Митрофорный протоиерей Владимир Зязев: «Самая страшная вещь — это равнодушие…»

Екатеринбург, 20 февраля. 21 февраля 55-летие со дня рождения отмечает первый помощник Правящего Архиерея Екатеринбургской епархии, настоятель храма во имя Рождества Христова на Уралмаше митрофорный протоиерей Владимир Зязев.

Отец Владимир — один из самых известных в самых широких кругах нашей области православных священнослужителей.

Архиепископ Викентий поздравил своего первого помощника накануне, так как в эти дни находится в Москве. Владыка в присутствии членов Епархиального Совета Екатеринбургской епархии преподнес отцу Владимиру новую митру, а также зачитал поздравительный адрес, в котором, в частности, говорится:

Ваше Высокоблагословение!

От всей полноты клира и мирян Екатеринбургской епархии примите поздравление с Вашим юбилеем.

Долгие годы Вы с достоинством и честью несете служение Матери-Церкви. Вы приняли на себя Крест священнического служения в годы, когда гонения за Веру Христову приняли не явные, но более жесткие и изощренные формы. И, сами выстояв в этих испытаниях, обрели многих чад своих духовных, которых вывели на спасительный путь.

Вашими трудами открывались новые приходы. В восстановлении и строительстве храмов Божиих Вы были в числе первых. Знаменательно, что среди воспитанников Ваших немало священнослужителей, которые развивают и приумножают начатое Вами. Но и в сей день, Вы служите всем нам примером ревностного служения во славу Божию. Это особенно важно ныне, когда от священнослужителей требуется подлинно жертвенное служение и твердое противостояние искушениям мира сего. Будьте и впредь добрым наставником в Вере Христовой всем притекающим к Вам.

Да дарует Вам Господь здравие, силы, мудрость, твердость в испытаниях и благое поспешение в трудах Ваших во имя Матери-Церкви на многая лета! Да будет милость Господня неотлучно пребывать с семейством Вашим.

В сей радостный день преподаю Вам мое АРХИПАСТЫРСКОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ.

ВИКЕНТИЙ, АРХИЕПИСКОП ЕКАТЕРИНБУРГСКИЙИ ВЕРХОТУРСКИЙ

МИТРОФОРНЫЙ ПРОТОИЕРЕЙ ВЛАДИМИР ЗЯЗЕВ:
«САМАЯ СТРАШНАЯ ВЕЩЬ — ЭТО РАВНОДУШИЕ…»

— Отец Владимир, позвольте поздравить Вас с юбилеем, с 55-летием. Как прошло празднование?

— Празднование прошло хорошо. Я, откровенно говоря, не ожидал такой массы поздравлений. Не ожидал, что приедут столь уважаемые люди: и представители власти, и предприниматели, и многие-многие другие люди. Все было очень тепло. Не было в моей жизни еще юбилея такого уровня.

— Из этих 55-ти лет сколько Вы в Церкви?

— В Церкви я 24 года в священном сане. Перед этим около трех лет был церковнослужителем: сторожил, читал, пел на клиросе. До этого еще около трех лет был прихожанином Ивановского храма. Так что, в общей сложности, около 30 лет набегает.

— Отец Владимир, как за это время изменилась Церковь, отношение к ней?

— Церковь за это время изменилась и качественно, и количественно. Вот маленький такой пример. Я не столь давно зашел на епархиальные склады и увидел такое множество книг, утвари церковной, облачений церковных! Такое разнообразие!

И невольно вспоминаешь, что еще 20 лет назад и даже 15 лет назад издавались специальные распоряжения от уполномоченного по делам религий, чтобы на приходах больше одной свечи прихожанам на руки не давали. В Епархии мы свечи брали строго лимитировано, и если удавалось получить хоть на одну пачку больше, то это было великое счастье.

Книг не было никаких. Если приходила Библия в Епархию, то эту Библию распределял сам Владыка. Допустим, две Библии на такой-то приход, на этот приход, он маленький, ему одну Библию, а на этот — можно вообще не давать. Такую книгу, как молитвослов, представьте себе, я, будучи уже церковнослужителем, мечтал заиметь. Хорошие печатные молитвословы были только у батюшек.

