Епископ Каскеленский Геннадий (Казахстан): Русская провинция – это те места, где в каждом храме живет Пресвятая Богородица

У нас с Вами сегодня не очень обычная беседа – мы будем говорить о Вас. Вы – епископ Русской Православной Церкви, а еще и поэт. Как становятся епископами и поэтами одновременно? Как из епископа получается поэт, а из поэта – епископ? Довольно интересная и сложная комбинация. Вы родились в марте 1967 года в Ленинграде в семье служащих. Ваша семья была православной в смысле выполнения необходимых обрядов?

– Как у многих моих современников, моя жизнь была разделена на две неравные части в то время (имею в виду 1970-е годы), когда я взрослел. В основной период времени, к сожалению, я не получал никакого религиозного воспитания – никто со мной не говорил о вере и Церкви, пока я учился в школе. Но летом, когда мы выезжали в деревню, я поступал в полное распоряжение моих крестных родителей, многочисленных родственников, старушек, которые непременно меня водили в церковь, причащали, возили в Псково-Печерский монастырь. Я впервые там побывал, когда мне исполнилось восемь или девять лет. Это произвело неизгладимое впечатление. И уже в старших классах, в большей степени – по окончании школы, когда пришла пора делать осознанный мировоззренческий выбор, немного поразмышляв и снова придя в церковь, я уже окончательно утвердился на том пути, к которому меня тактично подводили мои знакомые и близкие люди в летний период в течение всего детства.

У Вас была необычная семья: Вы – правнук депутата I созыва (1906 года) Государственной Думы еще императорской России Ивана Ильича Лысенко.

– Да, верно.

Вы не особо афишируете, но это очень интересный факт: это был крестьянский депутат, серьезный человек.

– Я не очень хорошо знаю его жизнь, но на его могилке постоянно бываю. Это недалеко от Петербурга, станция Горская. Буквально недавно в моей жизни произошел удивительный случай. Изучая судьбы депутатов Государственной Думы I созыва, я обнаружил, что родной правнук другого депутата первой Государственной Думы также из Екатеринославской губернии (их портреты изображаются вместе на одной странице – правнук Радакова) в настоящее время преподает в университете. Он доктор наук, крупнейший математик Казахстана. Мы списались, познакомились и сейчас дружим.

Вы окончили школу и поступили на первый курс Московского института криптографии, связи и информатики. Это очень интересный институт.

– Я там отучился два года. Изучал высшую математику, но в конце второго года понял, что это не мое: я должен работать не с цифрами, не с данными, а с людьми. И, кроме того, именно там, в отрыве от Петербурга, религиозное чувство захватило меня в большей степени. Я ушел оттуда, отслужил почти год в рядах Советской Армии. По окончании службы уехал в Тамбовскую область, потому что в 1986–1987 годах с ленинградской пропиской еще тяжело было поступить в духовную семинарию – все контролировали репрессивные органы. И я поступал от Тамбовской епархии благодаря покойному Владыке архиепископу Евгению и замечательному священнику, отцу Константину Захарко, который дал мне рекомендацию в семинарию. И я поступил в Ленинградскую духовную семинарию в 1987 году.

Окончили семинарию, потом академию – прошли, так сказать, по ступенькам…

– Как положено.

Вы избрали серьезный путь: в 1990 году стали пресвитером, а потом уже постепенно стали двигаться в сторону епископства. Этот отрезок пути как-то был связан с творчеством, с поэзией? В какой момент Вы написали первое стихотворение?

– Стихи я начинал писать с детства, еще в школе. Первые попытки – это переводы с немецкого произведений из школьной программы. Помню, стих «Лорелея» перевел… И меня пригласили в замечательный кружок при редакции газеты «Ленинские искры», который вел Вячеслав Абрамович Лейкин, я посетил несколько занятий. И, когда мне было шестнадцать или восемнадцать лет, попробовал писать стихи. Что-то у меня получалось… Повторюсь, были переводы. Но, как ни странно, по мере того, как я более серьезно обретал веру, я отходил от поэзии и от литературы вообще. Когда учился в семинарии, я не писал вовсе. Потом я анализировал, что со мной происходило. Наверное, молитва заменила мне литературу. И лишь после того, как я окончил духовную академию, поэзия, творчество стали возвращаться ко мне, но в несколько другой ипостаси. Я стал снова писать стихи, уже обретя серьезную веру и став на путь церковной жизни, – и стихи стали другими.

