Молитва

Сущность молитвы и время для нее

Молитва есть такое действие человека, в котором он особенно ищет, алчет и жаждет божественной благодати, часто уверяется в ее содействии, а в истинной религии и действительно получает благодатную помощь.

Без молитвы не существует и не может существовать ни одна религия. Молитва — потребность души человеческой, непобедимая ни кажущейся, ни действительной бесплодностью молений к высшему Существу, ни очевидным господством законов природы, ни верой в судьбу или рок. Обычные житейские приветствия и пожелания служат невольным признанием, что есть Сила, во власти которой — исполнение добрых желаний. Даже проклятия, изрекаемые нечестивцами, по существу своему — недолжные, извращенные молитвы к высшей Власти, которой усвояется человеческая злоба. Сознательные атеисты — и те перед смертью или во внезапной беде взывают к небесным силам.

Молитва — это средоточие нравственной жизни человека, это барометр души, показывающий высоту благоговения к Богу, правды — к людям, целомудрия — в самой душе молящегося.

Со словом “молитва” часто соединяется понятие о внешних движениях, положении тела, формулах, прошениях, вычитываемых или выпеваемых. Но это все не составляет существа молитвы как действия нравственного. Молитва есть дело человеческой свободы, встреча человека с Богом, общение с Ним, беседа, в высшем своем проявлении не нуждающаяся в словах и понятиях. “Для преуспевающих в духовной жизни есть правило, что, коль скоро в молитве сердце согреется и не захочет слов, прекращать чтение и молиться сердцем”. Но потребность в такой бессловесной молитве может встретиться и на начальных ступенях духовной жизни, когда человек не находит слов излить свою скорбь пред Создателем и лишь вздыхает, удручаемый страданиями своей души. И это — молитвы. Страдавший Сам может понять состояние страдальцев и без слов. Рубище само вопиет об одежде и изможденный вид — о пище. Даже люди подают у дверей храма немому нищему, хотя он и не выражает прошения в словах.

Нужно ли время для молитвы? Молитва так же мало заключается во времени, как мимолетное чувство или мысль. По крайней мере, никто не может определить наименьшую продолжительность молитвы. Молитва может довольствоваться временем, протекающим между вопросом и немедленным ответом. Такова, например, была молитва Неемии. Он был еврей, слуга Артаксеркса. Когда он подавал царю вино, царь сказал ему: отчего лицо у тебя печально: ты не болен, этого нет, а верно, печаль на сердце? Неемия сильно испугался и сказал царю: как не быть печальным лицу моему, когда город, дом гробов отцов моих, в запустении, и ворота его сожжены огнем! И сказал Неемии царь: чего же ты желаешь? Неемия помолился Богу небесному. И сказал царю (Неемии 2, 2–5). Просьба Неемии была о дозволении обстроить город. Это была заветная мечта не только Неемии, но и всякого честного еврея. Но прежде, чем высказать эту мечту царю, он помолился об успехе просьбы. Молитва была настолько кратка, что царь не заметил паузы, но эта краткость молитвы не умаляет ее значения — совершенно напротив. Краткость только усилила молитву Неемии; это был порыв души к Богу.

Нет времени, слишком краткого для молитвы, но и нет слишком длинного. Сказано: непрестанно молитесь (1 Сол. 5, 17). И для понимания этого совета полезен нам пример Неемии. Неемия молился не в молитвенном положении, не с лицом, обращенным к Иерусалиму, но, подавая вино царю. И непрестанная молитва заключается не во внешнем молитвенном положении человека, но в молитвенном настроении. Всякое место и всякое положение пригодно для молитвы. И нет такого времени в бодрственном состоянии, в которое христианин не нуждался бы в молитвенном настроении. Требуются не внешние условия молитвы, “не место, а прежде всего настроение. Иеремия был в грязной яме, и привлек к себе Бога; Даниил был во рву львином, и благорасположил к себе Бога; три отрока были в пещи и, воспевая, умилостивили Бога; разбойник был пригвожден ко кресту, и крест не воспрепятствовал ему, но отверз рай;

