О бытии Бога

Относительность доказательств никогда, однако, не служила препятствием для человеческого сознания к исканию истины через сравнительную оценку аргументов двух основных взаимоисключающих мировоззрений — религиозного и атеистического. Истина может быть только одна: или есть Бог и, следовательно, есть вечность и смысл жизни, или нет Бога, нет вечности, и бессмыслица смерти ожидает человека.

Таковы аргументы обоих мировоззрений?

Рассмотрим сначала наиболее известные аргументы «против бытия Бога».

1. «НАУКА ДОКАЗАЛА, ЧТО БОГА НЕТ»

научного доказательства небытия Бога не существует и принципиально не может существовать по меньшей мере по следующим трем причинам.

Во-первых, каждая из наук имеет свою собственную область изучения. Это означает, что она не компетентна в другой области, которой не занимается, и потому не может ни судить о выводах других наук, ни сама быть судима ими. Религия, как имеющая свою особую область — познание Бога, является также наукой и как таковая не может быть компегентно судима никакой другой. Бытие Божие для наук ее естественных, математических, гуманитарных (за исключением философии), как занимающихся изучением материи, мира, человека, не может быть предметом ни доказательства, ни опровержения. Данные этих наук могут бьпь использованы философией. Но философских систем слишком много, чтобы можно было однозначно говорить от лица философии вообще по этому вопросу.

Во-вторых, знать по существу о том, что доказывает и что опровергает наука, могут лишь люди науки, ученые. Поэтому сам факт наличия огромного числа крупнейших ученых, прежних и современных, верующих в Бога и во Христа, является очевидным доказательством того, что наука по меньшей мере не опровергает бытия Божия. Достаточно привести лишь некоторые имена всемирно известных верующих ученых: каноник Н. Коперник, совершивший переворот в астрономии; И.Кеплер, обосновавший гелиоцентрическую систему; Б. Паскаль — физик, математик, религиозный мыслитель, основоположник классической гидростатики; И. Ньютон — физик, математик, астроном, богослов; М. Ломоносов — ученый-энциклопедист; Л. Гальвани — физиолог, один из основоположников учения об электрическом токе; А. Вольта — также один из основателей учения об электричестве; А. Ампер — один из основоположников электродинамики; Г. Мендель — августинский монах, основоположник генетики; Ж. Дюма — основоположник органической химии, С. Ковалевская — математик, Л. Пастер — основоположник современной микробиологии и иммунологии; А. Попов — изобретатель радио, Д. Менделеев — создатель периодической системы химических элементов; И. Павлов — отец физиологии; П. Флоренский — священник, богослов, ученый-энциклопедист; В. Вернадский — основоположник геохимии, биогеохимии, радиологии и учения о биосфере; Э. Шредингер — один из создаюлей квантовой механики; Б. Филатов — офтальмолог; Л. Бройль — один из создателей квантовой механики; Ч.Таунс — один из создателей квантовой электроники, и многие другие.

В-третьпх, с точки зрения современной науки, «на любом уровне развития цивилизации наши знания будут представлять лишь конечный островок в бесконечном океане непознанного, неизвестного, неизведанного». Но если научные знания никогда не смргут дать человеку возможность охватить все бытие в целом, следовательно, никогда в принципе нельзя будет научно утверждать и небытие Божие (даже если бы Бога не было). Атеизм, таким образом, оказывается концепцией, прямо противоречащей одному из самых элементарных научных выводов.

2. «БОГА НЕТ, ПОСКОЛЬКУ МЫ ЕГО НЕ ВИДИМ»

Это утверждение по меньшей мере наивно, ибо мы верим в существование очень многого, что никто из людей никогда непосредственно не видел и не может видеть, например: субатомный мир, бесконечную Вселенную, психический мир человека (мышление, эмоции, волевые движения) и т.д. Бог же явился в мир в лице Иисуса Христа, о чем сохранилось много исторических свидетельств. Познали с несомненной достоверностью бытие Божие и очень многие «чистые сердцем» (Мф.5, 2) люди в своем личном опыте. Поэтому вопрос должен ставиться не о факте видения Бога, а об условиях этого видения.

3. «БИБЛИЯ СОДЕРЖИТ В СЕБЕ МНОГО ПРОТИВОРЕЧИЙ»

Но, во-первых, наличие противоречий могло бы иметь значение для отрицания богодухновенности Священного Писания, а не решения вопроса о бытии Бога. Во-вторых, эти так называемые «противоречия», будучи ничтожны и количественно, и по существу, нигде не касаются главного в Священном Писании — содержания Откровения, данных им истин веры и жизни, в силу которых лишь Библия является Писанием Священным.

Библия — ненаучный справочник. Ее богодухновенность состоит в точной передаче Откровения, всех его истин необходимых для спасения человека, достижения им вечной жизни, а не в описании деталей земной истории, служащих лишь — средством, формой и наглядной иллюстрацией для выражения богодухновенного содержания.

4. «ЕСЛИ БЫ СУЩЕСТВОВАЛ БОГ, ТО В МИРЕ НЕ БЫЛО БЫ СТРАДАНИЙ, ВОЙН, СМЕРТИ И Т.П.»