Но много я никогда не писал и не пишу. Я говорю так: стихи я не пишу, но, если они приходят в голову, я их записываю. Я не могу себя назвать профессиональным поэтом… Даже просто поэтом мне сложно себя назвать. Но если что-то приходит в голову, если душа требует выразиться в стихах, – я не пренебрегаю этим.

Вы некоторое время служили в Санкт-Петербурге…

– Когда я учился в духовной академии, я служил в Преображенском соборе.

Этот период был важен для Вас? Чем он запомнился?

– Это невероятный период… может быть, самый лучший. Когда я стал священником в 1990 году, в Петербурге только-только открывались храмы. Сейчас немногие знают, что перед началом перестройки в огромном городе с почти пятимиллионным населением было открыто только 13 храмов.

Вы имеете в виду 1985 год?

– 1989-й… даже 1990-й. Покойный Святейший Патриарх Алексий стал петербургским митрополитом в 1990 году. И первые храмы стали открываться только в 1989 и 1990 годах. Это были Михайло-Архангельский собор в Ломоносове, храм Святой Екатерины в Мурино, потом храм Илии Пророка на Пороховых… Храмов открывалось все больше и больше, но все равно не хватало – народ внезапно пробудился от греховного сна и стал наполнять храмы. Нам приходилось одновременно крестить 150, 200, даже 250 человек… Был период религиозного воодушевления. К сожалению, далеко не все люди остались в Церкви, но этот порыв конца 1980-х – начала 1990-х очень о многом говорит.

Сыграло большое значение тысячелетие принятия христианства.

– Да, это было очень к месту. Как раз в Москве проходила XIX партконференция, которая приняла судьбоносные решения, предопределившие, по сути, развал Советского Союза. А в это время (в июле 1988 года) Церковь отмечала праздник 1000-летия Крещения Руси.

Я помню первую службу в Покровском соборе (соборе Василия Блаженного). Была архиерейская служба. Церковь была заполнена толпой, люди стояли плечом к плечу, вся Красная площадь тоже была заполнена. И в этот момент кто-то разрешил дать удар колокола на Иване Великом – как это было раньше в Москве. Ударил колокол, а за ним – все другие колокола. Началась Пасхальная служба. Владыка вышел, сказал: «Христос Воскресе!» И вся Красная площадь (не знаю, сколько тысяч людей там было) ответила: «Воистину Воскресе!» Это было невероятно. Такое не повторится уже, наверное, никогда.

– А я помню канонизацию блаженной Ксении на Смоленском кладбище… Обретение мощей преподобного Серафима Саровского, когда весь православный Петербург вышел на Невский проспект. Это январь 1991 года. И все жители города увидели, как много на самом деле верующих. Хотя несколько десятилетий был тяжелейший, мощнейший прессинг и преследование верующих – сначала открытое, а потом административное. Но вера жила в народе, вера неистребима. По крайней мере, в наших людях, воспитанных в традициях русской культуры.

Вы окончили духовную академию и вдруг переехали в Кострому. Что произошло?

– Я нисколько об этом не жалею. Я служил в храмах Петербурга, но был ряд приглашений из других епархий. Я принял решение согласиться на приглашение Владыки Александра, чтобы в Костроме заниматься проблемами духовного образования. Там создавалось духовное училище (потом семинария), активно велась работа с молодежью. Я переехал в Кострому, и для меня раскрылся потрясающий мир русской провинции. За 15 лет в Костроме я объехал не только Костромскую, но и ближайшие области – Ярославскую, Ивановскую, Владимирскую... Мне иногда кажется, что там я знаю каждый храм, каждый монастырь. Это то, чего, может быть, не хватает людям, которые всю жизнь живут в крупных столицах, – в Москве, Петербурге, в Екатеринбурге… Русская, российская провинция – это действительно те места, на которые нисходил, благословляя их, Царь Небесный, где в каждом храме живет Пресвятая Богородица, где в каждом селе живет свой преподобный, оставаясь там мощами. Это удивительные и святые места.

Это, по сути, знаменитое Золотое кольцо России.