Крестик нательный, я помню, венчик погребальный, у нас был один в приходе. При Крещении крестик с одного на другого крещающегося переодевали и все. Также и молитву-венчик — только на время отпевания. Помню, когда мы с великим боем в Камышлове открыли приход, молитвенный дом, купив и оборудовав для богослужения жилой, то уполномоченный с издевкой и гордостью говорил: «Ха-ха-ха, церковь открыли, да у меня сарай и то лучше!»

Вот такое было отношение издевательское к Церкви. Сейчас мы видим Церковь совсем другой. Все очень изменилось. Если у нас в области было 17–18 приходов, то сейчас их количество приближается к тремстам. Также и священнослужители.

Бывает, конечно, некоторое уныние и теперь. Мне приходится часто разбирать разные дисциплинарные вопросы. И вопросы не о наградах. Они у нас как-то не очень приняты: служит батюшка добросовестно — а как он еще может служить? Ведет занятия в воскресной школе — это его обязанность. Сделал приют — это его долг. Открыл столовую — это его следование заповеди о милосердии. Любая добрая деятельность священника — это просто его повседневная деятельность, он дает клятву при рукоположении делать добро. Но приходится разбирать обратные случаи, когда священники нарушают данную им Богу у Престола Божия ставленническую присягу. И начинаешь при этом немного падать духом. Но потом едешь по Епархии — один приход, другой, и видишь, что дело-то идет, движется.

Приехал вот я в Азанку, это под Тавдой. Молодой батюшка, молодая матушка… Бывшие заключенные в поселке начали строить храм, это специфический такой поселок, поселение в основном. Возьмите Байкалово. Тоже молодой, но очень добросовестный священник. Слобода Туринская… Везде молодые священники, очень скромно живут, тянут и приход, и семью. Или возьмите нашего отца Владимира Зайцева: замечательный священник, который творит «не ради хлеба куса, а ради Иисуса». Эта пословица не моя.

А сколько можно примеров привести, когда батюшка, выбирая между собственным благосостоянием и строительством храма, выбирает храм! Взять опять же семидесятые годы: батюшки встретятся — ну что, как достаток? Да вот так-то… Ну вот у меня тоже вот неплохой доход. К слову сказать, пребывая тогда в очень жестких идеологических рамках, Церковь тогда материально не бедствовала. А вот сейчас молодые батюшки что обсуждают: вот я облачение новое для храма приобрел, вот Крест напрестольный, вот колокола отлили… Это ведь тоже показатель больших изменений. И каждый старается, как может, благоустроить храм. Да, может быть, у нас более чем из трехсот священников есть десятка два, которые мало радеют о деле, забывают свой долг. Но в основном наши батюшки действительно очень жертвенно трудятся, служат.

— За два десятилетия служения в священном сане Вы имели возможность общаться со многими Архипастырями, возглавлявшими эту Кафедру в разные годы. Какие они были? Что Вам давало общение с архиереями?

— Очень много. И каждый архиерей что-то свое. От каждого архипастыря остался в душе какой-то след. Потому что архиерей это не просто начальник и даже не просто учитель, он духовный наставник, он отец, с которым есть невидимая духовная связь. И это не может не отразиться. Это даже на крестниках и крестных заметно, даже внешне. А тем более, Владыки.

У Владыки Климента я учился терпению, учился смирению. Жить в те годы, годы страшных гонений, гнета. Когда действительно просматривалось, прослушивалось каждое его действие, слово. Когда архиерей знал только храм и дом. И все, больше ничего не давали. И в это время Владыка Климент нес слово Божие людям. Мне доводилось с ним беседовать, гулять. Он приезжал в Слободу Коуровскую, мы гуляли по лесу, он много рассказывал, подчас высказывал очень смелые суждения. Иногда мы даже боялись за него. Но Владыка уже чувствовал свою болезнь, скорую кончину и говорил то, что думал.

Затем был Владыка Илиан. Он бывал у меня дома, приезжал в Талицу. Он пробыл очень недолго. Молодой, горячий. Он как-то не понимал что-ли политику… Приехал и сказал: я хозяин в Епархии… В то время так заявлять было нельзя. За это он поплатился.

