Митрополит Екатеринбургский и Верхотурский Евгений: «Церковь может помочь»

Продолжение. Начало №№ 9–10, 2023 г.

К администрации Екатеринбурга вы уже выходили с предложением по переименованию улиц?

– Неоднократно эти вопросы обсуждались. Ну вот мы сейчас с вами находимся в центре «Царский» на улице Царской. Некогда она называлась улицей Толмачева. Было принято решение о переименовании, и, соответственно, часть улицы Толмачева, где нет жилых домов, была переименована в улицу Царская. Красивое название, мне нравится больше, чем Толмачева. И тем более, когда я познакомился с биографией Толмачева, с его совершенно подлейшими, а другого слова нет – подлейшими поступками, которые совершал этот человек, то почему в Екатеринбурге должна быть улица его имени? У меня вопросы. Надо разговаривать.

Может ли Церковь помочь человеку, имеющему наркотическую зависимость? Есть ли на Урале проверенный православный реабилитационный центр?

– Да, Церковь может помочь. Панацеи, конечно, нет, такого, чтобы человек пришел, и его гарантировано исцелили. Это всегда задача очень непростая. Наркотики повреждают сознание, повреждают психику и восстановить их бывает очень тяжело. Да, Екатеринбургская епархия уже девять лет назад учредила реабилитационный центр в городе Ревда, Свято-Пантелеимоновский реабилитационный центр. Мы сотрудничаем с благотворительным фондом «Ника», и лично я достаточно регулярно направлял и направляю в этот центр людей. Приходят в храм и говорят, что у них сын, брат или муж – наркоманы. Что делать? Они готовы лечиться. И я направляю, и вижу, как он там находится, вижу судьбу этого человека после того, как он закончит реабилитацию и выходит в жизнь. Достаточно высокий процент людей, которые не возвращаются к употреблению наркотиков. Но есть люди, не вернувшиеся к нормальной жизни. Реабилитировались, потом опять срыв, потом опять – это нормальное явление. Но, по крайней мере, в этом центре регулярно с людьми, туда попавшими, беседует священник, психологи. Эти люди посещают храм. Тот спектр возможностей, который Церковь может дать с целью помочь человеку, мы все их используем.

Это бесплатно?

– Это бесплатно и для самих наркозависимых, и для их семей. Пожалуйста, обращайтесь в реабилитационный центр в Ревде. В свою очередь в Екатеринбургской епархии, на улице Репина, 6, действует Отдел по противодействию наркомании, где регулярно находятся и сотрудник фонда, и психолог. Там все телефоны реабилитационного центра указаны, по ним можно позвонить, связаться, задать вопрос, и, я думаю, что помощь психологическую, моральную, социальную, помощь по реабилитации вы получите.

Вопрос от Анастасии: «Кто такой митрополит и почему именно его просят помолиться за всех людей на земле?»

– Кто такой батюшка? Батюшка – это священник, который служит в храме, служит Богу и помогает людям. Кто такой митрополит? Митрополит – это батюшка для батюшек. Это архиерей, епископ, руководитель Церкви на определенной территории, в данном случае на Урале, если говорим о митрополите Екатеринбургском и Верхотурском. Это священник, архиерей, он руководит не одним храмом или монастырем, а храмами и монастырями на всей территории Екатеринбургской епархии.

Почему он должен молиться обо всем мире? Я бы так сказал: о ком должна молиться мама? Мама молится о своих детях, дочках и сыночках. А о ком молится учитель? Если учитель верующий, он знает, как молиться Богу, он молится о тех, кого знает, о своих учениках, он о них заботится. О ком молится батюшка? Батюшка молится о прихожанах, о людях, которые приходят к нему в храм и просят помолиться. Ну а о ком должен молиться митрополит, несущий ответственность и заботу о всей епархии? Он молится обо всех живущих в Екатеринбурге, в Верхотурье, в Первоуральске – во всех городах нашего региона, обо всех, кто просит его об этом. И эта молитва имеет некий ответ. Во всех храмах нашего региона молятся о митрополите, это взаимно. То есть во всех храмах, за каждой службой произносится молитва, где поминается митрополит. Мы молимся друг о друге, и Бог нам помогает. Если наша юная вопрошательница помолится за свою маму, за своих одноклассниц и получит ответ на эту молитву, увидит, как Бог помогает, я думаю, что ей будет не трудно понять, зачем митрополит должен молиться о всей своей Церкви.

Как отучить ребенка от постоянного использования смартфона? Вообще, нужно ли отучать, если в этой реальности дальше жить ребенку?

– Я бы сказал не отучить, а научить правильно пользоваться. Можно пользоваться неправильно, когда ребенку 3–4 годика, он уже целиком сидит в планшете, и родителей это устраивает. Дали ему планшет, он там пальчиком нажимает и не мешает, и вроде как хорошо. Но начнем с того, как говорят врачи, что ребенок в младшем школьном возрасте не должен смотреть на экран компьютера, планшета, телефона больше часа, потому что это вредно для глаз. И если не научили так пользоваться, то к 10–12 годам оказывается, что у него испорчено зрение, он полуслепой. Чтобы ребенок не испортил свое здоровье, нужно научить его регламентировать время, научить пользоваться, что можно делать и сколько времени можно.