Это сомнение наиболее распространенное. Основная его ошибка состоит в том, что оно исходит исключительно из посюстороннего понимания смысла жизни. Во-первых, здесь не учитывается исповедуемая христианством свобода воли человека и отсюда обусловленность жизни, внутренней и внешней, характером и степенью духовно-нравственной чистоты человека и общества; во-вторых, оставляется без внимания христианское учение о том, что конечным смыслом и вечным благом человеческой жизни является ВЕЧНАЯ жизнь в Боге.

«Бог спасает нас, — говорят св. отцы, — не без нас», т.е. Он не насилует воли человека. В то же время Откровение говорит (Исх. 3, 14; Ин. 2, 13), что Бог есть само Бытие и потому Его свойства, многообразно выражаясь в духовном и физическом мире, являются для мира непреложным законом. Отсюда — жизненное соответствие им приносит благо человеку, отступление от них влечет его «наказание». Ненормальность (беззаконность) жизни всегда порождает страдание, которое должно бы понуждать разумное существо, человека, к изучению закономерностей не только физического мира, но и духовного, с тем чтобы не попадать под их действие. Но, к сожалению, человек, исследуя мир материальный, не уделяет одновременно должного внимания духовной области жизни и поэтому непрерывно нарушает ее законы, получая, естественно, в ответ самые неожиданные удары совне и изнутри. Учение Церкви говорит вполне определенно: всякий грех влечет за собой страдание. То есть скорби и страдания человек причиняет сам себе своими страстями: самолюбием, алчностью, плотоугодием, гордостью которые и порождают ссоры, вражду, убийства, войны и т.п. «Бог… не искушает никого. Но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью» (Иак. 1, 13–14). Преп. Антоний Великий пишет об этом: «Бог благ и бесстрастен, и неизменен. Если кто, признавая благословенным и истинным то, что Бог не изменяется, недоумевает однако же, как Он (будучи таковым) о добрых радуется, злых отвращается, на грешников гневается, а когда они каются, является милостив к ним; то на это надобно сказать, что Бог не радуется и не гневается ибо радость и гнев суть страсти. Нелепо думать, чтобы Божеству было хорошо или худо из-за дел человеческих. Бог благ и только благое творит, вредить же никому не вредит, пребывая всегда одинаковым; а мы, когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом — по сходству с Ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога — по несходству с Ним.

Живя добродетельно — мы бываем Божиими, а делаясь злыми — становимся отверженными от Него, а сие не то значит, чтобы Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют. Если потом молитвами, благотворениями снискиваем мы разрешения во грехах, то это не значит, что Бога мы ублажили и Его переменили, но что посредством таких действий и обращения нашего к Богу уврачевав сущее в нас зло, опять соделываемся мы способными вкушать Божию благость, так что сказать «Бог отвращается от злых, — есть то же, что сказать: солнце скрывается от лишенных зрения». С другой стороны, по христианскому учению цель земной жизни человека состоит в подготовке к вечности, подготовке, требующей большого напряжения, даже страданий. Как ребенку для будущей сознательной жизни, так и каждому человеку для будущей вечной жизни необходимы труд, подвиг и испытания («наказания»), воспитывающие его дух, дающие ему возможность увидеть зло, поразившее нашу человеческую природу, и необходимость Спасителя для исцеления. Апостол Павел пишет: «Если вы терпите наказание, то — Бог поступает с вами, как с сынами. Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец?… Те (родители) наказывали нас по своему произволу для немногих дней; а Сей — для пользы, чтобы нам иметь участие в святости Его. Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью, но после наученным через него доставляет мирный плод праведности» (Евр. 12; 7, 10–11)

Иную природу имеют страдания детей, праведников и вообще святых и невинных людей. Их страдания являются жертвенными, поскольку обусловлены они, в основном, не личными грехами, но грехами «ближних» (Лк. 10, 25–37) и проистекают из духа любви пребывающего в каждом чистом святом сердце. Ибо как в живом теле здоровые члены сострадают больным и восполняют, насколько это возможно, их функции, так и в живом организме человеческого общества происходит подобный же процесс сострадания (сознательного, как у подвижников, героев, или неосознанного на земле, как у детей) духовно здоровых его членов больным. Смысл и значение этих жертвенных страданий для самих мучеников, как и для тех за кого были принесены эти жертвы, могут быть осознаны только с точки зрения вечной жизни. Об этом пишет св. апостол Павел: «Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим. 8, 18). По своей сущности они подобны тем «невинным» страданиям, на которые идут люди, отдавая свою жизнь за других, свою кровь, свои здоровые органы тяжело пострадавшему. Они жертвуют, чисто даже радуясь такой возможности и не спрашивая, виновен пострадавший в своем несчастии или не виновен, и справедливо ли страдать за него или несправедливо, ибо любовь не знает подобных вопросов и ее цель одна — спасти человека от смерти. Как и «Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных» (1 Петр. 3; 14, 18).