Потом был Владыка Платон. Тот удивлял своей глубочайшей интеллигентностью, ясностью суждений и ума. Он умел ставить перед собой цель и умел добиваться ее. Он в то время был еще и заместителем председателя Отдела внешних церковных связей. Это очень высокая должность. К нему приезжало много делегаций с тем, чтобы он помог добиться возвращения церквей. И он всех ласково встречал, беседовал, помогал. А это было самое начало восьмидесятых. Именно у нас тогда начался процесс открытия новых храмов. Власти и КГБ считали его неуправляемым… В общем-то из-за этого его здесь не стало.

Владыка Мелхиседек…. Его смирение, молитвенность, трудолюбие, доброта служили примером для всех нас. Один батюшка как-то на собрании даже сказал: «Владыка, ну что же вы такой добрый! Будьте вы строже с нами!»

Господь, видимо, услышал молитвы того батюшки, и следующим Владыкой стал епископ Никон. Чем дальше я живу, тем больше убеждаюсь, что это был великий промысел Божий, что Владыку Никона сюда назначили. То что наша Епархия сейчас имеет — это и его заслуга в большой степени. Он вывел епархию на тот уровень, который ей положен по ее положению. Он научил всех нас работать. Из меня секретаря Епархии сделал он. Вот та большая стопа поздравлений с моим юбилеем от серьезных и уважаемых людей — это тоже его заслуга, он меня научил работать. Даже приезжая в другие епархии, я не сужу никого, но иногда думаю: да, Владыки Никона здешним батюшкам не хватает…

— Как изменилась Епархия за последний год-полтора?

— Когда мы смотрели на труды Владыки Никона, то нам казалось: все, больше уже нельзя. Больше оборотов уже не набрать. И вот пришел Владыка Викентий: тихий, спокойный, аскет, молитвенник… Только за 2000 год было рукоположено около 50 батюшек, открыто несколько десятков храмов. Только в Екатеринбурге в какой-то из месяцев было открыто и освящено три православных храма.

С другой стороны, мы продолжали все доброе, что было начато при прежних Архипастырях, управлявших этой Кафедрой. Ничего оставлено без развития не было. Епархия набирала обороты, развивалась. Развивалась очень динамично, мощно набирая силу. Большой импульс дал и визит на Урал Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.

А возьмите наши отделы: миссионерский, учебный, издательский. Это же просто здорово! А военный отдел! Думаю, что многому из того, что делает военный отдел можно поучиться многим и многим аналогичным структурам других епархий. Что-то, конечно, и нам можно брать, но и поделиться у нас есть чем, и очень многим. У нас есть мощная епархиальная газета, есть Духовное училище, которое, я надеюсь, вскоре будет преобразовано в семинарию.

Я бы вот так сравнил: Господь вначале создал человека, совершенное тело человека, а потом вдунул в него душу. И вот при прежних Владыках тоже как бы созидалось тело Епархии, а теперь, не оставляя и созидание материальное, созданное Владыка Викентий, если можно так сказать, оживотворяет. Он для всех нас является примером аскетизма, примером трудолюбия, смирения, молитвенности…

— Батюшка, насколько остро в Епархии стоит сегодня кадровый вопрос?

— Это очень тяжелая проблема. Думаю, что она характерна не только для нас, но и для всей Православной Церкви. «Жатвы много, делателей мало». Если бы к нам в область сейчас к 250 служащим пришло еще 500 священников, хороших священников, активных, деятельных, было бы здорово. Для них для всех нашлась бы сфера деятельности. Но я также думаю, что если бы они начали работать, трудиться, то года через два нам бы надо было еще пятьсот-шестьсот.

Кадры — это самая тяжелая для нас проблема. Потребность в священниках, их востребованность огромна. Сейчас у меня на Уралмаше шесть священников. Мне сегодня надо минимум десять. А ведь это неплохой приход — в областном центре, отстроенный, обустроенный, батюшки на нем вполне материально обеспечены… Также и в любом другом — нехватка страшная. Дай Бог нам эту действительно огромную проблему победить.

— До революции священство, как правило, носило династический, сословный характер. Сейчас священниками становятся инженеры, врачи, учителя, военные… Насколько это хорошо? Или нехорошо?