Иов сидел на гноище и пользовался милостью Божией; Иона был во чреве кита, и Бог внимал ему. Будешь ли ты в бане, молись; будешь ли в дороге или на постели, и где бы ты ни был, молись. Ты — храм Божий: не ищи же места; нужно только душевное расположение. Хотя бы ты стоял пред судиею, молись; когда гневается судия, молись. Некогда впереди было море, позади египтяне, а посредине Моисей; великое было затруднение, но велика была и широта молитвы. Сзади гнались египтяне, впереди было море, а посредине нужно было молиться. Моисей ничего не произносил, а Бог говорит ему: что ты вопиеши ко Мне? (Исх. 14, 15). Уста его не говорили, но ум взывал. Так и ты, возлюбленный, когда стоишь пред судиею гневным, беспощадным, угрожающим величайшими наказаниями, или пред другими палачами, делающими то же самое, то молись Богу; и в то время, когда ты будешь молиться, волны утихнут. Судия против тебя? Ты прибегай к Богу. Начальник нападает на тебя? Ты призывай Господа. Разве Он — человек, чтобы тебе искать Его в каком-нибудь месте? Бог всегда близ есть”. И труд не отдаляет нас от Бога. Время труда удобно может быть временем молитвы. Таково мнение учителей молитвы — аскетов и пустынников. Некогда эвхиты пришли к авве Лукию в Энат, и старец спросил их: “Какое ваше рукоделие?” Евхиты отвечали: “Мы не занимаемся рукоделием, но, как повелевает апостол, непрестанно молимся”. “Вы не едите?” — “Едим”. — “Кто же молится за вас, когда вы едите? Вы и не спите?” — “Спим”. — “Кто же молится за вас, когда вы спите?” Евхиты не нашлись что ответить. Тогда, размочив прутья, старец сел за работу и, плетя веревку, читал 50-й псалом. “Молитва это?” — спросил старец. “Да”, — отвечали гости. Старец продолжал: “Проводя целый день в работе, я зарабатываю шестнадцать монет. Две подаю нищим, а на остальные ем. И молится за меня принимающий две монеты, когда я ем или когда я сплю, и, по благости Божией, у меня совершается непрестанная молитва”.

Итак, молитва всегда уместна и всегда удобна. Она невозможна только тогда, когда человек сознательно нарушает законы правды и целомудрия. Что дыхание для жизни телесной, то и молитва для жизни душевной.

Обязанность христианина непрестанно быть в молитвенном настроении нимало не говорит против установленной молитвы в определенные сроки. Напротив, такая внимательная и сосредоточенная молитва необходима для поддержания в душе молитвенного настроения. Отказываться от срочной молитвы под предлогом неимения к ней в данное время расположения — неосновательно. Ждать расположения — значит предоставлять великое дело случаю. Уготовляй себя к молитве и имей твердый порядок и время молитвы. Иначе утратится твоя способность к молитве, как ржавеет и портится ключ без употребления.

Молитвенное смирение, дерзновение и внимание

Как и всякое дело, молитва имеет различные степени совершенства. Весьма много совершенство молитвы зависит от сопровождающего ее чувства смирения, как это выяснено в притче Господа о мытаре и фарисее. Молящийся или просит, или благодарит и хвалит. Эти действия суть проявление смирения даже и тогда, когда просьба, благодарение и похвала относятся к равному нам человеку. Когда же эти действия не соединяются со смирением, они утрачивают характер искренности и становятся лицемерием. Молитва есть искание богообщения, просьба нищего к богатому, слабого к сильному, грешного к всесвятому. Опростай ведро, тогда иди за водою! С душою, полною тщеславия и самодовольства, с ошибочным убеждением в своей праведности не может быть истинной молитвы. Между тем мы часто “молитвою своею еще как бы одолжение делаем Богу. Надобно добиться, чтобы она сознавалась ничтожной, потом грешной; потом на молитве самим быть грешными и стоять на ней, как на суде”. “Если ты имеешь много заслуг и не знаешь за собой ничего худого, то всякая молитва твоя недействительна; если же ты носишь в совести великое бремя грехов и при этом признаешь себя последним из всех, то ты будешь иметь великое дерзновение пред Богом”.

Это смирение не только не рождает чувства безнадежности и уныния, но делает молящегося настойчивым. Гордый при первом отказе или при замедлении на просьбу отвертывается и уходит, а смиренный просит неотступно, как сирофиникиянка (Мф. 15, 21–28), или как та вдова притчи Господней, которая умолила даже неправедного судию (Лк. 18, 2–6), или как Иаков, сказавший боровшемуся с ним Незнакомцу: “не отпущу Тебя, пока не благословишь меня” (Быт. 32, 26). Молчание Господа на наши моления — не отказ, но укрепление веры чрез испытание.