– Да. Обидно, когда Золотое кольцо России представляется исключительно как совокупность туристических объектов. Но это прежде всего не объекты туризма – это наши святыни. Позапрошлым летом я проезжал по Вологодской области. Вологда, Комельский лес – это место подвига многих преподобных. Казалось бы, на въезде в область должны быть плакаты с именами, иконами этих преподобных. Как, например, въезжаешь в Нижегородскую область – видишь плакаты с изображением преподобного Серафима Саровского. А в Вологодскую область въезжаешь – везде плакаты «Родина Деда Мороза». Это какой-то инфантилизм.

А Кирилл Белозерский, а Ферапонт?

– Совершенно верно. Димитрий Прилуцкий, Павел Обнорский, множество преподобных… Так нет: «Родина Деда Мороза». Наверное, это как-то надо исправлять.

Да, это проблема. Я как автор книги «Николай Чудотворец» в серии «Жизнь замечательных людей» готов говорить об этой теме часами: у нас два дедушки – один придуманный, а другой настоящий. Надо выбирать – настоящий или придуманный…

– А есть еще третий – Санта-Клаус неизвестного происхождения.

Санта-Клаус – это все-таки святой Николай.

– Я имею в виду того, кого проповедуют сейчас на Рождество в Америке, в Европе. Это же коммерческий образ, он очень мало общего имеет с личностью святителя Николая.

Дед Мороз уж совсем не имеет никакого отношения. Особенно его странная внучка.

– Однажды меня на одном молодежном мероприятии спрашивает женщина: «Батюшка, как мне детям объяснить: Дед Мороз живет в Вологде, а его внучка, Снегурочка, – в Костроме? Это же так далеко! Дети не поймут». Я подумал и ответил: «На самом деле они живут в одном доме, потому что от Костромы до Вологды тянется один Комельский лес. Поэтому они вместе». Вот на такие вопросы иногда приходится отвечать.

А на самом деле это же выдуманный персонаж.

– Пусть они тоже существуют, но они должны быть на своем месте. В первую очередь мы проповедуем подвиг наших преподобных, ради которых мы и живем, молитвами которых спасаемся.

Вы еще руководили Синодальным отделом по делам молодежи.

– Я помогал руководителю, митрополиту Александру. Это тоже очень важная часть жизни. Мы создавали первую концепцию молодежного служения, проводили съезды, собрания, ряд совершенно новых проектов. И главное, что удалось нам тогда сделать под руководством Владыки Александра, – в значительной степени поменять психологию священнослужителей. Еще в 70–80-х годах прошлого века наши церковные люди очень плохо представляли, что молодежь требует особых подходов, и не умели с ней работать. Когда священников стали пускать в школы, то приходили замечательные, очень сильные священники, великолепные пастыри, но они оказывались совершенно беспомощными в молодежной аудитории. Я знаю немало таких примеров и в Петербурге. И мы обратили внимание на то, что молодежь требует особого подхода. И воспитывать нужно не только саму молодежь – воспитывать нужно и пастырей, которые будут работать с молодежью. Мы очень рады, что все эти начинания сейчас продолжаются в работе Синодального отдела по делам молодежи.

Вы 31 мая 2010 года были поставлены епископом Каскеленским, викарием Астанайской епархии. Это Казахстан, другое государство – это другой мир, другая жизнь.

– Да, я с большой радостью принял это избрание. Наверное, я мог отказаться, остаться в Костроме. Но для меня это был новый вызов. Это было чрезвычайно интересно: новая культура, новые люди… И 15 лет в Казахстане, погружение в проблемы страны, проблемы русского населения, знакомство с бытом коренного населения – это все чрезвычайно интересно. Я благодарен Богу за этот опыт.

Какое самое интересное событие произошло у Вас в Казахстане и запомнилось?

– Прежде всего, это поездки в отдельные города, в отдельные аулы. Это традиции: когда тебя принимает, скажем, глава администрации небольшого поселка и в торжественный момент во время трапезы выносят голову барана.

О, как!

– Тебе дают большой нож, и эту голову барана ты должен разделать сам как председательствующий на трапезе. И каждому, кто сидит за столом, нужно преподать определенный кусочек, да еще при этом сказать слово. Вот тебе глаз – чтобы лучше видеть; вот тебе кусочек щеки – чтобы твои щечки были пухлыми. Можно сочинять что угодно – простор фантазии тут не ограничивается.