— Это для Церкви и хорошо, и очень хорошо. Она приобретает глубоко верующих людей, готовых ради служения оставить свои какие-то достижения в мирской жизни и как бы начать жить с нуля, заново. Ведь если к нам приходит кандидат наук или заслуженный инженер, он же «заслуженным священником» сразу и автоматически не становится. Он становится рядовым батюшкой, с беленьким крестиком, без каких-либо особых почестей, но огромным количеством обязанностей, требований, послушаний.

В то же время такие люди приносят свои знания, свой опыт. Это нужно и полезно. У нас среди духовенства есть люди окончившие самые разные вузы: врачи, учителя, военные, инженеры, работники искусства… Сказать честно, у нас есть и несколько человек, как бы это выразиться…. в общем, бывших заключенных. Конечно, многих это может шокировать. Скажут, ну надо же, что там творится, чем они там гордятся… А если глубже посмотреть? Да кто лучше этого батюшки — все пережившего, все осознавшего найдет общий язык с зеками? А у нас в области около 60–70 тысяч заключенных. Кроме этого, еще столько же сотрудников. То есть, у нас более 120 тысяч человек того контингента, к которым нужен очень и очень особый подход. Кто, как не человек, который там был, лучше всего сможет духовно их окормлять?

Главное, что должно быть — это вера. А если взять династичность? Я думаю, Церковь бы от этого только пострадала. Мой дедушка — протоиерей, мой папа — протоиерей, ну и я, ничего не делая, буду протоиереем, все равно место мне «забронировано»… Мне кажется, что в старое время, до революции, мы на этом очень много потеряли, когда священниками становились только сыновья священников.

Династии хороши тогда, когда они естественные. Пусть они создаются. Но не искусственно, а естественно.

— Насколько сегодня наше духовенство деятельно, активно в своей душепопечительской деятельности?

— Конечно, активности нужно побольше. Но тут есть еще одна проблема. Если обозначить ее светским языком: у нас мало лидеров, очень мало лидеров. Тех, кому не надо назначать работу, тех кто ее сам находит и делает. Ведь нередко как бывает: и батюшка вроде хороший, и служит добросовестно, ревностно. А придет в школу и не может там ничего сделать, в воинскую часть — то же. Ну не может. Это тоже очень немаловажный аспект кадровой проблемы.

Надо трудиться. За каждой службой проповедовать. Объяснять людям самые элементарные вещи: как креститься, как молиться, исповедоваться, причащаться….

Вот, возьмите, мы часто ругаем батюшек за отсутствие рапортов по окормлению воинских частей. А приедешь на приход — работа-то идет, и хорошо идет. Священник просто часто не успевает написать рапорт, отчитаться… Большинство священников загружены, и загружены очень сильно. Но все же, я считаю, что сдвиг все-таки идет. Это факт. Процесс идет. И мы идем вперед. Я много езжу по Епархии и не минуты не сомневаюсь в этом.

— Если переключиться с Церкви на общество. Не кажется ли Вам, что у людей появилось какое-то равнодушие, безразличие? Вот пример: город заклеен листовками с номерами телефонов, призывающими к блуду… И люди совершенно спокойно на это реагируют, не обращают внимания…

— Тут два момента: вспомните бурные девяностые, когда все шумело, гремело и рушилось… Сейчас возникло некоторое затишье. С другой стороны, у людей наступило какое-то отупение от прошлой власти. Когда указы издавались, но никто ничего не выполнял. Когда не просто воровство, а разграбление России шло днем и ночью. Но вот последнее время… Вы знаете, я общаюсь с разными слоями общества и очень и очень многие говорят здравые и трезвые вещи. Вот такой пример приведу. Как все было заполонено рекламой «сникерсов-марсов», и что? Где теперь это все? А реклама импортного спиртного? Импортных продуктов? Отвергло это все наше общество. Этого уже нет. Общество очищается. Особенно последний год начало ощущаться чувство нации, если хотите. Все чаще можно услышать, как с гордостью говорят: я русский, я гражданин России…

Другой момент. Вспомним евангельскую притчу о соли: если соль потеряет свою силу, то что же сделает ее соленой? И что можно будет с ней сделать, кроме как выбросить? Так вот, солью-то являемся мы, христиане. Но где наши прихожане почти тридцати храмов областного центра? Которые спокойно проходят мимо этих листовок и не срывают их? Чтобы разбудить других, надо самим не спать! Если мы сами равнодушно взираем на эти проституточные объявления, то что мы можем требовать от кого-то? Если это оскорбляет — сорви! Мы должны не просто кричать по этому поводу, а совершать реальные поступки. Пусть это хоть актами вандализма называют! Если ты видишь преступление и не пресекаешь его — то ты соучастник этого преступления.

