Апостол самых дальних островов

Жизнь этого человека складывается из цепочки тех самых прикровенных чудес, в которых глаз православного видит несомненные и ясные указания Божии, а неверующий только недоуменно разводит руками.

Иван Дмитриевич Kocaткин родился в 1836 г. в Смоленской губернии, в селе Березе. Родители его были из бедного сельского духовенства, что сразу определяло жизненный путь сына: тяжелая бурса с ее голодом, холодом и грубыми нравами, семинария, а затем женитьба и скромная участь сельского батюшки. У мальчика, однако, оказались прекрасные способности к учебе, и в двадцатилетнем возрасте, блестяще окончив семинарию, он поступает в Петербургскую Духовную академию. Теперь можно уже задуматься и об ином будущем. Ему на выбор представляются два пути, привлекательных каждый по-своему: либо по окончании курса жениться и принять приход, подобающий высокообразованному священнику, в столице или крупном городе; либо вступить в монашество и остаться преподавателем в академии. Мы не знаем, какой из двух путей более привлекал студента Иоанна, но ни один из них нисколько не похож на то, что ему предстояло.

В 1860 г. студентом четвертого курса, Иоанн Дмитриевич прочитал однажды, на ходу, поспешая в храм ко всенощной, объявление, приглашающее студентов занять место настоятеля домовой церкви при русском консульстве в Хокодате, в Японии. Пожал плечами, подивившись экзотическому предложению, и забыл о нем. Впрочем, в его голове, может быть, и пронеслись некоторые мысли. Так, из газет он мог знать, что недавно из Японии вернулась экспедиция адмирала Путятина, добившаяся установления дипломатических отношений. Однако сочинение И. А Гончарова «Фрегат Паллада» он вряд ли читал. Кроме того как человек образованный он должен был знать историю проникновения западного христианства на острова: о миссионерской деятельности Франциска Ксавье, разгроме католических миссий, когда правительство сегуна убедилось, что через монахов алчные европейцы пытаются сделать своей колонией Страну Восходящего Солнца; бесчисленных казнях, когда на кострах сжигали разом сотни и тысячи христиан-японцев. Знал Иоанн Дмитриевич и о том, что любая попытка проповеди христианства карается в Японии смертной казнью. Так что, если даже все эти сведения и промелькнули в его голове, пока шел он ко всенощной, вряд ли прочитанное предложение стало от этого хоть сколько-нибудь привлекательным.

О том, что перечувствовал он в тот знаменательный вечер, можно только догадываться. Почти каждый верующий может вспомнить, как, стоя в храме на службе, ощущал легкое дуновение прохлады как бы от крыльев пролетающей над головами птицы, и как Святый Дух временами чуть касался его своим крылом. И тогда дрожь пробегала по спине, и внезапный прилив благоговейного чувства наполнял душу. Вполне возможно, что будущий просветитель Японии в течение всей вечерней службы стоял, охваченный подобным чувством. Мелькали, быть может, в его сознании яркие картинки будущего благовествования язычникам и буддистам. А разум прогонял заманчивые видения, доказывая, что ждет его в Японии на долгие годы горькая участь пленника в четырех стенах консульства. А погом вдруг мгновенно пронзала уверенность, что в конце концов стены рухнут, и Слово Истины свободно хлынет в людские души.

Со всенощной он вернулся совсем другим человеком. Давно ли беспечно веселился он на свадьбе одного из родственников, а теперь полон собранности, энергии, сознания серьезности возложенного на него служения. Внутренне он уже инок-миссионер. Пострижение состоялось в июне того же года, имя ему нарекли Николай.

Вскоре иеромонах Николай отправился в путь через Сибирь, зазимовал в г. Николаевске, где многому научился от архиепископа Иннокентия (позднее митрополита Московского) — опытного миссионера. А второго июля следующего, 1861 г., прибыл в Хокодате.

Япония только что под дулами корабельных орудий Перри открыта для иностранцев, которых население ненавидит, забрасывает камнями, а при случае убивает. Ситуация для инока Николая практически безнадежная: христианство по-прежнему под запретом, в любом верующем, а тем более в священнике, здесь видят чудовищную помесь зверя и колдуна. Опасно даже выйти за порог консульства. Ну, как тут не пасть духом?

