Священник Вячеслав Клюев: Воспитание детей после развода

Батюшка, Вы – председатель Межрегионального общественного движения «Православный родительский комитет», а еще член Объединения православных ученых. Это помимо всего остального, чем Вы занимаетесь. Я говорю это прежде всего для того, чтобы было понимание, что тема, которую мы сегодня затронем, – это не просто какой-то отголосок общественных взглядов... Этой темой Вы занимаетесь в том числе и как ученый, помимо юридической практики и законотворческой деятельности. Мы будем говорить о совместном воспитании детей после развода.

– Совместное воспитание сейчас у нас в стране мало практикуется, но инициатива, чтобы что-то изменять в этой сфере, озвучена, она не первый год существует. В этом году уже появились первые законопроекты, и они вызвали определенное обсуждение в информационном поле, в общественном пространстве.

А почему об этом пошла речь на законодательном уровне?

– Мы живем в уникальное время. В обозримом прошлом не было такого, что большая часть браков распадалась. А сейчас? По официальной статистике, прошлый год мы завершили с показателем 80% разводов от общего числа зарегистрированных браков. Условно говоря, 100 браков зарегистрировано за год и одновременно зарегистрировано 80 разводов. Это итоговый показатель в целом по стране.

Если брать отдельные периоды в течение года и смотреть по отдельным регионам (а я напомню, это был Год семьи), то в некоторых регионах в отдельные периоды соотношение разводов к количеству регистрируемых браков достигало более 130%. То есть разводов больше, чем регистрируемых браков. Но по итогам года мы вышли на показатель в 80%. Но это за счет того, что в отдельных регионах регистрируется очень мало разводов, в первую очередь это Ингушетия, Чечня. На этом фоне этот процент выравнивается.

Но в целом ситуация, как я уже сказал, очень драматичная. У нас ежегодно примерно 450 000

разводов, а это означает, что примерно 600 000 детей ежегодно добавляются в категорию детей разведенных родителей. В итоге это приводит к тому, что на сегодняшний день мы имеем примерно 40% детей (примерно 12 миллионов, если говорить в абсолютных величинах), которые живут с одним родителем, и в 95% случаев это мама.

То есть эти дети живут при недостатке отцовского воспитания, недостатке сохранения внутрисемейных, внутриродовых связей. Связь со вторым родителем, как правило, рвется либо становится символичной, формальной. Этого явно недостаточно для того, чтобы передать жизненный опыт, чтобы действительно воспитать ребенка, чтобы ребенок усвоил некие традиции семьи, своего рода.

На фоне этой катастрофы наука имеет уникальную эмпирическую базу для исследования последствий конфликтных разводов. Наука бьет в колокола и говорит о том, что у детей, прошедших через конфликтный развод родителей, у детей, которые впоследствии живут с одним из родителей (в первую очередь с мамами) и теряют связь со своими родственниками, формируется так называемый психологический синдром индуцированного отчуждения от собственной семьи, отвержение отца или матери, бабушек и дедушек. У таких детей впоследствии очень специфическая траектория развития как в личном плане, так и в социальном. Есть соответствующие наблюдения и исследования в области соматического, психологического, психического здоровья, по которым мы видим, что у таких детей очень специфические, очень вредные для демографической ситуации установки на семью, брак, деторождение.

На этом фоне рождается вопрос: что со всем этим делать? Если мы ничего не будем делать, то к чему это приведет? Мы имеем соответствующую позицию Святейшего Патриарха о необходимости народоумножения и народосбережения, сохранения традиционных семейных ценностей. Мы имеем соответствующую позицию Президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина относительно традиционных российских духовно-нравственных ценностей, включая преемственность поколений, крепкую семью. Президент озабочен демографической ситуацией и неоднократно говорил, что на сегодняшний день это, можно сказать, одна из ключевых проблем, которую необходимо решать.

По сути, мы наблюдаем демографическую катастрофу. Процент рождаемости приближается к той точке, после которой наступает, скажем так, уже вымирание нации. И этот процесс невозможно остановить, несмотря на принятие определенных мер. Есть определенная точка с коэффициентом рождаемости (и мы, к сожалению, уже к ней приблизились), после которой никакие демографические мероприятия не приведут к возрождению русской нации, если не остановить этот процесс.