Отсюда можно видеть, что вопрос к христианству о т.н. невинных страданиях, свидетельствующих будто бы против бытия Бога-Любви является псевдовопросом. Он поставлен из непонимания природы этих страданий и попьпки осмыслить их с точки зрения правовой их «неправды», «невиновности». В действительности же этот вопрос относится к духовно-нравственной сфере жизни и уясняется лишь исходя из основного ее закона — любви, природа которой — жертвенность. Только с признанием Бога-Любви и вечной жизни личности и можно увидеть глубокий положительный смысл всех человеческих земных страданий, и особенно нравственное величие страданий друг за друга и праведника за неправедных — во имя вечного царства любви, вечной правды и радости.

Напротив, если такого Бога нет и вечности нет, то все эти невинные (?) страдания являются, следовательно игрой слепых сил природы, каких-то случайностей или безнаказанным произволом человеческой жестокости. Какой же смысл, спрашивается, имела жизнь этих невинных страдальцев и эти несправедливые, часто жестокие и бессмысленные мучения для самих пострадавших? После страданий — смерть? И в этом весь атеистический смысл их страданий и их жизни?!

Таковы основные и наиболее часто встречающиеся возражения прогив признания бытия Бога. Какова сила их логики и аргументации было отчасти показано. Но важно подчеркнуть и следующее. Для каждого ищущего человека необходимо уже сейчас знать, что он должен сделать, чтобы самому убедиться — есть Бог или нет Его. И если религия предлагает таковые средства человеку, то атеизм не только не имеет их, но и в принципе не может иметь. Ибо для того, чтобы познать небытие Бога, необходимо прежде познать все бытие в целом, что исключено с точки зрения и науки, и самого атеизма ввиду бесконечности познаваемого мира. Поэтому на вопрос: «что я должен сделать, чтобы убедиться в небытии Бога?» — атеизм может дать лишь один беспристрастный и объективный ответ: «Иди тем путем, который указывает религия, и тогда убедишься в…» Замечательно, что и религия, и атеизм вместе (!) предлагают один и тот же путь для решения первостепенной важности вопросов: о бытии Бога, о смысле жизни, — и этот ответ состоит в призыве к практическому осуществлению человеком религиозного пути богопознания.

Однако и в чисто теоретическом плане существуют аргументы, которые помогают непредубежденному человеку увидеть, что бытие Божие есть не фикция человеческого сознания, но единственный логически оправданный постулат в разрешении вопроса о смысле человеческой и мировой жизни. Некоторые из этих аргументов теперь рассмотрим.

КОСМОЛОГИЧЕСКИЙ АРГУМЕНТ

Этот аргумент наряду с телеологическим был высказан уже древнегреческими философами Платоном, Аристотелем и другими древними мыслителями. Впоследствии его развивали многие. Он основан на принятии причинности как всеобщего закона бытия. Исходя из этого закона делается вывод, что, следовательно, должна быть первопричина всего существующего. Таковой причиной, естественно, может быть лишь то сверхбытие, которое уже ничем не обусловлено, существует вечно (т.е. является «причиной» бытия самого себя). Это сверхбытие и есть Бог.

Условность этого аргумента заключается уже в том, что само понятие причинности и объективная присущность ее явлениям жизни мира трактуются в истории философии очень различно. Английский философ Д.Юм и немецкий И.Кант отвергали, например, объективное существование причинности в мире: первый считал ее делом нашей привычки, второй — априорным качеством рассудка. Современная физика также предлагает нам ряд явлений, где обычные причинно-следственные отношения, повидимому, нарушаются. Н.Бор, В.Гейзенберг и П.Дирак — представители двух направлений в квантовой механике — утверждают, что причинность в области атомных и субатомных явлений потеряла свое значение, что в мире атомов господствуют статистические закономерности, но не причинные. Таким образом, детерминизм, кажется, не является всеобщим законом в мире. Но в таком случае должен ли и мир в целом иметь причину своего бытия? Большинство ученых и мыслителей все же рассматривают причинность как универсальный закон макромира. Однако вопрос о первопричине или начальных условиях бытия ставится в настоящее время по-прежнему только философией, но не естественными науками, в частности, физикой. Как замечает академик Я.Зельдович, «до сих пор физика имела дело с законами, в которые нужно было подставлять начальное условие. Сам же вопрос о начальных условиях лежит пока вне физики. И если не принимать постулата о том, что изначальное дано какой-то божественной силой, то надо найти научный подход к проблеме выбора начальных условий».

Научного же решения вопроса об «изначальном» (первопричине мира) нет. Поэтому едва ли будет несправедливым постулировать в качестве наиболее вероятной причины мира — Бога как его Творца и Перводвижителя (Аристотель). Хотя, конечно, невозможно в границах только космологического аргумента полностью исключить и другие варианты понимания первопричины, например, мировую душу стоиков или бессознательное Гартмана (немецкий философ) и др.

