Протоиерей Василий Семенов. Жизнь между эпохами

Более семидесяти лет Россия жила без Бога. Многие из тех, кто еще застал красоту храмов до того, как их обезглавила новая власть, не дожили до их возрождения.

Теперешнее поколение стало свидетелем того, как поднимаются ввысь золоченые купола с крестами, но мало кто видел храмы в их изначальном виде, до разрушения.

Протоиерей Василий Семенов называет себя историческим человеком: он пережил и ту, и другую эпоху.

«Моя жизнь прошла между куполами»

Церковь я полюбил с раннего детства, но время было богоборческое, — приходилось ходить туда закоулками. Даже дома играл в церковь: совершал проскомидию, вместо вина наливал чай, “служил” перед портретом царя Николая II, личность которого меня всегда привлекала. Мама, когда была беременна мною, ощутила, по ее рассказам, особую набожность, ходила к часовне и часто, много молилась. Из двенадцати детей нас выжило шестеро, сейчас осталось двое. С одной из сестер жили в духовном согласии, другая считала, что в церкви сплошной гнет, гораздо веселее для молодежи сходить в кино. Брат в церковь не ходил, был человеком пролетарского покроя, слыл силачом, но, несмотря на отменное здоровье, не дожил до пятидесяти лет. А я, гораздо более слабый физически, — живу…

Шел тридцать седьмой год. Духовенство в своем большинстве было выслано, церкви закрывали повсюду. Это время проверяло верующих на силу духа. Я всегда исповедовал веру открыто, за что с малых лет терпел всяческие унижения: одноклассники смеялись над крестиком, называли “Вася-поп”, хотя сами все были крещены. Позднее в институте я один был некомсомольцем. Примером стойкости для меня была мать: чуткая, милостивая, но твердая, как солдат на посту.

Нашу церковь в г. Камышлове отстоять не удалось – ее закрыли. Помню, лежит на земле храмовая икона, все обступили ее, толкутся, как голуби, которым бросили зерна. Только благодаря учительнице эта икона была возвращена на место. Школьники тут же ощерились на меня: “Ты выдал? Троцкист несчастный!”

На общем собрании, когда решалась судьба церкви, эта учительница не побоялась выступить в ее защиту. Я до сих пор думаю, не матушка ли она была? Жил с ней очень обаятельный человек священнического вида, благочестивый… Тогда же смело выступила и моя мама, и еще какой-то молодой человек – сирота, который, вроде, и в храм-то не ходил. Другие были запуганы: или молчали или говорили, что молиться можно и дома. Была еще женщина, которая открыто обличала недостатки советской власти. Потом ее видели в лагерях…

В ту пору наш Камышловский собор сверкал на солнце, весь был золотой. Расположенный на горе, гордо встречал приезжих. Вокруг была чудесная ограда. Маленький я бродил по этому храму, помню старинные часы с маятником почти до полу, с необыкновенным боем – как благовест… Там была комната, где пили чай с пирогами, топился очаг, чисто-чисто побеленный…

В Камышловском храме я служил первый престольный праздник, а последний служили будущие новомученики…

…Мое воображение часто занимали храмы. Я представлял себе, какими они будут на месте развалин, какие кресты на них возведут. Я жил тогда этим. Вернувшись через шестьдесят лет из Риги в Камышлово, увидел грязный очаг, вместо стола с белой скатеркой – какие-то доски. Где мое милое детство? Все разбито… В восстановленном виде он уже не тот: синяя краска, другая ограда, кресты – не ажурные четырехконечные, как были, а измененные, гору же и вовсе сровняли. В этом храме мне подарили серебряное кадило: в опасные годы оно было замуровано в стену и пролежало там шестьдесят лет. Теперь оно хранится у меня как реликвия, приношу его лишь на пасхальную службу. Помню и Троицкий собор: там были красивые рамы с переплетами на маленьких куполках, теперь таких не делают. Один раз приезжаю – собор без крыши, в другой – застал там какой-то кинотеатр. И вот теперь вижу, как его отстроили заново.

Я человек исторический – моя жизнь прошла между прежними и новыми куполами.

О новомучениках российских

В городе Камышлово по распоряжению печально известной “Тройки” были расстреляны 29 церковников. Они были осуждены за борьбу с советской властью. На самом же деле “вина” их в том, что они поднимали и организовывали народ на защиту храмов. Эти люди стояли до самого конца, вели специальный учет верующих, так как чем больше верующих, тем легче бороться. Все они жили бедно, в церковных сторожках, вели подвижнический образ жизни. (А те, которые имели блага, нередко проявляли малодушие…) Особо хочу сказать о священнике Александре Писцове, который служил в приходе Обухово, пригороде Камышлово. Подростком я прислуживал ему в алтаре обуховского храма во имя Праведного Симеона Верхотурского. Тогда мне очень хотелось знать больше о Боге. Отец Александр дал мне “Закон Божий” в старинном издании – с тонкой бумагой и удивительными рисунками – от них веяло благодатью. Чтение произвело на меня чарующее впечатление. Отец Александр был девственником, подвижником, служил в армии Колчака, был в плену в Германии.

Такие люди не умели гнуться. Отец Владимир из Пышмы в тяжелое время произнес проповедь по поводу голода в Поволжье: он призывал поделиться всем, чем можем, произвести сбор продуктов, денег. …Через двадцать лет после их гибели областной суд оправдал всех их. Многие подписи оказались подделанными или выжатыми под угрозами. Я сам веду расследование этой истории. Если они невиновны – необходимо канонизировать их. Предстоит еще разбираться в этом деле. Расстрел был произведен 13 августа 1937 года – все двадцать девять священнослужителей погибли одновременно. Этот день в Камышлове и Пышме должен стать днем праздника новомучеников.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475