Претерпевший до конца

«Сколько раз я лежал на виду у прохожих
Обмирал, в исступленьи взывая – прости!
И тогда осознал. Не кляня бездорожье,
Что найти – полспасенья, нужно дойти.»

Иеромонах Роман

Небольшая светлая комната распахнулась навстречу входящему своим скромным уютом – книжный шкаф, на полках которого разместились Закон Божий, жития святых, сказание о Пресвятой Богородице; журнальный столик, уставленный иконами. Около иконы Божией Матери “Целительница” теплится маленькая самодельная лампадка. На диване рядом с журнальным столиком с иконами святых лежит молодая женщина с очень исхудавшим лицом от долгой и изнурительной болезни. У Оли туберкулез легких – болезнь, растянувшаяся на долгие десять лет, не заявляла о себе серьезно до последнего минувшего года.

Оля была молодой жизнерадостной девушкой, которая, как и все в ее годы, строила множество планов на много лет вперед. Учеба, перспективная работа, замужество, семья, дети – о чем еще может мечтать в юности романтичная светлая душа. Мечты становились реальностью, множество планов воплощалось и уходило в прошлое – жизнь была заполнена радостью и счастьем. Но самым необыкновенным в Олиной жизни был день, когда она встретила Андрея. Оля росла без отца, и вся полнота любви детского трепетного сердца досталась маме – единственному дорогому, нежному, заботливому и любящему человеку. Когда Андрей вошел в ее жизнь, Оля поняла, что с этой минуты ее сердце сможет любить еще одного человека, и любить так, что никому не будет обидно. Андрей был таким, каким в юные годы грезилось девчонке бессонными ночами – добрым, внимательным, заботливым, любящим, верным другом и мужем, человеком, не способным на предательство и ложь. Оля почувствовала сердцем его чистую душу и не могла уже помыслить рядом с собой другого человека.

Оля покрестилась в 25 лет. В семье о Боге серьезно не говорили и о Церкви мало что знали. Но для молодой женщины веление сердца подсказывало, что все дарованное ей счастье – оно пришло ни ниоткуда, оно дано свыше, Самим Господом. И сердце – чистое, лишенное эгоизма, жаждало отблагодарить. Как – она не знала, но желание что-то принести, отдать Богу в благодарность за все, что было Им даровано – было выше страха или стыда, что “неправильно поймут”. Оля стала ходить в храм. Сначала не часто, но потом ее душа просто тянулась туда, где “Дух Святой животворит” и “всяческое слово лечит”.

Страшный диагноз стал отсчетом новой жизни. Любящий муж и нежная мама были рядом, и уныние не нашло себе места в душе молодой женщины. Казалось, ничего не предвещало беды. Профилактика в стационаре, таблетки, флюорография – все говорило о вялотекущем процессе. “С таким диагнозом, голубушка, живут до старости”, — осмотрев на приеме Олю, проговорила пожилая врач. “Ничего опасного, форма заболевания легкая, так что не пугайтесь, все будет хорошо”.

Весна в тот роковой год Олиной жизни была ранняя. Молодые зеленые побеги украшали серые, уставшие от зимних холодов, деревья. Высокое голубое небо с хрустальными звенящими облаками отражалось в многочисленных журчащих ручейках осевшего талого снега. Воробьи с радостным щебетаньем грели на ветвях распустившейся вербы свои промерзшие за долгую зиму серые грудки. Также радостно вместе с ожившей для новой жизни природой было и Оле. Не доехав одной остановки, она решила пройтись пешком по весеннему лесу. На сердце было светло и радостно, ведь скоро Пасха Христова – Воскресение в жизнь вечную. В Олиной семье ни мама, ни муж в храм не ходили. Но любящее сердце молодой женщины не могло сердиться – Оля верила и надеялась, что когда-нибудь Господь призовет и их. Она молилась и ждала. Она верила, что наступит день и исполнится обетование Божие: “Вложу законы Мои в мысли их, и напишу их на сердцах их; и буду их Богом, а они будут Моим народом” (Евр. 8, 10).