ТЕЛЕОЛОГИЧЕСКИЙ АРГУМЕНТ

Телеологический аргумент является одним из наиболее распространенных в силу своей простоты и наглядности. Он известен с глубокой древности. Его знает религиозно-философская мысль едва ли не всех времен и всех народов земли. Существо его сводится к следующему. Устройство мира и его жизнь как в отдельных частях, так и в целом (познанном) поражают своей гармоничностью и закономерностью, свидетельствующими о целесообразности и, следовательно, разумности действия силы, его созидающей. Отсюда делается вывод, что мир устроен Разумом. Но соответственно величию творения и сам Разум-Творец должен обладать необыкновенным могуществом и другими сверхсовершенствами, т.е. им может быть только Бог.

С формально-логической стороны это рассуждение не абсолютно в том отношении, что оно основывается на неполной индукции, — утверждение о закономерном устройстве всего мира и всех его частей не может быть доказано, хотя нет никаких оснований и отрицать его. Кант, правда, отвергал этот аргумент, потому что, исходя из своей системы, утверждал о закономерности не мира, а рассудка: «Рассудок не черпает свои законы (а priori) из природы, а предписывает их ей», — утверждал он.

Однако закономерность, наблюдаемая в мире, всегда поражала всех естествоиспытателей и мыслителей, в том числе и самого Канта, наводя их на мысль о существовании Божественного Творца. Наш крупный ученый академик Л.С. Берг писал: «Основной постулат, с которым естествоиспытатель подходит к пониманию природы, — это тот, что в природе вообще есть смысл, что ее возможно осмыслить и понять, что между законами мышления, с одной стороны, и строем природы, с другой, есть некая предустановленная гармония. Без этого молчаливого допущения невозможно никакое естествознание». Иными словами, основанием науки является вера ученого в разумность мира. Эту мысль очень четко выразил А.Эйнштейн: «Моя религия — это глубоко прочувствованная уверенность в существовании Высшего Интеллекта, который открывается нам в доступном познанию мире». Приведенное высказывание хорошо соотносится со словами святого апостола Павла: «Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим. 1, 20). Ценность телеологического аргумента в том и состоит, что он ставит человека перед альтернативой: признать ли Разум причиной удивительной разумности устройства мира, его законов или же таковой причиной считать слепой случай? По-видимому, только предубеждение может склониться к последнему.

ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ АРГУМЕНТ

Логика его такова: если в нашем уме есть понятие о Существе всесовершенном, то такое Существо необходимо должно существовать, ибо, не имея признака бытия, Оно не было бы всесовершенным. Мы мыслим Бога Существом всесовершенным, следовательно, Он должен иметь и свойство бытия.

Впервые этот аргумент сформулировал архиепископ Ансельм Кентерберийский. Р.Декарт дополнил его мыслью о том, что нельзя представить себе происхождения в человеке самой идеи Бога без Его реального существования (см. Психологический аргумент). Лейбниц присоединил к нему довод о том, что Бог должен существовать, поскольку в понятии о Нем не содержится внутренних противоречий. Русский философ С.Н. Трубецкой (1862–1905 гг.), исходя из понятия Бога-Абсолюта, понимаемого как «всеединое бытие», принимал онтологический аргумент за основу в вопросе о бытии Бога.

Однако этот аргумент сам по себе представляется незавершенным без аргумента психологического.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АРГУМЕНТ

Основная идея его была высказана еще блаж. Августином и развита Декартом. Сущность его заключается в следующем. Поскольку идея Бога как Существа всесовершенного, вечного присутствует в человеческом сознании, а таковая идея не могла произойти ни от впечатлений внешнего мира, как глубоко отличного от представлений о Боге, ни как результат чисто мыслительной деятельности человека, его психики, — следовательно источник этой идеи принадлежит Самому Богу. Знаменитый римский оратор, государственный деятель и мыслитель Цицерон, например, писал: «Если бы истина бытия Божия не была понята и признана в нашей душе, то одно мнение не могло бы ни быть постоянным, ни подтверждаться давностью времени, ни состариться вместе с веками и поколениями людей: ибо мы видим, что прочие вымышленные и пустые мнения с течением времени исчезли. Кто теперь думает, что существует гипокентавр или химера?… Время изобличает мнения ложные, подтверждает истины природные».

Аргумент этот приобретает особую значимость ввиду того, что атеистические гипотезы происхождения идеи Бога оказываются несостоятельными.

ИСТОРИЧЕСКИЙ АРГУМЕНТ

На этот аргумент, как на самый надежный, ссылается уже Цицерон. «Мы считаем, — говорит он, — нужным указать на то, что нет племени столь дикого, нет человека, настолько потерявшего сознание о нравственных обязанностях, душу которого не освещала бы мысль о богах. Многие о богах думают неправо, но это обыкновенно происходит от нравственного развращения и порочности: все однако же убеждены в том, что есть сила и природа божественная. И такое признание не от предварительного уговора и соглашения людей; это памятование о богах утвердилось не в силу государственных постановлений или законов, но во всяком этом деле единомыслие всех народов должно быть почитаемо законом природы».

Подобное же пишет и известный греческий писатель, философ Плутарх: «Обойди все страны, ты можешь найти города без стен, без письменности, без правителей, без дворцов, без богатств, без монеты, но никто не видел еще города, лишенного храмов и богов, города, в котором не воссылались бы молитвы, где не клялись бы именем божества…"

Истории не известно ни одного атеистического племени.

