разочарование в себе самом. Если в предыдущих томах идёт чёткое разделение добра и зла, Гарри Поттер, безусловно, «белый и пушистый», а зло локализовано где-то вне него, то в V томе вся колдовская атрибутика уходит на задний план. Это – нормальный психологический роман. Вполне взрослый. В ней Гарри Поттер понимает, что он сам в себе несёт семя зла и источник греха.

Так вот, философия начинается с недоверия к себе самому. Например, к органам своих чувств. Вот, я доселе считал, что органы чувств сообщают мне безусловную информацию, а теперь оказывается, что это не так. Начинаются сомнения. Ещё очень важно провести систематично эти сомнения, и в тоже время провести какую-то границу. Вот, например, где-то в тридцатых годах XVII столетия, шла война. Главная европейская война той поры. Испания воевала с Францией. Воевали они в Голландии. В ходе одного из боёв, рота, которой командует капитан де Кортезиус, захватывает какую-то сожжённую фламандскую деревушку. Ноябрь, холодно, ночевать негде. Декарт соображает, что дома сгорели, но остались печки, знаменитые огромные голландские печки. Эти печки после пожара хранят тепло. Если залезть внутрь и закрыть заслонку, то там внутри будет тепло всю ночь. Декарт так и делает. Но когда он закрывает заслонку, он вдруг понимает странность ситуации, в которой он оказался. На языке современной психологии это называется сурдокамера, ситуация полного сенсорного голодания. Толстые стены печи не пропускают ни звука, ни света. Температура внутри – нормальная. Никаких ощущений нет. Полная изоляция. Он – один. Я не знаю, чем бы в этих условиях занимался офицер российской армии, но Декарт начинает заниматься философией. Он вспоминает, что ещё час назад его органы чувств говорили ему, что вокруг – яркость осени, пестрота красок, и так далее, а сейчас – его же разведчики, его же органы чувств, говорят, что чернота, пустота, ничего нет. Декарт, как философски воспитанный человек, начинает проводить процедуру сомнения. Он вспоминает, что ещё античные философы говорили, что глаза нас обманывают. Предмет, находящийся далеко – кажется маленьким. Весло, опущенное в воду – кажется сломанным. У человека, болеющего желтухой, меняются вкусовые и цветовые ощущения. Более того – могут быть фантомные боли, то есть, мои органы чувств могут врать даже обо мне самом. Например, нога – ампутирована, а кажется, что болит палец именно на этой ноге, а на самом деле – всей ступни давно нет. После этого Декарт начинает думать, что если всё его может обманывать, то где же он не обманется? Тогда Декарт произносит знаменитую фразу: “Я мыслю – значит существую”. Теперь он нашёл точку, в которой он не сомневается. Дальше он анализирует поле своего сознания: “Моё сознание есть, это – факт. В поле моего сознания я, прежде всего, нахожу идею Бога”. Далее он проводит онтологическое доказательство существования Бога и приходит к выводу: “Раз у меня есть идея о Боге, в моём уме, значит – Бог есть”. Дальше идёт гениальный, но не логичный ход мыслей: “Итак, Бог – есть, а Бог – есть любовь, а если Бог – есть любовь, то он не мог создать нас такими, что мы всё время ошибаемся. Значит – мы можем познавать мир”. И вот, через евангельскую догму о том, что Бог есть любовь, европейская философия и европейская наука приобретают необходимый заряд оптимизма. После уверенности в том, что мы можем познавать мир, началась научно-техническая революция. Но это – отдельная тема.