Но нет, ничуть не бывало. Господь посылает второе прикровенное чудо. Оно состоит в неожиданной уверенности, что однажды все переменится, и нужно, не теряя времени, готовиться к этому. В затхлой атмосфере крепко спящей средневековой островной империи иеромонах Николай с жадностью набрасывается на изучение японского языка, который сам же он позднее назвал труднейшим в мире. Восемь долгих лет посвящено этой подготовительной работе, но зато отец Николай теперь говорит, как природный японец, а литературу, как древнюю, так и новейшую, знает лучше самих островитян. Но попытки русского священника знакомить жтелей со Словом Божиим все еще безрезультатны.

И вот совершается третье чудо. Знаменитого в Хокодате фехтовальщика Савабе пригласили давать уроки сыну русского консула. Каждый день встречал японец теперь русского священника и окидывал его яростным взглядом налитых кровью глаз. Наконец, враждебное чувство привело его в келью монаха.

— Вы — варвары! Вы приезжаете высматривать нашу страну, — грубо начал он. — Такие, как вы, вредны, а вера твоя злая!

— А вы знаете мою веру, что так о ней отзываетесь? — дружелюбно прервал его священник, и бесстрашный взгляд его спокойных глаз потушил готовую прорваться смертоносную ярость профессионального воина.

— Ясного знания не имею, — вынужден был тот признать. И тут же вновь закипая, злобно потребовал:

— Так что же за вера у тебя? Говори!

И священник заговорил.

Так и видится мне, как на грубом, надменном лице фехтовальщика разглаживаются жестокие складки, взгляд становится заинтересованным и спокойным, доброта и мудрость проступают сквозь прежнее выражение. И вдруг невидимая, сотканная из незримого земными очами света, птица-голубь начинает порхать над его головой и садится, пронзая все существо японца ощущением открывающейся Истины. Савабе тихо достал из-за пояса тушницу, из рукава лист бумаги и стал записывать. В душе его шел сложный благотворный процесс. Не правда ли, как похоже на историю обращения апостола Павла?

— Давайте, поговорим когда-нибудь еще, — попросил он, прощаясь.

Более двух недель встречались они каждый день. У Савабе был друг, доктор конфуцианства, которому он постарался передать свои новые знания. Сакай вначале смеялся и с ловкостью опровергал православное учение, но вскоре вслед за Савабе сделался последователем и проповедником Христа, великим постником и молитвенником. Теперь уже о. Николай понял, что наступает время для проповеди.

Об этом же говорили и изменения, происходившие в Японии. Под дулами пушек бесцеремонных янки страна только сдвинулась с точки своего замерзания. Но вот открылись порты, понаехали купцы, хлынули со всего света товары. Все самые сильные европейские страны соперничали в стремлении подчинить себе Страну Восходящего Солнца. Пожалуй, только Россия проявляла свою обычную сдержанность. Британцы, привыкшие повелевать миром, расположились здесь, как дома.

Вот маленький эпизод, показывающий их отношение к хозяевам.

В 1862 г. на юге острова Кюсю в области Сацума некий англичанин, м-р Ричардсон, по причине английской спеси не уступил однажды дорогу князю, возвращавшемуся со свитой из Эдо. И был тут же убит телохранителями в согласии со всеми законами страны. Британцы воспользовались прецедентом, чтобы указать японцам их место и научить послушанию. Они потребовали наказания виновников и несоразмерно высокой контрибуции. В ответ на отказ феодала к берегам острова 15 августа 1863 г. подошел английский флот и хладнокровно залпами бортовой артиллерии в упор расстрелял целый город Кагосиму со всеми жителями.

К 1867 году режим сёгуната настолько ослаб, что непримиримость к христианству начала убывать. Но только революция Мейдзи отменила все старые запреты на миссионерство.

Однако только еще догадываясь о близости столь важных событий, о. Николай срочно едет в Россию, чтобы просить Святейший Синод основать в Японии миссию и дать для нее сотрудников. А вернувшись, неожиданно для себя обнаруживает, что ревностный Савабе, совсем как великий Павел, уже образовал у себя маленькую церковь — общину из молодых, хорошо образованных дворян — сизоку: Сасачала, Качета, Такая, Оно и других. С них и началась катехизаторская школа в Хакодате. Проповедь все еще несла не одни радости, а еще и горе, нужду, лишения и даже гонения. Только в 1873 г. последовала окончательная отмена старых антихристианских эдиктов. Православная проповедь стала гласно раздаваться на японских островах. Всюду росли храмы, создавались приходы. Св. Синод вызвал архимандрита Николая в Петербург, где в 1880 г. он был рукоположен во епископа. С тех пор святителю ни разу больше не довелось побывать на родине.