Я думаю, что Вы могли бы писать целые книги... Вернемся к творчеству. Вы считаете себя любителем или профессионалом? Продолжали ли Вы писать стихи постоянно или все-таки это возникало по вдохновению, время от времени?

– Это было по вдохновению, но это было постоянно, в том смысле, что на протяжении последних двадцати лет я писал по нескольку стихотворений в год.

У нас здесь лежат Ваши книги. Здесь сборник стихов. Если вы, дорогие телезрители, купите такую книгу, то на обратной стороне обложки можно почитать об авторе, что тоже немаловажно. А вот эта книга вышла буквально несколько месяцев назад. Сборник стихов называется «Призвание». Может быть, Вы прочтете хотя бы одно стихотворение из этих сборников?

– Давайте я прочитаю последнее стихотворение, которое я написал. Мы готовимся отметить небольшую знаменательную дату, связанную с жизнью митрополита Николая (Могилевского). Этот святитель возглавлял православный Казахстан с 1945 по 1955 год. Сам он прошел весь ад лагерей. Это исповедник нашей Церкви, он причислен к лику святых. Его мощи находятся в Никольском соборе. В его жизни был такой удивительный случай, когда его (как это часто бывало) буквально вытолкнули из арестантского вагона на глухой станции Челкар в Казахстане. И он скитался по этой станции, умирал от голода, холода. Наконец, упал обессиленный. Подобрал его татарин, мусульманин, отвез в больницу. А после того, как к Владыке Николаю вернулись силы, этот человек приютил его, будущего святителя, в своем доме и таким образом спас от голодной смерти. Этот замечательный эпизод в жизни святителя Николая иллюстрирует дружбу народов – ту дружбу, которая сложилась в Казахстане, в стране, где я служу. И мое стихотворение посвящено этому случаю. Называется оно: «Митрополит Николай (Могилевский). Быль».

Колеса старого вагона
Визжат… и затихают вмиг.
На камни грязного перрона
Убогий выброшен старик.
«Прощай, дедок, живи
покуда». –
Охранник потупляет взор.
Наверно, так смотрел Иуда,
Исполнив страшный уговор.
По мерзлым деревянным
шпалам
Спешили женщины в ангар.
Ох, сколько горя повидала
Глухая станция Челкар!
Скитаясь по пустым
сараям,
Ночуя в сене, на дровах,
Христово имя повторяя,
Сжимая лестовку в руках,
Он у солдаток побирался
В нужде безвыходной своей
И никому не признавался,
Что сам он был – архиерей.
Худой, как смертник
в каземате,
Смиренный старец угасал.
И вот однажды на закате
Без сил на мягкий снег упал.
Очнулся… Или это снится?
Он будто стал для всех
родным:
Шумит заботливо больница,
сестра склоняется над ним.
Он потрясен и благодарен,
Глядит – в палате гость
другой.
Вошел улыбчивый татарин:
Пойдемте, дедушка, домой!
Святитель по дворам
проходит
Под новый и надежный кров.
А собеседник вдруг заводит
Рассказ про Божию любовь:
«В тот день внезапно
свечерело
И первый высыпал снежок.
Гляжу: навстречу мне
несмело
Бредет усталый старичок.
Лицом измучен и несчастен,
А бородою – аксакал!
В лохмотьях грязен и ужасен,
Вдруг зашатался и… упал.
И слышу голос от Аллаха:
„Спаси больного старика!
Отдай ему свою рубаху,
Прими как брата-земляка,
Возьми его в свое жилище,
И отогрей, и напитай.
И за твое усердье к нищим
Твою семью введу Я в рай”.
Так Бог сказал. В том нет
сомненья,
Ата, я буду очень рад
Исполнить Божие веленье.
Теперь ты мне отец и брат».
Воспрянул старец
пораженный,
Согбен под тяжестью
креста.
Перекрестился и с поклоном
Благодарил за все Христа.
Пришли, уселись у казана:
«Жаным, на стол нам
собирай!»
Так был спасен для
Казахстана
Святитель Божий
Николай.

(Окончание в следующем номере)

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз»:
https://tv-soyuz.ru/Cerkov-i-obschestvo-Episkop-Kaskelenskiy-Gennadiy-Chast-1;
https://tv-soyuz.ru/Cerkov-i-obschestvo-Episkop-Kaskelenskiy-Gennadiy-Chast-2

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475