Таким образом, всечеловеческое сознание свидетельствует о бытии Бога. В этом заключается убедительная сила исторического аргумента. Хотя в чисто формальном отношении ни большинство, ни даже единогласие не могут, конечно, являться окончательными гарантами истины.

НРАВСТВЕННЫЙ АРГУМЕНТ

Этот аргумент в зависимости от принимаемого основания имеет два вида. Они исходят или из существования в человеке нравственного закона, или из той высшей цели, к которой должно стремиться нравственное существо.

1. Первый вид. То, что в нас существует нравственный закон, повелевающий делать добро и осуждающий в голосе совести зло, — несомненный факт. В этом убеждает личный опыт, опыт окружающих, существование общественного мнения, законов, заповедей и т.д. Каков источник этого закона?

По этому вопросу имеются различные точки зрения. Основными из них являются: биологическая, автономная, социальная и религиозная.

Биологическая точка зрения обуславливает возникновение нравственного закона в человеке его стремлением к удовольствию (гедонизм) и пользе (утилитаризм), которые потому и являются единственными критериями в различении добра и зла.

Вполне очевидна нелогичность и примитивность этого взгляда: далеко не все, что приятно и полезно, считается в человеческом обществе нравственным, часто таковое рассматривается даже как прямо аморальное. Ибо нравственный закон достоинство и совершенство человека видит как раз в его господстве над своими биологическими инстинктами, над чувственным эгоизмом. Этот закон иногда требует не только отречения от удовольствий, но и жертвы самой жизнью, жертвы нередко «вредной» с точки зрения общественной пользы (напр., гибель врача, спасающего из огня сумасшедшего человека).

Автономная гипотеза в лице Канта находит, что человек как существо разумное и абсолютно свободное сам устанавливает себе нравственный закон, который независим от каких-либо внешних по отношению к нравственности условий, интересов и целей. Кант тем самым утверждает такую самостоятельность личной совести, которая формулирует всеобщие и общеобязательные нравственные нормы исключительно по внутреннему убеждению. Этот нравственный принцип, которым должны руководствоваться все люди, Кант назвал категорическим императивом. Он имеет две взаимодополняющие формулировки: «…поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом» и «…поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству».

Идея автономной этики естественно вытекает из деистических воззрений Канта. Но в этом ее и уязвимость. Из признания Бога Творцом следует, что все законы (физические, биологические, психологические, рациональные, нравственные, духовные) являются по существу «образом и подобием» Божественных свойств, то есть они «даны» Богом, а не созданы волею человека. И в этом качестве они существуют постольку, поскольку сохраняется единение «узла творения» — человека с Богом. Профессор Московской Духовной Академии В.Д. Кудрявцев справедливо писал: «Истинный источник закона нравственного так же, как и прочих законов нашей природы… вне нас, в той высочайшей природе, которой мы обязаны своим существованием, — в Боге. О независимом от человека происхождении нравственного закона говорит как психологический опыт, указывающий на существование в нас этого закона прежде и независимо от каких-либо определений нашего разума и воли, вызвавших его появление, так и идеальный характер этого закона, не объяснимый из данного состояния человеческой природы». Нравственный закон всегда оказывается шире тех норм, которыми человек хотел бы регламентировать свою жизнь, и этот закон он не в силах отменить при всем своем желании: голос совести часто слышат закоренелые преступники, избравшие себе иной закон жизни.

Социальная точка зрения исходит из той основной идеи, что нравственный закон порождается социальной жизнью людей. Он диктуется интересами доминирующих групп и классов и возникает, и изменяется в ходе исторического развития общества. Источником нравственного закона, совести в человеке является общество.

Данная точка зрения представляет собой не что иное, как синтез предыдущих двух гипотез. И основная ее идея выглядит весьма неубедительно.

Во-первых, моральные нормы, обусловленные социальным фактором, ни в коей мере не исчерпывают присутствующего в человеке нравственного закона. В человеческом обществе не существует того биологического детерминизма, который находим, например, у животных и насекомых, ведущих «социальный» образ жизни (слоны, обезьяны, пчелы, муравьи и т.д.). В человеческой природе доминирует другой фактор — свобода воли, которая практически никогда не может до конца «вместиться» ни в какую социальную среду, поскольку всегда предполагает возможность нравственных деяний, выходящих за границы нормального и законного в обществе.

Существует множество примеров, когда люди самых разных и даже антагонистических классов и обществ имели одинаковые моральные воззрения, а люди одного общества различную мораль. Сами муки совести возникают большей частью по мотивам личного характера. Ф.М. Достоевский в своем романе «Преступление и наказание» прекрасно показал это. Студент Раскольников убил старую ростовщицу и ее сестру. Убил, исходя из того, что «не преступление» убить "чахоточную, злую, глупую старушонку», и что «старушка вредна», и что на эти старухины деньги, обреченные в монастырь», можно сделать «сто, тысячу добрых дел и начинаний». Каков же был результат этого «наполеоновского» плана, этого «не преступления»?