Оля не сразу поняла, что произошло. Вдруг этот радостный мир со сверкающими лучами солнца, с весенним пением птиц перевернулся и стал черно-белым. В глазах потемнело, сдавило грудь, и сильный удушающий кашель согнул хрупкое женское тело. Когда Оля убрала руку от рта, то с удивлением увидела на варежке кровь. Несколько минут она стояла и смотрела на алые пятна и чувствовала, что светлая радость, наполнявшая сердце, покидает ее и что-то непонятно-тяжелое, гнетущее, вязкое, помимо ее воли и желания входит в ее растерянную душу…

“Думал ли ты когда-либо, что все
касающееся тебя, касается и Меня?
Ибо касающееся тебя
Касается зеницы ока Моего.
…Посетила ли тебя тяжкая болезнь,
временная или неисцельная
и ты оказался прикованным
к одру своему –
от Меня это было.
Я – муж скорбей, изведавший болезни,
Я допустил это, чтобы ты
Обратился ко Мне
И во Мне мог найти утешение вечное…”
(“От Меня это было” (духовное завещание) прп. Серафим Вырицкий)

Несколько дней спустя Олю увезли на “скорой” в туберкулезный диспансер. Слабость становилась все сильнее и тягостнее, кашель усиливался. Таблетки, процедуры, капельницы – все плыло перед глазами. Оля лежала на кровати и смотрела в белый больничный потолок. В стационаре закончился обед, и больные готовились к отдыху. Оля лежала одна, соседка по палате выпросилась у лечащего врача домой до вечера. Думать не хотелось, спать – тоже. Все было в тягость – уныние наполняло душу. Оля перевернулась и неожиданно почувствовала легкое прикосновение – нательный крестик, нечаянно выпавший из-за ворота рубахи, оказался на сгибе руки. Перед ее глазами лежало распятие – Господь висел на Кресте. Несколько минут Оля не могла оторвать взгляда от поразившей, потрясшей ее истинности страданий Бога, поруганного и оплеванного теми, кого Он пришел спасти. Вихрь событий, когда-то прочитанных в Евангелии, молнией пронесся в сознании: потерявшая разум толпа, выкрикивая слова хулы и угрозы, распинала Любовь, скорбящую и страдающую не от Своих мучений, а за тех, кто эти мучения творил. Олино сердце сжалось, от невыносимой горечи потекли слезы. “Что такое моя болезнь по сравнению с тем, что перенес Господь. Если Он так возлюбил человека, что умер за него, значит Он не может желать мне зла и посылать несчастья. Значит и моя болезнь – это не горе, а то, что делает меня хоть чем-то достойной моего Бога – такого Бога, которого нельзя выдумать, которого нигде больше ни в одной религии нет. Ведь так страдать мог только Христос. Он страдал за всех людей, значит и за меня тоже. И мой ропот – это оскорбление, это равнодушие к мукам Страдальца, понесшего и претерпевшего несравнимо больше, чем все люди, жившие и живущие на земле”.

Оля пролежала в диспансере полгода, откуда ее выписали домой умирать. Болезнь прогрессировала, и состояние становилось все хуже и хуже. Редкие счастливые моменты прогулок по двору дома: поддерживаемая любящим и заботливым мужем, Оля могла любоваться солнцем, природой, могла дышать свежим, необыкновенно-чудным воздухом. Но дышать становилось все труднее, силы покидали молодую женщину. Оля угасала на глазах. Те, кто знал ее до болезни, порой не выдерживали и отводили глаза – настолько трагичное зрелище представляла собой эта некогда цветущая девушка. Оля не сердилась, она все понимала. Она знала, что болезнь ее не закончится выздоровлением, но смерть не страшила ее душу – она готова была нести свой крест до конца. Ведь там, в совершенном конце, когда больше не поднимется для вздоха ее истерзанная болезнью грудь, – Божественный Страдалец примет ее измученную душу.

В этот последний год изнуряющей болезни Оля полностью посвятила себя Богу. Она, уже почти не способная от слабости сидеть, лежа читала акафисты, каноны, молитвы святым. Исповедь и Причастие были самым дорогим и светлым событием в ее страдальческой жизни. Батюшка, приезжавший к ней и совершавший Таинство Исповеди, выходил из ее комнаты с заплаканными глазами – настолько глубока и покаянна была исповедь души, готовившейся к Вечности.

…Опускаю ладонь, размываю свое отражение,
И отходят круги, и волнуется свет голубой
И в святые часы одиночества, изнеможения
Принимаю и пью, все, что послано
Свыше Тобой.