Какую философию мы бы ни взяли, всюду, где она рождается, то есть – всюду, где религиозная жизнь не сводится к исполнению обрядов и ритуалов, всюду, где религиозная жизнь пробует осмыслить себя, появляется, прежде всего, идея иерархии бытия. Есть разные уровни бытия. Есть – бытие, а есть – быт. Есть – житие, есть – жизнь. Есть – вечность, есть – время, история – калейдоскоп событий. Человек перестаёт доверять своим привычным стереотипам. Где же истина? Он начинает её искать. Можно вспомнить знаменитый миф, который Платон создаёт в своём трактате “Государство”. Платон предлагает осмыслить такую ситуацию: некоторые люди скованы цепями и пленены в горной пещере. Они скованы так, что сидят спиной к выходу. Они сидят в этой пещере так давно, что они забыли, что существует огромный внешний мир. Только иногда, когда солнце стоит низко, на закате, солнечные лучи через вход в пещеру проникают в неё. Тогда люди видят перед собой на стене игру лучей и теней. Тогда люди думают, что вот эта игра теней – это единственная, главная реальность, та, которая меняется и происходит в их мире. На самом деле это – игра теней. Как потом, спустя столетия, русский неоплатоник Владимир Соловьёв скажет: “Милый друг, как ты не видишь, что всё, видимое нами, только отзвук, только тени от незримого очами”.

В индийской философии – своя терминология. В индуизме привычный для нас поток ощущений называется Майа. Майа – это сон, который снится брахману, первоначальному божеству. Брахман – спит и видит сны, а мы с вами – персонажи другого сна, чужого сна. Вот в этом – отличие индийской философии от европейской. Декарту кажется очевидным, что раз он мыслит, значит, что и существует. В Индийской философии оказывается, что мысль человека может быть порождена чужим сознанием, а не его собственным. А в буддизме вообще… Буддизм – это, вообще, философия улыбки чеширского кота. Улыбка – есть, кота – нет. То есть: есть – поток сознания, но нет субъекта сознания. Концепция безличности бытия. Так вот, в индуизме, брахман спит и видит сны. Если он проснётся, то мир – исчезнет, а мы с вами – растворимся. А в буддизме – нет никакого брахмана, нет Бога вообще. Там – идея иллюзии. Весь мир – иллюзия, а чья – мы не знаем. Знаменитый коан, “загадка”, цзэн-буддистской традиции: “Однажды встретились Будда и бабочка. Смотрят они друг на друга. Кто кому снится? Бабочка – Будде, или наоборот Будда – бабочке”. Ответа нет. Но, как бы то ни было, человек должен понять, что это – мир сансары, устойчивых иллюзий, и надо проснуться. Для начала надо понять, что меня вообще нет, и что фраза “я пошёл” — бессмысленная фраза. В лучшем случае, можно сказать: “Эта груда костей, именуемая моим телом, которая сейчас стала двигаться по направлению к этой двери, которой, на самом деле, тоже нет”.

Знаете, в Москве есть такой замечательный хулиганистый батюшка, отец Иоанн Охлобыстин, когда-то знаменитый актёр, режиссёр и так далее. Так вот, он недавно прислал мне книжку своих анекдотов, с просьбой, чтобы я написал предисловие. Я ещё в продаже этой книжки не видел, но успел прочитать. Разные там анекдоты, но парочка из них – совершенно гениальны, на мой вкус. Главный персонаж этих анекдотов – некий архимандрит Спиридон, по легенде – наместник одного из подмосковных монастырей. Вот первый анекдот. Однажды к отцу Спиридону приехали московские интеллигенты, беседуют с ним. И вдруг, когда речь зашла об экуменизме, батюшка резко негативно отозвался об экуменическом движении. Изумлённые интеллигенты говорят: “Батюшка, ну как же так, ну зачем же так нетерпимо, ну, в конце концов, католики, они же тоже христиане…” Отец Спиридон задумался, а потом сказал: “Ну, как вам сказать, братья, понимаете, бомба – это тоже машина, но по грибы на ней не съездишь”. А вот вторая история. Это – просто одна фраза. Отец Спиридон никогда не здоровался с буддистами, когда те заходили в его монастырь, потому что он боялся оскорбить их религиозные взгляды, ведь по верованиям буддистов не существует ни их самих, ни тех, кто с ними здоровается.