К величайшему недоумению и ужасу Раскольникова, вопреки всем его самым последовательным и «разумным» доводам, оправдывающим и даже одобряющим убийство этой не более как «вши, таракана… старушонки (да и того не стоит)», он вдруг ощутил жестокую боль в душе. И не потому совсем, будто он считал, что совершил преступление против общества, закона и т.д., и не потому, что ему жалко стало старуху, — ничего этого не было. Он сам не понимал, откуда и почему пришла эта внутренняя страшная кара.

«Преступление и наказание» — замечательная по своей силе и яркости иллюстрация того, живущего в человеке нравственного закона, действие которого переживает в себе каждый человек в различной лишь степени и из-за различных «преступлений».

Во-вторых, самоанализ, или, как говорят святые отцы, «внимание себе», раскрывает человеку внутри сердца целый мир, где действительно «Бог с дьяволом борются» (Ф.Достоевский), раскрывает мир правды и зла, открывает взору истинные законы жизни души. Перед этим взором все человеческие кодексы, моральные нормы, этика, правила поведения оказываются не более как слабым, подчас весьма искаженным отражением Истины, скрытой в глубине сердца каждого человека. Это говорит о том, что и социальная среда есть лишь фактор, вызывающий в человеке осознание присутствующего в нем нравственного закона, отчасти выражающегося затем в моральных нормах, кодексах и т.д. То есть общественная жизнь является своего рода «демиургом» определенных нравственных норм, но не творцом самого закона — точно так же, как общественная жизнь не порождает у ребенка дара речи, а лишь выявляет и развивает эту присущую ему способность, в то время как с обезьяной этого не происходит.

Нравственное чувство, чувство совести, добра и зла, конечно, первоначально может проявиться лишь в социальной среде, но может только потому, что оно присуще (как и дар речи) человеку. Появившееся же и не затоптанное сознательными нечестными поступками, словами и мыслями это чувство скоро заявляет о себе человеку как об идеале, величие которого неизмеримо превосходит все установленные и принятые обществом моральные нормы.

Совесть как наиболее очевидное проявление нравственного закона есть нечто совершенно необъяснимое данной гипотезой. Страшный преступник, потерявший не только общественное сознание, но, кажется, и облик человеческий, вдруг начинает испытывать муки совести. И это мучение у него возникает совсем не по социальным мотивам, но от неожиданного, вопреки его сознанию возникшего видения несоответствия сделанного им в жизни с внутренней правдой, открывшейся в нем. Нужно отвергнуть подобные факты, чтобы утверждать, что нравственное чувство, совесть — продукт исключительно общественной жизни людей и что какие-либо моральные ее нормы исчерпывают содержание всего нравственного закона, присущего человеку.

Какова особенность христианского взгляда на происхождение нравственного закона в человеке? Она прямо вытекает из библейской антропологии. По библейскому учению, человек является высшим из всех тварных существ, он — образ Бога (Быт. 1, 27) в мире и призван к богоподобному бытию. Идеальная норма этого бытия дана во Христе, в Котором человеческая природа без изменения или растворения была воспринята в нераздельное и неразлучное единство с Божественной природой в Ипостаси Бога-Слова, вознесена и спосажена одесную Бога Отца (Мф. 16, 19), Это царственное величие, к которому призван человек, не есть, однако, что-то внешнее по отношению к нему, но заложено в творении в саму природу человека ("Царствие Божие внутрь вас есть» — Лк. 17, 21) и раскрывается в нем «по силе жития» (св. Исаак Сирин. VI в.). Таким образом, нравственный закон, весь «категорический императив», в этом контексте оказывается лишь одним из выражений той полноты духовных даров, которыми изначала наделен человек.

Однако радикальное повреждение образа Божия, которое произошло в связи с отпадением человека от Бога, не дает практически возможности видеть все то духовно- нравственное величие и богоподобную красоту, которые скрыты в человеке. Постоянно и во всей силе обнаруживается противоположное — то, что Бог изрекает о предпотопном человечестве: «Не имать Дух Мой пребывати в человецех сих во век, зане суть плоть» (Быт. 6, 3 — славян. Библия). Оправдание греха и возведение его в ранг нормы и закона в личной и общественной жизни (напр., порнография, гомосексуализм, рок-музыка, сатанизм), опустошая и обезображивая душу, делают ее мертвой, неспособной к духовному развитию и духовным переживаниям.

Но всегда были в человечестве те, которые оказывались способными поверить в реальность Царства Божия, открывающегося в исцеленной душе человека, поверить во Христа и Христу и возлюбить Его больше души своей (Мф. 10, 39). Эти верующие — святители и преподобные, мученики и праведные, юродивые Христа ради и безвестные подвижники — засвидетельствовали жизнью и смертью своей, каков и Кем дан закон, духовный и нравственный, «внутрь» души и каким бесконечно прекрасным и совершенным делает он человека, исполняющего его.

2.Второй вид нравственного аргумента предложен Кантом и дополнен проф. В.Д. Кудрявцевым.