Бог отзовется, но не тогда, когда мы хотим. Если первый удар кремня не дает огня, ударяй еще и еще. “Не переставай просить, брат, пока не получишь; конец молитвы — получение просимого. Тогда перестань, когда получишь, или лучше и тогда не переставай, но и тогда пребывай в молитве”.

Кроме смирения и настойчивости, истинная молитва требует напряженного внимания к молитвенным действиям и словам молитвы. Невоспитанный ум наш привык подчиняться случайному сцеплению мыслей, называемому в науке ассоциацией представлений. От мыслей молитвенных ум легко переходит к мыслям и воспоминаниям совсем не молитвенным. Особенно сильную причину рассеянности представляют страсти и предприятия человеческие, например вражда, половая любовь, скупость, тщеславие, перемена образа жизни, строительство — словом, все, к чему человек относится с увлечением. В такой рассеянности во время молитвы обличил Иоанна Грозного юродивый ради Христа Василий, когда царь, стоя у обедни, мысленно ходил по Воробьевым Горам, где у него строились дворцы. “Многие приходят в церковь, произносят тысячи стихов молитвы и выходят, не зная, что говорили они; уста их движутся, а слух не слышит. Ты сам не слышишь своей молитвы: как же хочешь, чтобы Бог услышал твою молитву? Ты говоришь: я преклонял колено; но ум твой блуждал вне; тело твое было внутри церкви, а мысль твоя — вне, уста произносили молитву, а ум исчислял доходы, договоры, условия, поля, владения, собрания друзей. Диавол зол; он знает, что во время молитвы мы делаем великие успехи; потому тогда он и нападает на нас. Часто, лежа спокойно на постели, мы ни о чем не мыслим; а когда приходим молиться, то являются тысячи помыслов, чтобы мы вышли без пользы”. “Молитва без внимания подобна кадилу без огня и ладана, лампаде без масла; телу без души, она — мерзость, а не угождение Христу, Владыке нашему. Не словами уст мы умилостивляем Его — умом, к Нему стремящимся. Не звуки нашей гортани доходят до слуха Господа Саваофа, но воздыхания сокрушенного сердца”.

Кроме невоспитанности ума и увлечений сердца, причиной рассеянности в молитве нередко служит привычка поверхностно и непродуманно относиться к молитвам, заученным нами в детстве. Детский ум не склонен и не способен к отвлеченным размышлениям о своем душевном состоянии, к проверке своей жизни. Поэтому усвоенные в детстве молитвы для многих утрачивают свое жизненное значение, становятся мертвыми формулами. Силой разума и воли оживи эти формулы! “Вникай во всякое слово и мысль слова до сердца доводи. Понимай и чувствуй. Читаешь, например, очисти ны от всякия скверны, — восчувствуй скверноту свою, возжелай чистоты и взыщи ее от Господа, с упованием на Него. Читаешь: остави долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, — и в душе своей прости всем, и сердцем, все и всем простившим, проси себе у Господа прощения. Читаешь: да будет воля Твоя — и в сердце своем совершенно предай участь твою Господу и изъяви беспрекословную готовность благодушно встретить все, что Богу будет угодно”.

Действенность молитвы

При добром внимании к себе можно не рассеиваться при чтении православных молитв. Все в них жизненно, как бы о нас и для нас составлено. В них “нет многоглаголания. Там все одно пишется: Господи, помилуй, только в разных оборотах немощи ради нашей”. Все просительные молитвы можно обобщить в одно прошение: да будет воля Божия, как в небесном, так и в земном. Но небесное должно предшествовать земному, как это указано Господом: ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся (т. е. что нам есть, или что пить, или во что одеться) приложатся вам (Мф. 6, 33). Душа не больше ли пищи? Все может быть предметом молитвы: для христианина нет ничего мелкого или ничтожного, но все должно быть подчинено главному, все должно быть принесено на службу Христу: сами себя и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим!

“Не будем учить Его, каким образом помочь нам. Если и людям, защищающим нас и говорящим за нас пред мирскими судиями, мы рассказываем только дела наши, а образ защиты предоставляем им, чтобы они по своему усмотротрению распорядились нашими делами, тем более так поступать должно в отношении к Богу. Сказал Ему твое дело, сказал, что ты потерпел, — но отнюдь не говори при этом, как помочь тебе; Он сам хорошо знает, что полезно тебе. А есть много таких, которые на молитве высказывают тысячу особых прошений, и говорят: Господи, дай мне здоровье телесное, удвой мое имущество, отмсти моему врагу. Это весьма неразумно. Он Сам знает, как помочь тебе. Никогда не жалуйся Ему на того, кто опечалил тебя. Таков нрав у Судии: Он внемлет и подает просимое особенно тем, которые молятся за врагов, не помнят зла”.