Так вот, как бы то ни было, действительно, нужно пробудить своё сознание усилием мысли и понять, что на самом деле сознания – нет. Ничего не существует. В Православии тоже есть эта установка на то, чтобы пробудиться от плена очевидности, плена стереотипов. Это наиболее ярко выражено в учении преподобного Максима исповедника. Он – величайший православный философ, который жил в VI-VII столетиях нашей эры. Он говорит, что есть два типа логосов. “Логос” по-гречески обозначает не только слово, а также – мысль, даже замысел. То есть, есть “логос-спермотикос”. Семенной логос в его понимании. Что это такое? Это – замысел Бога о каждом человеке, каждой вещи. Как замечательно сказал В.С. Соловьёв, национальная идея – это не то, что тот или иной народ думает о себе во времени, а то, что Бог замыслил об этом народе в вечности. Так вот, логос-спермотикос – это замысел Бога в вечности о каждом из нас. Но есть и человек. Не обладает даром прозорливости. Не стяжал то, что у апостола Павла называется ум Христов. Не может глазами Бога смотреть на мир. Такой человек сам придумывает смыслы тех ситуаций, в которых он оказался. Это, в терминологии Максима Исповедника, называется логос-фантастикос. Некоторый придуманный человеком смысл конкретной ситуации. Например. Предположим, что я – настоятель храма. И вот, служба кончилась, я уже готов выйти из храма. Вдруг открывается дверь и незнакомый мне человек входит в храм. По замыслу Бога, этот человек должен был сегодня прийти в мой храм, встретиться со мной для того, чтобы поговорить о Боге, о душе. А я на него издалека посмотрел и думаю: “Тачка у него крутая, прикид хороший, цепь золотая… Наверно, Господь мне спонсора послал!!!” Начинаю с ним разговор о главном: “Зима на носу, батареи в храме менять надо, короче, колись на бабки, мужик!” Знаете, у меня похожая ситуация была этим летом. Она складывалась так. В июне у меня были лекции в Крыму. В разных городах, на самых разных уровнях, все, начиная от уличных мальчишек и кончая вице-президентом Крыма, грузили меня одной и той же идеей. “Отец Андрей, помогите нам выйти на Юрия Шевчука, уговорите его, чтобы он приехал к нам в Севастополь в день военно-морского флота России и дал бы концерт”. Я, конечно, отбрехивался, открещивался, говорил, что они путают мою профессию, что я не продюсер ДДТ и так далее. Тем не менее, всё равно, все продолжали говорить мне, что я должен Шевчука им привезти. Я отказываюсь. Но вот, прилетаю я в Москву, подхожу к пограничному посту во Внуково, протягиваю пограничнику паспорт. Тут звонит мобильник. Звонит Шевчук. Я ему говорю: “Юра, ты знаешь, тебя там ждут, в Севастополе, двадцать третьего числа, давай, приезжай”. Он выслушивает, а потом говорит: “А я, вообще-то, о душе поговорить хотел…” Мне до сих пор стыдно. К сожалению, слишком часто бывает, когда мы таким косым, потребительским, эксплуататорским взглядом смотрим на другого человека. Мы не хотим знать то, что ему нужно, а хотим только то, что выгодно и интересно нам. Преподобный Максим говорит, что главное дело монаха – отличать “мыслы” от помыслов, то есть отличать Божий замысел от наших примышлений, наших фантазмов. Человек для приобретения истины должен разорвать с привычной для него психологической средой обитания, с привычными реакциями, стереотипами, иллюзиями. Эта идея является общерелигиозной и, конечно, трудно эту идею не узнать в фильме “Матрица”.