А вообще, равнодушие — это, конечно, страшная вещь. Как говорят, убийца может только убить, вор ограбить, друг предать, а равнодушный… С его молчаливого согласия совершаются и предательства, и грабежи, и убийства.

— Еще одна проблема — проблема разделения в Церкви… Некоторое время назад — неообновленчество, теперь — проблема ИНН…

— Я всегда говорил, и в молодости, и теперь. Нигде так не нужен консерватизм, как в Церкви. Церковь должна быть консервативной. Орел, большая и величавая птица, когда одним коготком зацепится в сети, то вся погибает… И у нас тоже не может быть мелочей. В Церкви мелочей быть не может. Ни в богослужении, ни в другом. Мы должны быть хранителями вековых традиций, а не их «отменителями» или «модернизаторами». Уже давно пора создать какой-то отдел, группу, которая бы строго наблюдала за канонической, уставной жизнью и Епархии в целом, и приходов во всех отношениях. Если хотите, духовную цензуру в самом широком смысле этого слова. Чтобы священник был одет, как положено, служил, как положено, жил, как положено.

По поводу ИНН. Мое твердое убеждение — ИНН принимать нельзя. Раз и навсегда. Нельзя его принимать. Я его не хотел принимать сначала по одной причине: не люблю когда из меня барана делают. Но сейчас, рассмотрев этот вопрос глубже, пообщавшись со специалистами, я пришел к выводу, что чем дольше мы его все не примем, тем крепче и дольше наш мир будет стоять.

Вот такой пример. Старая плотина. Мы не можем ее заменить, нет сил. А там внизу стоят дома. Мы знаем, что однажды эту плотину прорвет, и все затопит, и все погибнут. Но что будет делать разумный человек в такой ситуации? Он будет ходить, смотреть и по мере сил постоянно подмазывать каждую щелочку, каждую трещинку залатывать. И этим он оттягивает прорыв плотины и гибель людей. Так вот сейчас ИНН — это одна из маленьких дырочек, которую можно залатать. Или не залатать, и она приведет к образованию бреши, что ускорит прорыв плотины и гибель людей.

Вот что такое ИНН. Конечно, человек, его принимающий, не становится «сыном антихриста», нет. Но то, что он приблизил, подтолкнул мир к гибели, — это факт. Мы все хорошо знаем двухтысячелетние пророчества.

— Среди медицинской общественности последнее время стал культивироваться так называемый «принцип уменьшения вреда»: раздавать наркоманам шприцы, чтобы не было распространения СПИДа. «Тяжелый» героин заменить на «легкий» метадон, чтобы приручить ВИЧ-инфицированного наркомана к врачу. Легализовать проституцию, чтобы собирать налоги и следить за здоровьем…

— Это страшно. Почему «принцип уменьшения вреда» не применяют к инсулину, который в вечном дефиците? Почему его не раздают больным? Или на метадон какой-то добрый заграничный дядя уже дает деньги?

— Да нет, предлагается вроде как из областного бюджета финансировать…

— Еще не лучше! Презервативы тоже были изобретены, чтобы лучше блудить. Стало при всей индустрии их производства меньше абортов или инфекций? Нет. Это все наши миражи! Красивая полянка в пустыне. Но когда подойдешь, там не просто ничего нет, а там гнилая болотная жижа с квакающими на кочках жабами. Когда нам нужно искать первопричину греха, а она очевидна — это бездуховность, то в это время предлагают нам люди, которые видно забыли и Бога, и совесть, еще более впасть в грех.