Кант назвал свое рассуждение постулатом практического разума. Это верно отражает характер данного аргумента. Сущность его заключается в следующем.

Конечная цель, к которой должно стремиться разумно-нравственное существо, есть высшее благо, или, по В.Кудрявцеву, абсолютное совершенство. Его основные свойства: познание Истины (дополнение В.Кудрявцева), осуществление полной добродетельности (святость) и достижение счастья. Эти три элемента охватывают все стремления человека как существа разумного, нравственного и чувствующего. Однако очевидно, что достижение абсолютного совершенства для человека на земле невозможно. Отсюда возникает вопрос: является ли стремление к нему всеобщим обманом нашей природы или оно имеет реально существующий идеал?

Если представить первое, то «вся деятельность человека была бы жалким, трагикомическим преследованием теней, стремлением к тому, чего на самом деле нет».

Если полнота знания, добродетели и счастья есть лишь иллюзия нашего сознания, а не реально существующий Идеал, то не только стремление к ним обессмысливается, но и сама жизнь человека теряет всякий смысл. Поэтому, чтобы избежать столь неестественной алогичности понимания нашей природы, с необходимостью требуется признать бытие высочайшего блага как Абсолютного Существа, в Котором человек достигает конечной цели всех своих устремлений. То есть требуется признать бытие Бога.

С другой стороны, из усмотрения факта несоответствия в земной жизни между степенью добродетельности человека и его счастьем столь же необходимо постулировать бытие Бога как Существа всемогущего, всеведущего и справедливого, которое хочет и может установить такое соответствие для всех людей в будущем. «Природа, — писал Кант, — не может установить согласия между добродетелью и счастьем. Это побуждает нас признать бытие причины, отличной от природы и не зависящей от нее. Эта причина должна обладать не только силою и могуществом, но разумом, — быть такою силою, которая и по мощи, и по воле, и по уму выше природы. А такое Существо есть только Бог. Он и хочет, и может утвердить союз между добродетелью и счастьем».

Неискоренимая же потребность человека в постоянном духовном и нравственном совершенствовании заставляет наш разум, по Канту, с такой же необходимостью постулировать и бессмертие души.

К вышеизложенным традиционным аргументам в пользу бытия Божия необходимо присоединить еще один, который, возможно, в большей степени чем предыдущие, отвечает принципам и методу эмпирических доказательств, применяемых в науке. Это так называемый

РЕЛИГИОЗНО-ОПЫТНЫЙ АРГУМЕНТ

Сначала небольшое отступление. «В 1790 году около французского города Жюллек упал метеорит. Мэр составил протокол об этом событии, который подписали 300 свидетелей, и послал в Парижскую Академию. Думаете, академики тогда поблагодарили за помощь науке? Ничего подобного. Парижская Академия не только составила объемистый трактат «Об абсурдности падения камней с неба», но даже приняла специальное постановление по этому поводу. Многие музеи выбросили метеориты из коллекций, чтобы «не сделать музей посмешищем». А один из академиков Делюк заявил: «Если даже такой камень упадет у меня перед ногами, и я вынужден буду признать, что я его видел, я добавлю, что поверить в это я не могу». Другой академик Годен добавил, что «подобные факты лучше отрицать, чем опускаться до попыток объяснить их».

В чем дело? Почему почтенные академики объявили войну метеоритам? Согласно поверьям невежественных людей, камни с неба посылает Господь Бог. «Раз Бога нет, — значит, не может быть и камней с неба», постановили парижские академики.

Да, нелегкое дело — заставить поверить в новые факты, не укладывающиеся в сложившуюся систему убеждений…

«Если проследить внимательно историю науки, то становится ясно, что вся она история борьбы с преклонением перед очевидностью, которая всегда выступала от имени житейского здравого смысла. А ведь так называемый здравый смысл есть ни что иное, как накопленный и обобщенный веками повседневный опыт людей. Казалось бы, идти против него бессмысленно, ведь он и только он — единственный критерий истины. Лишь с большим трудом люди начинают понимать, что их повседневный опыт вовсе не абсолютен, что он охватывает только некоторые поверхностные стороны событий и явлений, что житейский здравый смысл ограничен, что есть очень много неопровержимых фактов, не укладывающихся в незыблемые, казалось бы, самоочевидные истины.

Религия, понимаемая как реальная живая связь человека с Богом, есть, по выражению отцов Церкви, «наука из наук». Таковой она является не только в смысле ее исключительной важности для человека, но и в силу ее естественного соответствия эмпирическим наукам, которые все основываются на опыте и им проверяются. Без подтверждения опытом самая блестящая мысль остается в естествознании не более как догадкой, гипотезой. «Вообще говоря, когда выводы науки расходятся с фактами, предпочтение отдается фактам (при условии, что факты еще и еще раз проверяются)».