Действенность молитвы для человека непредубежденного — истина непререкаемая. “Сила молитвы погашала силу огня, обуздывала ярость львов, останавливала войны, прекращала сражения, утишала бури, прогоняла демонов, отверзала врата неба, расторгала узы смерти, отгоняла болезни, отражала злобу, укрепляла колеблющиеся города; и свыше посылаемые удары, и человеческие козни, и все вообще бедствия отклоняла молитва”. С другой стороны, все, что “мы делаем без молитвы и не возложа упования на Бога, то оказывается впоследствии вредным и погрешительным”.

Эта действенная сила молитв проявляется по большей части без нарушения законов природы и обычного порядка вещей. По выражению Псалмопевца, Господь ветры делает своими вестниками и огонь своим служителем.

Конечно, Господь желает и может делать добро и без молитв. Но без внутреннего изменения самого человека это добро было бы внешним, физическим, а потому и неполным. Молитва же, изменяя нравственный миропорядок, тем самым исправляет и физическое зло, так как между нравственным и физическим миропорядком существует твердая, хотя еще мало обследованная связь. Таким образом, молитва и является величайшей силой в мире.

Но нам нет пользы останавливаться на физических следствиях молитвы. Полезнее помнить, что молитва не средство к чему-либо постороннему, а сама по себе есть цель и сокровище. Она перерождает душу, уготовляет ее к приятию благодати, приводит ее в общение с Богом, водворяет в ней мир. Не ценнее ли это всяческих исцелений и физических последствий молитвы? Услышание молитвы часто состоит не в исполнении первого желания молящегося, но в изменении самого желания. Такой отчасти характер имела молитва Господня в Гефсиманском саду: чаша не миновала Господа, но молитва дала Ему силы испить ее. Рассказывали про одного распутного солдата, что сильнейшим его желанием было получить отпуск. Его научили молиться о получении отпуска. Но незаметно для него молитва преобразовала его душу, и он из распутного сделался проповедником благочестия среди товарищей. Начальство, устрашившись, что эта проповедь вредно повлияет на воинственный дух полка, дало отпуск солдату-проповеднику. Молился человек о малом, а получил вместе с малым высшее благо. Действие молитвы на молящихся Человек подобен маятнику, качающемуся и направо, и налево. Но только качание этого маятника неравномерное. Человек или наклонен более к миру и менее к Богу, или наоборот. Вот молитва и представляет одно из действительных средств наклонения человека к Богу и отклонения от мира. Это действие молитвы на человека хорошо выражено в словах Псалмопевца: кто мне на небе? И с Тобою ничего не хочу на земле. Бог — твердыня сердца моего и часть моя вовек…

Образец такой действенной молитвы представляет нам молитва, данная человечеству Господом Иисусом. В ней каждое прошение, проникновенно произнесенное, тут же получает исполнение. “Да святится имя Твое”, — молит христианин, и имя Отца Небесного уже святится благоговейным призыванием этого имени. “Да приидет Царствие Твое”, — в душу молящегося уже приходит это Царствие как залог будущего полного общения с Богом и святыми. Таковы же и другие прошения этой дивной молитвы: в них мы, отрекаясь от своей воли, утверждаем волю Божию в материальном и духовном (яко на небеси и на земли…), ограничиваем свои потребности пределами необходимого, слагаем с себя заботы о будущем обеспечении своем; прощая других, сами получаем прощение и мир совести; признавая власть тьмы и лукавства в жизни человеческой, мы обособляемся от нее и в большей или меньшей степени побеждаем ее.

Молитва не только умилостивляет Бога, но и душу молящегося делает нежной и восприимчивой к божественной благодати. “Как вода леденеет от холода, так и душа наша от греха и беспечности отвердевает и делается камнем. Потому-то и нужно много тепла, чтобы размягчить затверделость ее; а это преимущественно делает молитва. Итак, когда ты приступаешь к молитве, то заботься не о том только, чтобы получить просимое, но чтобы во время самой молитвы сделать душу твою более мягкой и лучшею”.