Когда нам нужно думать, как освободить человека от пристрастия к пороку, ему говорят: ты можешь блудить, а мы позаботимся, чтобы ты безопасно блудил. Ты можешь колоться наркотиками, а мы позаботимся, чтобы ты безопасно это делал. Ты можешь спиваться, а мы тебе как можно дешевле водку дадим. Может, мы всем маньякам выдадим по пистолету, чтобы они совершали менее кровавые преступления? Не варварски кровожадно где-то в подворотнях, а аккуратно на улицах утоляли свою жажду крови…

Это просто преступление! Это тяжелейшее преступление против общества. И я прошу эти слова так и напечатать. Мое глубокое мнение: бесплатная выдача шприцов, выдача метадона — это моральное преступление, это духовное преступление, это уголовное преступление против нации, против своего народа, против каждого человека. За это нужно судить. Если это будет сделано, я, со своей стороны, как один из известнейших священников в нашей области буду всеми силами добиваться, чтобы того, кто это сделает, судили. Судили, как уголовного преступника. Вот мое мнение.

Нельзя этого делать ни в коем случае! Мы должны сейчас всем миром смотреть на опыт наших предков, изучать его, как Православие веками боролось с грехом. И не было никакого СПИда, никакой наркомании. Нельзя человеку потакать в его грехе — безвозмездно, безнаказанно и с гордостью. Нельзя.

И что страшно, очень многие люди за эту мысль ухватились — насчет метадона. А ведь не думают и о другом, завтра им пару таких бесплатных таблеток в чай бросят, а послезавтра они сами пойдут за деньги его покупать.

— Батюшка, а что Вы думаете по поводу смертной казни для наркодельцов?

— Я удивляюсь, что ее еще не ввели. Это давно нужно сделать. Нужно. Страшные слова я говорю? Да, страшные! Я сам приготовлю его к смертному часу, исповедую перед смертью этого наркодельца, научу его молиться… Но смертная казнь нужна. Если ее не ввести, то страну ждет гибель. Это не жесткие методы. Это необходимость. Когда враг на войне убивает одного, двух, трех… А может, он и никого еще убить не успел, но он только собрался это сделать — его убивают. И солдат обязан это сделать, это его священный долг. Или тоже будем говорить о «гуманизме» и «общечеловеческих ценностях»? А когда террорист взрывает дом, и гибнет сто человек? Его приговаривают к высшей мере. А наркоделец — он тысячи, сотни тысяч, миллионы губит. А руками этих наркоманов губятся еще и еще люди. Всего один килограмм героина — это десять тысяч доз! И эти десять тысяч принявших наркотик — сколько они могут совершить преступлений? Солдат, не стреляющий на войне во врага, — предатель и изменник. Мы должны понять, что идет война, и карать за распространение наркотиков по законам военного времени.

— Отец Владимир, как в настоящее время у Епархии складываются отношения с властями?

— Вполне конструктивно. Еще несколько лет назад пришлось преодолевать весьма значительные барьеры. Сейчас отношения они очень партнерские, я бы сказал. Мы идем к властям, власти приходят к нам и идут навстречу. Это касается всех уровней: муниципальных властей, областных, федеральных.

Ведь даже многочисленные поздравления к моему юбилею — это в большой мере выражение отношения власти к Церкви. Ну и все это имеет и практическую плоскость. Это видно и в областном центре, и на местах. Чаще всего мы находим понимание во всех реальных инициативах. Многие руководители прямо говорят: я неверующий, я атеист, но считаю, что Церковь необходимо поддерживать, потому что без Православия России не подняться. Но и многие очень искренне, серьезно, осознанно приходят к вере. Посещают храм, всей семьей исповедуются, причащаются.

— Отец Владимир, что бы Вы пожелали нашей епархиальной «Православной газете»?

— Держаться. Главное, держаться. И крепко держаться. Расширяться. Приумножаться. Я очень высоко ценю нашу епархиальную газету. Даже за то, что когда узнаешь, сколько человек делает какой-нибудь сельский листок и сколько «Православную газету», невольно согласишься: а наши-то ребята подвиг творят. Газета нужна, очень нужна. Дай, Господи, чтобы она возрастала, чтобы рос ее тираж. И всяческих благ желаю и успехов.

С митрофорным протоиереем Владимиром Зязевым
беседовал редактор «Православной газеты»
иеромонах Димитрий (Байбаков)

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475