Помимо устроения семинарий и катехизаторских школ, Бог вложил в своего избранника дерзновенное намерение построить посреди японской столицы соборный храм. Еще во время последней поездки в Россию святителю удалось собрать огромную сумму пожертвований в 300 тыс. руб., щедро жертвовала и все увеличивающаяся японская паства. В 1884 г. святитель покупает у правительства холм Суругадай в центре Токио. Здесь пришлось делать большие насыпи, чтобы хватило места для грандиозной постройки. Работы длились пять лет с применением всех технических достижений того времени, чтобы защитить храм от губительных землетрясений. А сколько враждебности вызывала стройка, ведь храм должен был как бы парить над громадной одноэтажной столицей, возвышаясь даже над императорским дворцом. Ходили слухи, что из храма можно будет следить за каждым шагом императора, того самого Микадо, которого и подданные-то имели право лицезреть только один раз в году. Появлялись проекты перекупки у русских земли и уничтожения постройки или воздвижения между ним и дворцом насыпной горы. Наконец, в 1891 г. храм был торжественно освящен. Со всей ее красотой и пышностью перед глазами японской столицы совершилась православная литургия. Привлеченные дивным трезвоном колоколов, японцы несметными толпами окружили собор. Число православных в Японии к этому времени превышало восемнадцать тысяч, а в дальнейшем усилиями святителя Николая и его помощников достигло пятидесяти. Вскоре японцы уже с гордостью показывали приезжим новую достопримечательность столицы, называя Собор «Сейдоо-Никорай» («Храм Николай»).

Господь даровал своему избраннику не только духовную мудрость, но, судя по некоторым фактам, и прозорливость. Совершая свои ежегодные пастырские поездки по стране, а также составляя свои послания приходам, святитель не уставал призывать мирян взять клириков и катехизаторов на свое иждивение. Дело в том, что жалование им выплачивал российский Синод, а такой источник святитель считал ненадежным. Но ведь не было тогда ни малейших оснований бояться трагических для Церкви событий. Уж не предвидел ли он грядущую революцию? Во всяком случае призывы его возымели действие, и когда едва ли не вся Россия отшатнулась от Бога, церковь в Японии устояла, и даже численность ее паствы нисколько не сократилась.

Последние десятилетия своей жизни св. Николай употребил на создание и расширение сети журналов, газет и других православных изданий, а также на переводы Священного Писания и Богослужебных книг. Этой работой занимался он неукоснительно каждый день по четыре часа. Благодаря его трудам Японская Церковь имеет на родном языке всю Библию, Катехизис, Октоих, Триодь постную и цветную и т. д.

Наконец, последнее чудо в его жизни произошло в годы Русско-японской войны, когда взрыв шовинизма поставил Православную Церковь в Японии на грань уничтожения. Бог дал святителю такую мудрость, что его послание к пастве не только утихомирило страсти, но и покорило японцев. Святитель объяснял, почему на время войны отказывается он как русский патриот от участия в общественных Богослужениях, желая не столько побед русскому оружию, сколько скорейшего установления мира, но в то же время будет «счастлив видеть, что вы исполняете долг в отношении к своей родине». «Делайте все, что требует от вас любовь к отечеству но помните, что «есть еще Отечество Небесное. К нему принадлежат люди без различия народностей, потому что все — … дети Отца Небесного, и братья». Много помогал он пленным русским, многих и похоронил по христианскому обычаю. Японцы, эти язычники и одновременно дзен-буддисты, так полюбили его, что даже в газетах изображали святителя с сиянием и нимбом и называли его «Сей да Са-Кео», т. е. «Святой архиепископ». Стоило показаться ему на улицах, как тотчас раздавалось восторженное «Бонзай Никорай».

Святитель скончался 3 февраля 1912 года. Его оплакивала вся Япония, как православная, так и языческая. В наследство от него нынешнему поколению осталась крепкая японская Православная Церковь, насчитывающая более пятидесяти тысяч верующих. И пусть читателя не смущает малость этой цифры для страны с населением в 120 миллионов. Большего не удалось даже и католикам, хотя они уже второе столетие не ослабляют гигантских пропагандистских усилий, соединенных с большими денежными вливаниями. Да и мало ли это, если теперь можно твердо считать, что Благая Весть во всей ее полноте донесена усилиями равноапостольного Николая до каждого японца, и все, кто желает следовать Христу, имеют полную возможность спастись. Идут и идут в мир духовный чистые души православных японцев, и это — лучшая награда и самая большая радость для их почившего Архипастыря.

В. ПРИХОЖАНИН
Екатеринбург

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475