Соответственно, на этом фоне последние годы проходили общественные обсуждения, различные научные конференции, исследования, круглые столы, общественные советы, форумы, где обсуждалась эта проблематика. Заслушивались многочисленные доклады, проводились исследования, анализировались исследования, проведенные в других странах, международные исследования, лонгитюдные – длительные, многолетние, позволяющие видеть траекторию развития детей разведенных родителей спустя годы. И теперь мы можем на научной основе говорить о том или ином явлении и прогнозировать развитие событий.

Если мы не изменим существующую на сегодняшний день правоприменительную практику, когда после разводов дети начинают проживать с мамами и в 95% случаев не видят своих отцов или видят их недостаточно, теряют все связи, мы неизбежно придем к той самой демографической катастрофе.

Именно на этом фоне происходит значительное ухудшение ряда других социальных показателей. Это и здоровье (психическое и соматическое) детей, подростков, взрослых. Это и ситуация с суицидами, в том числе подростковыми. Это и большое количество мужских суицидов, по ним мы лидируем в мире. Количество мужских суицидов в России почти в семь раз превышает количество женских, и такого нет больше нигде в мире. Во многом это отзвук того, что миллионы отцов, прошедших через развод, теряют связь с собственными детьми, а вместе с этим теряют и смысл жизни.

В ходе исследований мы видим, что психотравматизация, которую переживают отчуждаемые отцы, имеет такой элемент, как смыслоутрата. То есть родитель, теряющий связь со своим ребенком, не может его дальше воспитывать, не видит его, во многом теряет смысл и в дальнейшей жизни, и в творчестве, и в работе. То есть мы теряем потенциал – творческий, научный, рабочий, профессиональный. Люди выбывают из социальной жизни. Скажем так, из валового внутреннего продукта, из того, что называется тканью нации.

На этом фоне возникает вопрос: что нужно менять? Оставлять как есть явно нельзя. Возникает интерес к исследованиям, проведенным за рубежом, в разных национальных системах, на разных континентах, более близких и понятных нам по мировоззрению и национально-культурной традиции. Мы это сравниваем, чтобы увидеть решение тех, кто сталкивался с этой проблемой.

Конечно, должна вестись работа, чтобы профилактировать разводы. Но поскольку очевидно, что совсем это явление теперь не изжить, нужно работать над минимизацией последствий развода. В первую очередь это касается того, как должны воспитываться дети; как они должны жить, чтобы все эти последствия (краткосрочные, долгосрочные, личные и общесоциальные) были сведены к минимуму.

И одним из таких решений практически везде рано или поздно становится решение о необходимости того, чтобы дети, если уж родители начинают проживать раздельно, жили и с папой, и с мамой, виделись с бабушками и дедушками с обеих сторон попеременно. То есть это так называемое совместное воспитание. За рубежом существуют различные режимы такого совместного воспитания, начиная с так называемой юридической опеки и заканчивая физической опекой, когда разделяются права и обязанности. Что касается физической опеки, ребенок физически доступен обоим родителям и одновременно оба родителя физически доступны ему. А не так, что ребенок живет, допустим, с мамой и только иногда (раз в две недели, раз в месяц или еще реже) видится с папой.

Практически на всех континентах этот опыт насчитывает уже много лет, а где-то и десятилетий. У нас имеется большая эмпирическая база относительно того, как это влияет на ребенка. У нас не распространено на практике, чтобы ребенок после развода родителей жил паритетно у папы и у мамы. Такой практики в нашей стране немного, она существует только в виде добровольных соглашений между родителями. Законом это не оговорено, а судебной практикой не приветствуется. Потому что, если родители дошли до суда, то, как правило, один из родителей должен выйти оттуда победителем, а второй – полностью проигравшим. И, как в песне, победитель забирает все, в том числе психику ребенка и его будущее, к сожалению, как показывает наука.