Это облагораживающее действие молитвы сказывается и на внешнем поведении человека. “Вышедши из (церковного) собрания, ты и одеждой, и взглядом, и голосом, и всем вообще наружным видом покажешь отсутствовавшим, какой прибыток выносишь ты с собою отсюда. Мы должны выходить отсюда так, как из святилища, как бы мы сходили с неба, делаясь скромнее, любомудрее, мерою располагая поступки и дела свои. Жена, когда увидит мужа своего, возвратившегося с собрания, отец сына, сын отца, раб господина, друг друга, враг врага — каждый пусть почувствует, какую пользу мы получаем здесь. А почувствует тогда, когда увидит, что вы стали кротче, любомудрее, благочестивее”. “Кто, вспомнив о своих грехах, беседует с Господом о прощении их и молит Его быть кротким и милостивым, тот по самому упражнению в такой беседе отлагает всякое житейское попечение, окрыляется и становится выше страстей человеческих. Врага ли увидит он после молитвы? Уже не будет смотреть на него как на врага; красивую ли женщину? Не соблазнится при виде ее, потому что пламень, возжженный молитвою, еще остается внутри его и отгоняет всякую негодную мысль”.

Взаимовлияние молитвы и нравственной добропорядочности

Как, с одной стороны, молитва оказывает воздействие на нравственность человека, так, с другой, и нравственность отзывается на качестве молитвы. Молитва есть барометр высоты душевной. О многих христианах можно сказать: какова молитва, такова и жизнь. “Благое направление совести приобретается молитвою, и чистая молитва — правильно настроенной совестью. Одно служит последствием другому естественно”. Поэтому христианские подвижники при встречах друг с другом взаимно спрашивали: как идет молитва?

Молитва грешника тогда только действенна и приятна Богу, когда она полна сокрушения о грехах. А иначе и молитва будет в грех. Уклоняй ухо свое не послушати закона и сам молитву свою омерзил (Притч. XXVIII, 9). Просите, обличает апостол похотливых, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений (Иак. 4, 3). “Если мы молимся в гневе и раздражительности, то мерзки мы и ненавистны пред Богом”. Так как неблагочестивый человек не может и молиться истинною молитвою, то легко решить вопрос: “кто достойнее Богу поклоняется: те ли, которые просто стоят на молитве, или те, которые исполняют Его волю? Явно, что последние”.

Домашняя и общественная молитва

Молитва уединенная не может не пробудить желания общественной молитвы. Истинное сыновство Богу вызывает чувство братства к людям. У людей так много общих нужд — и духовных, и материальных, что одна домашняя молитва не может удовлетворить христианина. Да это было бы противно и духу молитвы, и любви христианской, если бы мы даже при домашней молитве исключили из своего ума и сердца нужды ближних. Вместе мы стоим и падаем. Если же, собравшись в одно место, мы “взаимно будем обращать молитвенно дух свой на других, то к каждому придет столько согревающих лучей, сколько есть лиц”. К общей молитве склонял и Спаситель, говоря ученикам: если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного. Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф. 18, 19–20). При условии единодушия сила молитвы растет почти так же, как и физическая. “Молиться, конечно, можно и дома, но молиться так, как в церкви, где такое множество отцев, где единодушно воссылается песнь к Богу, дома невозможно. Ты не будешь так скоро услышан, молясь Владыке у себя, как молясь со своими братьями. Здесь есть нечто большее, как то: единодушие и согласие, союз любви и молитвы священников. Для того и предстоят священники, чтобы молитвы народа, как слабейшие, соединяясь с их молитвами сильнейшими, вместе с ними восходили на небо. Если молитва одного имеет силу, то гораздо более — молитва с народом; у последней больше силы и гораздо более дерзновения, нежели у молитвы, совершаемой дома и наедине. Откуда это видно? Послушай, что говорит сам Павел: Который и избавил нас от столь близкой смерти и избавляет, и на Которого надеемся, что и еще избавит, при содействии вашей молитвы за нас, дабы за дарованное нам, по ходатайству многих, многие возблагодарили за нас (2 Кор. 1, 10— 11). Так и Петр избежал темницы: между тем Церковь прилежно молилась о нем Богу (Деян. 12, 5). Если же Петру помогла молитва Церкви и извела из темницы этот столп Церкви, то как ты, скажи мне, пренебрегаешь ее силою и какое можешь иметь оправдание?”.

И домашняя молитва весьма полезна не только сама по себе, но и для общественного богослужения: последнее плохо достигает цели назидания и утверждения личности, если не находит в ней почвы, подготовленной домашней молитвой и чтением Слова Божия.

Протоиерей Стефан Остроумов

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475