Вереница светящихся огоньков-звезд усыпала темнеющий горизонт. В комнате горела лампада и пахло ладаном. Старые настенные часы тихо отмеряли ход земной жизни, уходящей в Вечность. В этот вечер Нина Михайловна, мама Оли, отпросилась с работы пораньше – смутное предчувствие и колющие удары в сердце не давали покоя весь день. Суп на столе стоял нетронутым, таблетки не распечатаны. Нина Михайловна села к Оле и взяла ее за руку. “Мама, я умру?” Слезы навернулись на глаза, горло перехватило спазмами: “Оля, Оленька, не надо!”. “Мамочка, я не хочу умирать, я ведь молодая, я ведь так вас люблю!” – “Оленька, ведь ты верующая, помнишь, что говорил батюшка – там тебя ждет Господь. Там хорошо, там не будет страданий и таких страшных мучений, как сейчас”, — Нина Михайловна глотала слезы, не в силах продолжать разговор. “Мамочка, как прекрасна жизнь, какое это сокровище! Жаль, что это можно понять только когда жизнь заканчивается”. Оля закашлялась, тяжелые хрипы сотрясали грудь. Сердце матери сжалось от боли – твой ребенок умирает, а ты ничем не можешь уже помочь. “Мама, мамочка, как больно, помоги!” – голос срывался, силы оставляли до предела исхудавшее тело Оли. Нина Михайловна побежала на кухню к аптечке. Обезболивающие уколы в ампулах закончились. Уже поздняя ночь, все аптеки закрыты. Одна круглосуточная на другом конце города. “Быстрее, быстрей, дочке больно, Господи, Пресвятая Богородица – помогите!” Накинув пальто, без платка Нина Михайловна выбежала на улицу. С трудом за немалые деньги нашла машину. А в голове: “Только бы успеть, ведь нет таких сил, чтобы эти боли терпеть”.

Нина Михайловна держала Олю за руку. Лекарство начало действовать и ужасные боли на время оставили несчастную страдалицу. “Мамочка, я не выдержу. Это так больно!” – “Оленька, потерпи. Вспомни, как Господь терпел. Ему руки, ноги гвоздями пробили. Кнутом били до казни. А Он терпел. Ты в кроватке лежишь, я рядом с тобой. А Он висел на Кресте один, а все смеялись и плевали в Него. И Он ни разу не вскрикнул от боли. У тебя водичка рядом, вот и обезболивающее уже поставили. А Он вместо воды уксус получил. На раскаленном солнце висел весь день. Молись, Оленька, молись Ему и терпи”. – “Да как же это терпеть, мамочка!” – И холодные исхудавшие пальцы сжали материнскую руку. “Мамочка, ты только не уходи. Я больше не буду кричать, я сожму зубы и буду терпеть. Ты только не бросай меня. Мне страшно умирать одной”. – “Я с тобой, доченька, не плачь!”

Все моя молитва превозможет
Если к Богу припаду, любя
Только не остави меня, Боже,
Так, как оставляю я Тебя.
Ради нас одет был в багряницу,
Ради нас распят, как человек
Мытаря, разбойника, блудницу –
Никого, Ты, Боже, не отверг.
Всех простил, на древе умирая,
Праведник за грешных умирал.
Господи, с Тобой не надо рая,
Тесный ад с Тобою мне, как рай.
Дай испить мне за Тебя мученья,
Только укрепи и призови.
…Тает сердце стуком всесожженья
В пламени Божественной любви.

Сумеречный свет раннего утра коснулся замерзшего оконного стекла. Нина Михайловна сидела около Оли, гладя ее худенькую руку. Сколько прошло времени, как перестало биться сердце дочери, она не помнила. Глубокая тишина наполнила дом. Нина Михайловна посмотрела на Олю – спокойный, просветленный лик дочери, словно уснувшей, источал мир и покой. Исхудавшее лицо не оставило и тени мук и страданий смерти. Словно там, ее измученная душа коснулась неизреченного блаженства. Нина Михайловна на знала, что это были последние Олины слова. Тогда, в те страшные часы, одна мысль была в голове – облегчить страдания дочери. Когда новый день начался тихим рассветом, она поняла – он начался без Оли.

“Мамочка, я всегда хотела совершить какой-нибудь подвиг для Господа. Что-нибудь сделать для Него. Как поздно я покрестилась. Я понимала, что все, что бы я ни сделала – никогда не сравнится с тем, что сделал ради нас Господь. Я молилась, чтобы Он вразумил меня на что-то героическое. Но вот я умираю, ничего так и не совершив. Мне сейчас очень больно, но я еще немного потерплю, может этими своими страданиями я смогу быть чуточку ближе к Нему”.

Маленький земляной холмик с небольшим восьмиконечным крестом. На нем годы жизни и фотография из школьного альбома. Лицо милой простой девушки с добрыми карими глазами, в которых светится бесконечной любовью чистая, светлая, открытая душа.

Елена Меньшикова

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475