Так вот, чтобы такого не происходило, в разных странах существуют различные режимы так называемого совместного воспитания. Они включают в себя некий ориентир судов, чтобы по возможности назначать паритетное проживание детям; принимать как можно больше таких решений, если дело рассматривается в суде. Либо существует такая конструкция, как презумпция совместного воспитания и паритетного проживания ребенка. Это решение по умолчанию, как прописанное в законе. То есть, если родители разводятся и у них нет своего соглашения, где они как-то скорректировали, выбрали для себя оптимальный режим, тогда действует именно норма закона. Если не договорились по-другому, то будет 50 на 50.

А сейчас ведь как получается? Если не договорились – идите в суд и воюйте, и один выйдет победителем. Тогда родители попадают в условия гражданского процесса, основанного на принципе состязательности, и обязаны поливать друг друга грязью, доказывать, что один из них лучше, а другой хуже. И один заслуживает того, чтобы ребенок жил с ним, потому что ребенку будет лучше, а другой ни в коем случае этого не заслуживает.

Поставленные в такие условия, вовлекая детей в этот процесс, родители и сами калечатся, и переходят огромное количество красных линий в отношениях друг с другом. После чего говорить о компромиссах, прощении, любви, взаимоуважении уже трудно…

Так вот, существующая в законе такая норма как раз исключает необходимость воевать. Она, наоборот, стимулирует родителей к тому, чтобы договариваться. Потому что она, по сути, говорит о том, что не надо спорить. Государство таким образом озвучивает свою позицию, что не надо доказывать, кто лучше, а кто хуже. Ребенку нужны и папа, и мама, ему нужны бабушки и дедушки с обеих сторон, ему нужно сохранить связь со всей своей семьей, сохранить таким образом свою индивидуальность.

Вот так дети и должны расти. Если вы можете договориться и придумать для себя более оптимальный вариант, чем суровое «50 на 50», то, пожалуйста, договаривайтесь. Если не можете, то спорить не нужно; и тогда будет «50 на 50». И только для исключительных случаев (жизнь есть жизнь, всегда есть какие-то исключения) включается режим, скажем так, опровержения вот этой презумпции. То есть это так называемая опровергаемая в судебном порядке презумпция паритетного проживания ребенка с каждым из родителей. Тогда нужно прийти в суд и доказать, что у вас есть какие-то исключительные обстоятельства, которые не позволяют действовать общему правилу. Если вы убедите суд, соответственно, будет включен какой-то другой режим, отличный от паритетного. Если вы не убедите суд, то есть вами движут только эмоции, амбиции, желание насолить бывшему супругу, то в интересах детей, в интересах будущего нации суд, убедившись, что никакого исключения нет, применяет общую норму. И будет действовать паритет. До ухода суда в совещательную комнату родители всегда могут заключить соглашение и вернуться к возможности договориться.

Когда у родителей есть альтернатива – либо договориться, либо будет 50 на 50, то, как показывает мировая практика во всех странах, на всех континентах, родители чаще договариваются. Когда у родителей альтернатива либо договориться, либо попробовать выиграть все, жизнь показывает, что в большинстве случаев они стараются выиграть все. Принцип казино: каждый надеется, что ему повезет и он докажет, что он лучше. На старте все всегда убеждены в таком результате. Потом, как правило, один оказывается победителем, и в большинстве случаев рано или поздно он начинает злоупотреблять своим положением победителя. А второй родитель практически выбывает из жизни своего ребенка со всеми социально значимыми последствиями для всего общества, для будущего нации.

В нашей стране этим летом в Общественной палате Российской Федерации прошел большой круглый стол, подготовка к которому длилась больше двух лет, относительно совместного воспитания и вообще проблематики отцовства. Могу с уверенностью сказать, поскольку уже много лет состою в отцовском движении, что действительно на сегодняшний день главный вопрос, который принципиально беспокоит отцовское движение, миллионы отцов, – это вопрос фактического доступа к собственным детям, возможность воспитания собственных детей. Это вопрос номер один для отцов России.