Тем, кто этот фильм не смотрел, поясняю, что главный сюжет состоит в том, что живёт некий человек, преуспевающий, всё у него хорошо. Вдруг, однажды, он просыпается, и выясняется, что, на самом деле, всё это ему снилось. Нет у него ни машины, ни любимой женщины, ни работы. Он вообще никуда не ходит по большому городу Нью-Йорку. Он всю жизнь пролежал в ванной с каким-то физиологическим раствором. К его голове присоединены электронные кабели, а компьютер сочиняет ему историю его жизни. Это – фантастический фильм. По сюжету, машины захватили власть над миром людей. Каким-то образом, получилось так, что машины используют людей как батарейки. Люди выделяют какую-то энергию, которая нужна компьютерам. Но для того, чтобы люди функционировали, у них должен функционировать и мозг. Поэтому компьютеры не убивают людей, а держат в мире иллюзий. Люди лежат штабелями, каждый в своём саркофаге, а машины вливают им в кровь всякие необходимые физиологические вещества, а в головы – необходимые фантазии. Человеку надо пробудиться. Нео, главный герой, пробуждается не по собственному желанию. Его вытаскивают искусственно, но это – отдельная тема. Кстати, вот этот сюжет, что какие-то заговорщики вытаскивают Нео из плена компьютера и показывают ему реальность, очень похож на платоновский миф о пещере. Там некоего человека, закованного в этой пещере, насильственно освобождают и подтаскивают к выходу из пещеры, чтобы он увидел огромный внешний мир. В фильме мотив насильственного освобождения тоже есть.

Дальше начинаются расхождения между традиционными религиозными картинами мира и сюжетом, который предлагает “Матрица”. Расхождение, самоочевидное и заметное, состоит в следующем. В религиозных философских системах, если человек пробуждается от плена иллюзий, то он видит более красивый мир. То, что мы здесь считаем красотой – ничто по сравнению с той, высшей красотой, благом, истиной с большой буквы, которая открывается духовному зрению, в отличие от плотского. В “Матрице” всё наоборот. Мир, в котором привык жить Нео, – уютный, красивый и хороший. Затем ему открывается совершенно другая реальность. Подлинная реальность оказывается страшной, бесчеловечной, грязной, а также – смертельно опасной.

Казалось бы, в этом сюжете можно увидеть некий антирелигиозный выход. Я бы не стал именно так интерпретировать этот поворот сюжета. Дело в том, что, по крайней мере, в христианстве, такой поворот нужен и неизбежен. Для того, чтобы человек по-настоящему обрёл какую-то духовную правду, смысл, ему необходимо пройти через этап разочарований. Для обретения веры необходимы разочарования. Замечательные слова были у Ницше: “Нужно иметь в душе хаос, чтобы родить танцующую звезду”. Это стоит пояснить подробнее. Дело в том, что, с точки зрения православной психологии (православная психология – это православная аскетика), каждый из нас – ходячий парламент. В каждом из нас есть множество фракций. Вот, наступает вечернее время. На повестке дня стоит один вопрос: “Дело было вечером, делать было нечего. Чем займёмся, товарищи депутаты? Ваши предложения”. После этого разные фракции выдвигают свои концепции. Фракция головы говорит: “Слушай, пойдём в библиотеку, книжки умные почитаем”. Фракция сердца решительно не согласна: “Слушай, что тебе книжки, у тебя книжки всюду, даже в туалете стоят! Давай в храм пойдём, помолимся. Давно ли ты в храме был, просто, чтобы минутку постоять, помолиться? Пойдём в храм!” Большая и влиятельная фракция желудка говорит: “Ребята, достали вы меня своей духовностью! Пойдём куда-нибудь поужинаем! Полистай записную книжку. У кого из знакомых сегодня день рождения? Кому на хвост упасть? Звони. Туда пойдём.” Есть ещё фракция радикальных демократов. То, что она советует, на ночь глядя, я вообще молчу. Так вот, заметьте, фракций – много, а я – один. Второе: все эти фракции находятся во мне на законном основании. Все фракции и все депутаты – избраны, какими бы ни были их программы, и какими бы странными и неадекватными людьми они ни казались. Они законно представляют интересы людей в государственной думе. Соответственно все эти импульсы, влечения, которые в человеке есть, с точки зрения православной аскетики, они все добрые, нужные. В том числе и сексуальное влечение, физиологические потребности. Всё это в человека заложено Богом. Грех рождается тогда, когда человек забывает закон иерархии. Когда импульс более низкий реализуется вместо более высокого. Желудок говорит, что надо поесть. В этом желании нет ничего плохого. Но, во-первых, желудок не говорит, что именно надо съесть. Тут уже дурная голова челюстям покоя не даёт. Желудок говорит, что надо поесть, а голова говорит, что человек давно не кушал “фуа-гра”. Что это такое – не знаю, но звучит хорошо. Или устриц ему подавай. Всё это – уже домыслы не желудка, а головы. Второе. В том, что человек хочет поесть, ничего плохого нет. Но если я начну этот позыв в другом варианте: в храме, во время Литургии, во время херувимской песни, встану перед царскими вратами, достану хот-дог из своей сумки и буду жевать этот самый хот-дог – это будет грех. Грех рождается как не вовремя и некстати реализованный добрый импульс. Соответственно, православие, поэтому, говорит, что не в природе и не в теле человека лежит источник греха, а в искажённом уме, в искажённой воле человека.