Бытие Бога и является фактом, проверенным «еще и еще» огромное число раз. Люди разных исторических эпох, с глубокой древности и до наших дней включительно, различных рас, национальностей, языков, культур, уровней образования и воспитания, часто ничего не зная друг о друге, с поразительным единодушием свидетельствуют о реальном, невыразимом, глубочайшем личном переживании Бога — именно переживании БОГА, а не просто чего-то «сверхъестественного», мистического. При этом одно обстоятельство сближает все эти свидетельства, делает их несомненным научным фактом — это совершенно конкретные и принципиально однозначные условия опыта познания Бога.

Богопознание — это не хаос мистических экстазов и болезненных экзальтаций на почве повышенной нервозности, но посвоему очень точная и сложная наука. В ней есть своя последовательность, свои условия, свои критерии. Как осуществляется богопознание? Здесь ответим лишь в самой общей форме. В бескорыстном искании смысла жизни, в подвиге нравственного очищения себя и покаянии, понуждении к добру ради добра. Это есть то первое необходимое условие, без которого «эксперимент» богопознания не может быть успешным. В Евангелии оно выражено кратко и ясно: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5, 8).

Для любой науки достаточно нескольких фактов, чтобы теоретическую догадку сделать общепризнанной истиной. Достаточно некоторым ученым увидеть след элементарной частицы или новую галактику (через приборы или даже отпечатки на фотографии), как уже никто фактически не сомневается в их существовании. Какие же, спрашивается, основания отвергать опыт огромного числа ученых, величайших в своей области, свидетельствующих о непосредственном (!), а не через приборы или следы на фотографии, видении Бога? Ученых, которые не только делом или словом, но даже мыслью неспособны были совершить обман или погнаться за славой человеческой; тех, которые творили чудеса, прозревали будущее, перенесли изгнания и ссылки за слово веры и правды, которые претерпели пытки и надругательства, проливали кровь и часто отдавали саму жизнь свою за непоколебимое исповедание Бога и Христа. Все это говорит не о голословной их вере в Бога, не о мнении, не о принятой гипотезе или простой традиции. Нет — это свидетельство глубочайшего убеждения, которое проистекло из непосредственного видения, познания самого Бога этими учеными-подвижниками науки из наук.

Где же основания для отрицания их опыта видения Бога? Может быть, все эти Павлы и Петры, Иустины Философы и Иоанны Дамаскины, Исааки Сирийские и Макарии Египетские, Александры Невские и Клименты Римские, Сергии Радонежские и Андреи Рублевы, Ньютоны и Паскали, Серафимы и Флоренские, Шекспиры и Достоевские, Бахи и Менделеевы, Брянчаниновы и Васнецовы… — невозможно перечислить имена только тех, о которых знает весь мир, — так, может быть, все они лишь «по традиции» верили в Бога или были невеждами в науке, «отсталыми», или…?

Как рассматривать этот грандиознейший в истории человечества опыт? Может быть, необходимо над ним задуматься или и «подобные факты лучше отрицать, чем опускаться до попыток объяснить их?» «Да, нелегкое дело — заставить поверить в новые факты, не укладывающиеся в сложившуюся систему убеждений», к тому же еще требующие и духовно-нравственной работы над собой.

Неужели можно отрицать Бога только потому, что повседневный опыт не дает нам Его? Но известно, что «повседневный опыт вовсе не абсолютен, что он охватывает только некоторые поверхностные стороны событий и явлений, что житейский здравый смысл ограничен, что есть очень много неопровержимых фактов, не укладывающихся в незыблемые, казалось бы, самоочевидные истины». Повседневный опыт вообще не дает нам почти ничего из того, о чем говорят современные ученые, но мы верим их опытам, верим им, не зная их и не имея при этом большей частью ни малейшей возможности проверить их утверждения и выводы. Какие же основания не поверить неисчислимо большему количеству религиозных опытов, засвидетельствованных кристально чистыми людьми? Справедливы слова С.Булгакова: «Основное переживание религии, встреча с Богом, обладает (по крайней мере, на вершинных своих точках) такой победной силой, такой пламенной убедительностью, которая далеко позади оставляет всякую иную очевидность. Его можно позабыть или утратить, но не опровергнуть. Вся история человечества, что касается религиозного его самосознания, превращается в какую-то совершенно неразрешимую загадку и нелепость, если не признать, что человечество опирается на живой религиозный опыт, т.е. если не принять, что все народы как- то видели и знали свои божества, знали о них не из одного «катехизиса». У пророков Израиля мы постоянно встречаем такие слова: «и сказал мне Бог». Приходилось ли нам когда-нибудь задумываться над этими словами?

Пытались ли мы понять их, хотя отдаленно переводя эти слова на свой религиозный опыт? «И сказал мне Бог»! Что это: неужели только галлюцинация, самообман, шарлатанство, литературный прием, или?… А если правда… если правда, что написано в этих книгах: Бог говорил, а человек слушал, слышал… Бога, конечно, не физическим органом слуха, но слышал сердцем, всем существом своим, слово Божие звучало громче, чем все громы мира, убедительнее и достовернее, чем все его разумение». И «если бы люди веры стали рассказывать о себе, что они видели и узнавали с последней достоверностью, то образовалась бы гора, под которой был бы погребен и скрыт от глаз холм скептического рационализма».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475