Этим же летом появились и законопроекты. Это, скажем так, не первые законопроекты, которые обсуждались. В прошлом году ко Дню отца в Государственной думе тоже проходил круглый стол, где обсуждались разные концепции совместного воспитания с учетом мирового опыта. Предлагались разные формулировки, обсуждалось, давать ли это на усмотрение суду или все-таки закреплять презумпцию в законе, опровергаемую в судебном порядке. Кстати, по результатам того обсуждения открытым голосованием победила концепция, что оптимальным, самым перспективным, самым человечным вариантом и для родителей, и для детей, и для всего общества в целом является вариант презумпции совместного воспитания, опровергаемой в судебном порядке.

Так вот, этим летом уже появился первый законопроект. Я думаю, он не последний. Конечно, я с ним знаком и могу сказать, что те формулировки, которые предлагаются сегодня, не решат проблему в целом, но, по крайней мере, это хоть какое-то движение вперед. Мы, по крайней мере, пытаемся выйти из того положения, в котором находимся. Пошло первое обсуждение. Честно говоря, удивляет реакция некоторых так называемых экспертов или общественных деятелей, взявшихся комментировать эти инициативы.

Исследования, которые используют для критики совместного воспитания, обычно имеют заказной характер. В основном ссылаются на устаревшие публикации 2007–2010 годов. Как специалист, много лет изучающий эту проблематику, могу сказать, что большинство из них носят необъективный характер и финансируются заинтересованными группами.

Современная западная наука столкнулась с серьезной проблемой массовой дезинформации. Эта проблема охватывает различные сферы, включая практики применения законодательства о домашнем насилии, концепции токсичной мужественности, проблематику трансгендерности… Данная проблема распространяется также на фармацевтическую отрасль и другие сферы, где присутствуют значительные экономические интересы.

Надо что-то такое доказать, что потом принесет деньги. Параллельно с этим, не заходя в сферу конспирологии, можно сказать, что мы видим зачастую абсолютно деструктивные, лженаучные утверждения, размывающие национально-культурные традиции, национальные системы права. Единственная цель этого – увеличить количество хаоса в мире, чтобы приблизить конец света, пришествие Антихриста.

Эти многочисленные лженаучные теории потом подхватываются основанными на них законопроектами, международными актами. Мы видим в них, что мужчина – опасное существо, отцы опасны, а значит, опасны семья и общество, где находится мужчина.

Предлагается отменить презумпцию невиновности в отношении мужчин, потому что они не могут управлять собой, они потенциальные агрессоры, абьюзеры, насильники. Соответственно, давайте защищать всех и не ждать, пока они что-то совершат, а принимать меры превентивного характера, зная, что там, где мужчина, существует опасность.

Исходя из такого подхода, продвигаемого под эгидой защиты слабых и беззащитных женщин и детей, рождаются конструкты с ювенальной юстицией, с законодательством профилактики семейно-бытового насилия. Все это делается с благими пожеланиями: давайте защитим несчастных, униженных, обездоленных, угнетенных, убиваемых, обижаемых. За этими благими пожеланиями мы видим один и тот же результат.

Разрушение семей, уменьшение количества браков, увеличение количества разводов, уменьшение рождаемости, размывание национально-культурной идентичности, гражданской идентичности и разрушение общества, атомизация семьи, атомизация общества – мы видим многочисленные проблемы, связанные с институтом семьи и демографией в отдельных национальных системах, в том числе и в нашей стране.

Зная, как работает современная западная наука, можно констатировать: она во многом обслуживает деструктивные идеи. С начала 1990-х годов практически прекратилось финансирование исследований, изучающих проблемы утраты половой идентичности. То, что до 1990-х годов считалось болезнью, отклонением, психическим расстройством, постепенно стало отрицаться как проблема.

Сегодня мы наблюдаем не просто констатацию «нормы», но агрессивную защиту различных отклонений и извращений. Эту проблему видят наши депутаты и пытаются защищать общество от трансгендерности и лженаучных идей. Однако это звенья одной цепи.

Когда наука начинает обслуживать антинаучные идеи, когда появляется мейнстрим, основанный на размывании традиционных ценностей, – понимания пола, мужского и женского начала, отцовства и материнства, семейных отношений, мы получаем тотальный хаос. Происходит атомизация общества, разрушение иерархии, на которой строится Божественная гармония мира.

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475