В греческом языке само слово “грех” буквально означает “промах”. Промах стрелы, которая попала мимо цели. Что происходит, когда у человека начинает двоиться в глазах, различаются вот эти логосы? — вместо подлинной цели (мишень смещается в другую сторону, подальше), подставляется ложная мишень. Ты целишься в неё. Ты достиг своей цели, но эта цель – фантом. Она только твоя. Твой успех – тоже фантомный, временный, иллюзорный. Покаяние означает переориентацию воли. Что же получается теперь главное? Че- му я соподчиняю свою жизнь? Но я описал вам идеалистическую картину. Разные фракции сидят, обсуждают. К сожалению, этого нет, потому что в человеке обычно устанавливается не парламентская республика, а жёсткая диктатура. “Он знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть”. Само слово “страсть”, церковно-славянское слово, на русский язык не переводится ни как страдание, ни как влюблённость, ни как сильное чувство. Страсть – страдательный залог. Всего лишь грамматическая категория. Там, где я – влеком. Там, где со мной что-то происходит. Я – не господин того, что со мной происходит. Там, где я открыт для влияний, даже идущих из меня. Вот там – страсть.

Замечательно эту ситуацию страстного плена можно проиллюстрировать с помощью эпизода из книги Чарльза Диккенса “Записки Пикквикского клуба”. Эпизод таков. Мистер Пикквик, торопясь куда-то по своим делам, останавливает кэб. Когда он уже взгромождается в этот кэб (повозку), он вдруг обращает внимание на странность ситуации, в которой он оказался. Во-первых, сам мистер Пикквик – человек, я бы сказал, православного телосложения. Во-вторых, кэбмэн (извозчик), тоже человек не худенький. Сама повозка тоже серьёзная, массивная. Зато кляча – тощая и дохлая. Пикквик спрашивает извозчика: “Слушай, а эта кляча нас повезёт? Сколько ей лет?” “О, сэр! Ей 42 года”, — отвечает извозчик. Пикквик потрясён: “Она до сих пор живая?! Думаешь, она нас повезёт?” Кэбмэн отвечает: “Не извольте беспокоиться, сэр. Главное – заставить её сделать первый шаг. После этого кэб набирает скорость, и кляча убегает от него, чтобы он её не задавил”. Так вот, очень часто, вместо того, чтобы человек влёк свою душу, чтобы воспитывал свой образ жизни, речи, мысли и так далее, — мы влекомы своими привычками, мыслями, стереотипными реакциями. Они тащат нас за собой.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475