Любовь божественная и человеческая

(Продолжение. Начало в № 9–11)

Первое и наиболее естественное делание такой любви — не закрывать ни своего сердца, ни реальных конкретных возможностей от тех, кто «здесь и сейчас» стучится в это сердце явным или неявным образом, ища помощи. Таким образом, готовность, а при случае и реальность исполнения конкретного дела любви — это то органичное нравственно-психологическое поле, куда Духом Святым засевается семя любви духовной: «Будем любить друг друга, потому что любовь от Бога» (I Ин. 4, 7). Следующее, почти природное действие любви — это братолюбие. «Послушанием истине чрез Духа, очистив души ваши к нелицемерному братолюбию, постоянно любите друг друга от чистого сердца» (1 Пет. 1, 22). Но все же лишь почти природное, потому что ему предшествуют два внеприродных действия: первое — «послушание истине через Духа», второе — «очищение душ» и лишь тогда уже «нелицемерное братолюбие».

«Послушание истине» — есть уже нравственный подвиг для ветхого человека, потому что ему свойственны по греховной падшей природе: а) непослушание и б) ложь. «Все человеки находятся в состоянии прельщенности», — пишет святитель Игнатий Брянчанинов. В наименьшем — сознающие свою прельщенность. «Послушание истине» достигается лишь сверхъестественным способом — «через Духа». Также и «очищение души» через покаяние есть совместное сверхъестественное действие Духа Божьего и духа человеческого. И тогда понятно, что «нелицемерное братолюбие» есть также более чем природное, оно есть действие новозаветной заповеди любви, потому что братолюбие, то есть любовь особо нежная и близкая по крови распространяется не на братьев лишь по крови, но преимущественно по Духу. «Потому узнают, что вы Мои ученики, что любовь имеете между собою». Такая любовь, начавшись, приобретает все более тотальный характер, как в экстенсивном, так и в интенсивном значении. «Сердце наше расширено», — пишет апостол Павел (2 Кор. 6, 11), и это значит, что оно включает все большее число людей. У самого Спасителя оно расширено до абсолютных пределов, так что включает в себя всех людей в границах истории и вселенной. Крестные объятия Христа обнимают весь мир.

Совершенная интенсивность новозаветной христианской любви в том, что у принявшего ее из этой любви все исходит и все ею пронизано. «Любовь до того совершенства достигает в нас, -пишет апостол Иоанн Богослов, — что мы имеем дерзновение в день суда, потому что поступаем в мире сем, как Он». (1 Ин. 4, 17). Разумеется, пока люди живут в сем несовершенном мире, такая высота и красота любви достигается не всеми и не всегда, но для всех и навсегда остается как заповедь: «Bce у вас да будет с любовью» (1 Кор. 16, 14), то есть как идеальная нравственная норма. Но «все с любовью» может остаться для человека мечтательной декларацией, если он не станет искать практического разрешения этой нормы, прежде всего для тех типов отношений, где она наиболее понятна.

Во-первых, это, безусловно, относится к любому личному (помощь старой матери) и общественному (дело сестры милосердия) служению. «Любовию служите друг другу» (Гал. 5, 13), — говорит апостол. И это понятно, потому что свободное служение, по личному выбору, может осуществляться лишь в духе любви. Даже когда в такой деятельности люди руководятся холодно ощущаемым чувством долга, само это чувство есть практически развитое выражение идеала новозаветной любви. Это чувство и по направлению, и по материалу может искажаться вплоть до полной «вывернутости наоборот», но и в таких случаях оно свидетельствует о тех заданностях любви, которые человечество обрело в Новом Завете, хотя и выступает порою против новозаветных определений. Таким было в своем жертвенном переживании все российское либерально-интеллигентское движение XIX- начала XX веков. Но это, с другой стороны, дает возможность с большой ясностью увидеть, что как бы высоко ни было чувство долга, как бы всепоглощающа ни была жертвенность и совершенна тотальность, — всего этого недостаточно, чтобы говорить о подлинной любви.

Более того, такая «любовь» может вырождаться в прямую ненависть, если она не одушевлена любовью к Богу. «Истинная душа любви к ближнему есть любовь к Богу», — писал митрополит Московский Филарет. Таким образом, первая заповедь по порядку Божественному должна оставаться первой и на деле, для личности, иначе исполнение второй заповеди искажается, и весь строй нравственной жизни личности выстраивается ложно. Вторая заповедь искажается потому, что обычно в таких случаях исполняется выборочно, «партийно»: любовь к «своим» чаще всего связана с крайней неприязнью к «чужим». Нравственный строй личности выстраивается ложно, так как игнорируются Божественные, то есть объективно необходимые для человека предписания. Но в свою очередь, эта заповедь может оказаться труднейшей не только для прямого исполнения, но даже и для понимания того, как она может быть исполнена.

Эта трудность особенно велика для людей со склонностями материалистически-рационалистического сознания либо плоско сентиментальной игры чувств. Первым это кажется вовсе невозможным, другим — слишком легким и почти естественным делом. Но и людям подлинного религиозного дара слишком нелепо было бы в этом отношении сразу же рассчитывать на самые высокие достижения. То, что вначале происходит в душе человека, начавшего познавать Бога, трудно описать. Зато всему следующему этапу, практически заканчивающемуся со смертью человека, Слово Божие дает вполне определенную характеристику: исполнение заповедей. В 14 главе Евангелия от Иоанна Христос неоднократно говорит: «Ктo любит Меня, заповеди Мои соблюдет». Соблюдение заповедей как практическое основание и проверка исполнения заповеди о любви понятны и психологически: чем выше степень полноты самоотдачи и жертвенно добрых отношений одной личности к другой, тем естественнее и сильнее стремление выполнять желания (заповеди) этой другой Личности, тем сильнее связь личностей друг с другом.

Протоиерей Владислав Свешников
«Очерки христианской этики»

(Продолжение следует)

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475