Архимандрит Савва (Мажуко): Христианин должен быть подобен пчеле

Почему невозможно представить церковь без восковых свечей? Потому, что это чистый продукт, это аромат, который мы сразу опознаем, входя в церковь. Я хорошо помню, как первый раз, еще ребенком, переступил порог храма и вдруг почувствовал этот замечательный запах. И это было каким-то чудом.

С древности считается, что мед, воск (то, что производит пчела) – предельно благородные продукты. Действительно, это что-то очень благородное, очень возвышенное и по-настоящему достойное того, чтобы приносить это Господу нашему. Поэтому в церкви всегда будут гореть восковые свечи. И это приношение не только людей, но даже и пчелок.

Надо сказать, что образ пчелы в Священном Писании – это классическая тема многих семинарских сочинений. К этому образу обращались не только священные авторы, святые отцы, но и светские писатели. Один из знаков богоизбранности какого-нибудь известного античного поэта мы найдем в античной светской, что ли, языческой географии, и это пчелы, приносившие мед, например, в уста младенца Пиндара или другого античного поэта. Кстати, потом этот образ перекочевал в жития святых. Пчелы и святыня – это что-то близкое. Трудолюбие пчелы хвалит священный писатель: «И мы должны так же Господу служить и работать».

Открываем замечательные стихиры в праздник святителя Василия Великого и видим, что автор службы святителя Василия Великого тоже называет его пчелкой: «О, Божественная и священная Христовы Церкве пчело». Или мелиссой (пчела по-гречески – μέλισσα). И мы думаем, что вот сейчас поэт наверняка обыграет в этой стихире образ, который мы видим, например, у преподобного Антония Великого и у многих других древних авторов, говоривших, что христианин должен быть подобен пчеле, перелетающей с цветка на цветок и собирающей драгоценный нектар.

Пчела не тащит за собой цветок, она берет только нужное – нектар и потом перелетает к другому цветку. Так и великие угодники Божии – святители Христовы, обучаясь языческой мудрости, собирали нектар этой мудрости, чтобы потом переработать его и принести Церкви.

Но дальше в стихире мы видим, что образ пчелы раскрывается несколько неожиданно: «О, Божественная и священная Христовы Церкве пчело, Василие всеблаженне! Ты бо Божественнаго желания жалом тебе вооружив, богомерзких ересей хулы уязвил еси». То есть образ вдруг окрашивается какими-то агрессивными тонами. Мы-то ожидали, что сейчас будет про нектар, мед, трудолюбивую пушистенькую, лохматенькую пчелочку, целый день летающую и собирающую нектар и приносящую его в улей. И потом люди кушают этот мед и кормят им своих деток, и всем хорошо.

А тут поэт вспоминает, что вообще-то у пчелы есть жало, κεντρον. Причем употребляется то же слово, что мы слышим в знаменитой фразе апостола Павла в 15-й главе его Первого послания к Коринфянам, которую мы повторяем в день Святой Пасхи: Смерть! где твое жало?

Здесь говорится, что святой Василий Великий был подобен пчеле, потому что у него было жало. Этим жалом, произраставшим из Божественной любви, Василий Великий жалил богохульников, еретиков, потому что не мог их не жалить, ведь им двигала любовь к Господу. То есть Василий Великий – не просто пчелочка, это опасный человек, и это очень странный вывод. Хотя дальше стихира развивает и положительный образ пчелы и говорит: «И душам верных благочестия сладость сокровиществовал еси». То есть Василий Великий действительно собирал нектар сладости с цветов мудрости и раздавал его верным.

Далее говорится: «И ныне Божественнаго рая нетленныя проходя пажити», – то есть сейчас Василий Великий, как пчела, продолжает облетать райские пажити и там молитвами своими тоже дает свой мед тем, кто ему молится. Он продолжает быть пчелой, но при этом продолжает быть опасным для еретиков. А кто такие еретики? Выражаясь по-светски, это люди с другой точкой зрения.

Но христианин должен быть подражателем Богу. Он должен быть терпеливым к чужому мнению, должен быть кротким. По крайней мере, он не должен быть опасным, не должен жалить. Но Василий Великий здесь прославляется именно как опасный человек, как тот, кто может жалить.

На самом деле для современного человека это, с одной стороны, вызов, с другой стороны, ориентир. Потому что в последние несколько десятков лет сложилась странная тенденция (может быть, у этой тенденции и более долгая история, но наиболее ярко она стала проявляться именно сейчас), что христианин – этакий рыхлый добряк. Этот человек никому не может причинить боль, и он не так опасен. И эта неправильная мысль на самом деле мешает нам быть самими собой, мешает нам чувствовать истину и служить ей.

Василий Великий был опасным для еретиков, потому что он любил Господа, знал истину и защищал ее с оружием в руках. И он защищал ее так красноречиво и убедительно, что оппоненты выли от досады, ведь он причинял им почти физическую боль.

Отвлекаясь от богословских дискуссий IV века, которые описаны в целых шкафах богословской литературы, я хотел бы проговорить универсальность этой позиции: у христианина есть право быть опасным. Более того, я считаю, что христианину, наверное, нужно обучаться искусству быть опасным. Всякий человек по мере взросления должен учиться быть опасным. У нас есть на это право и есть для этого силы, и нужно быть правильно опасным, что ли.

Сейчас очень модно обсуждать, например, тему травли детей в школе: «Как это возможно? Куда смотрят педагоги? Почему дети такие злые? И почему потом человек не может за себя постоять в трудовом коллективе?» Да потому, что вовремя, где-то в детстве, человека не научили быть опасным, иногда мотивируясь и этим стерилизованным, дистиллированным христианством, на самом деле не имеющим никакого отношения к Евангелию.

Мы же видим в Евангелии, что и Господь наш позволял Себе резкие слова, и Иоанн Предтеча был очень резким. И святые иногда были способны причинить боль другому, потому что это было меньшим злом, чем остаться в стороне. То есть человек должен научиться быть опасным.

Это серьезное искусство, и мы видим, что святые люди, помимо тех благодатных даров, на которых мы традиционно делаем акцент (это дар пророчества, исцеления, утешения, умиленной молитвы, покаяния и прочих священных вещей), еще умели быть опасными.

И, может быть, обращаясь к святым, вам надо просить у них и тех уроков, и той науки, чтобы самим научиться быть опасными (если в детстве вам не поставили этого навыка, не научили правильно давать сдачи, без того, чтобы кипеть ненавистью и злостью на весь мир и строить планы какой-то жуткой расправы со своими обидчиками), чтобы просто вовремя поставить кого-то на место, вломить ему в зубы, а потом подружиться с ним, как это чаще всего бывает в детстве.

Важнейшее искусство – быть опасным. И, оказывается, наши святые и в этом деле могут быть если не примером или учителями, то, по крайней мере, правильным ориентиром.

Записала:
Людмила Белицкая

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475