Слушайте, мы же не говорим ребенку, чтобы он выходил на улицу, подходил к любому дяде или тете и делал то, что они ему говорят. Но ведь в планшете, в мобильном телефоне ребенок через социальные сети вступает в общение с неопределенным кругом лиц, и они могут оказать, и оказывают на него воздействие. А там действуют и мошенники, террористы, и вот чтобы ребенок не стал жертвой такого воздействия, конечно, нужно его научить пользоваться, а где-то и оградить, защитить. Как мы ограждаем, говоря: «Не иди за незнакомым дядей или незнакомой тетей, не заходи в подъезд или еще куда-то». И та же культура должна быть и в отношении смартфона, не должно быть безусловной свободы, безоговорочной свободы, когда ребенок считает, что он имеет право и требует. Мы можем потерять либо здоровье ребенка, либо самого ребенка.

Сейчас уже достаточно много исследований тех пагубных явлений на психику ребенка, на его коммуникацию, когда дети уже не могут разговаривать. Происходит такой компьютерный аутизм, зависимость. Я за то, чтобы люди были независимы, чтобы люди были свободны. Как апостол об этом говорит, что все мне позволительно, но не все полезно; я не должен становиться рабом чего-то.

Очень сложно найти таких детей. У меня ребенку 11 лет, и ограничить его, просто сказав: «Пожалуйста, не смотри», не получится. Ну, может, в 7 лет еще будет прислушиваться ребенок, но старше – уже нет.

– «Не смотри» я бы не стал говорить. А сказал бы: «Давай с тобой поиграем в мяч, в теннис, почитаем книгу, пойдем погуляем». Должна быть альтернатива. Ребенок нуждается в любви, он формируется любовью. Игра в телефоне, смартфоне не может дать любви. Она может дать определенные навыки. Это хорошо, но надо давать навыки в рамках того времени, тех задач, которые мы ставим. Но общаться с детьми необходимо. Дети нуждаются в родительской любви. И, кстати, я видел печальные ситуации, когда дети мстят родителям. Родители дали им планшеты, но не дали им любви, дети вырастают – и не заботятся о своих родителях, они им мстят, они их не любят, они отвечают родителям неким презрением: «Ты меня не любил, и я тебя тоже любить не буду». Я думаю, что и вы как родитель не пожелаете себе таких перспектив.

А вот наказание – это интересная тема. Дело в том, что слово «наказание» со славянского языка переводится как «научение». Мы считаем, что наказать – значит что-то сделать, чем-то стукнуть или куда-то поставить, а правильный смысл – это научить. Если ты можешь научить ребенка словом, собственным примером – учи, наказывай таким образом. Если ты можешь наказывать с любовью – делай так. Как у одного мудрого человека говорится, что в доме должен быть ремень, но он должен висеть на стене, не надо ребенка бить, но он должен понимать, что есть опасность некоего наказания.

Тут очень тонкая грань. Я против насилия над детьми, когда родитель пользуется тем, что он старше, сильнее и начинает причинять боль ребенку – он его травмирует, он деформирует его.

Шлепок, подзатыльник – в Вашей градации это уже насилие? Как Вас воспитывали? Неужели ни одного раза подзатыльника не дали?

– Конечно, и подзатыльники, и не только – все это было пройдено. Если мама, если папа, если человек, который несет ответственность за воспитание ребенка, находит какую-то меру воздействия, такую, чтобы она была не унизительна, чтобы в ней не было членовредительства, чтобы она была усвоена ребенком, чтобы это было педагогическое воздействие, – это нужно сделать. Но это очень индивидуальная тема. К мальчишке – одно, к девочке – другое. Когда ребенок понимает, за что его наказывают, – это одна ситуация. Когда он не понимает, и его наказывают, и делают это регулярно, то это ужасная ситуация. Я бы адресовал вас к трудам замечательного педагога Константина Дмитриевича Ушинского, в этом году ему исполняется 200 лет, юбилей. Это отец русской педагогики. Он прекрасно говорит о том, какое научение, какая мера наказания полезна и помогает ребенку усвоить некие жизненные уроки, а уроки давать надо. Очертить рамки, что хорошо и что плохо, необходимо. Если в детстве ребенку не показали эти рамки, а сказали живи как хочешь, то он живет, переходит в возраст совершеннолетия, где эти рамки уже законом поставлены. Есть административный и уголовный законы, а он не знает, у него рамок нет, и он становится преступником, совершает преступление, потому что не научен соблюдать рамки. Попадает в места не столь отдаленные, от нас в том числе. Кто виноват? Виноват родитель, который в детстве мудро, с любовью не обозначил эти рамки. Рамки обозначать необходимо.

Вопрос от волонтера Василия Коноплянко: «Я представитель волонтерского штаба акции „Мы вместе”. И именно мы, волонтеры, помогаем с 2020 года всем бабушкам и дедушкам Свердловской области, а также другим жителям Свердловской области в рамках борьбы с коронавирусом. У меня вопрос: во время пандемии коронавируса Вы выступали против QR-кодов и настороженно относились к вакцинации. Но именно после создания коллективного иммунитета удалось стабилизировать ситуацию. Изменилось ли Ваше отношение к принятым мерам и чему научила Вас пандемия коронавируса?»

– Изменилось ли отношение? Вопросов много. Я знаю, что пандемия у нас стране закончилась 24 февраля 2022 года. Для меня это очень важное свидетельство. Безусловно, это болезнь, безусловно, эта болезнь унесла множество жизней, болезнь, в борьбе с которой множество волонтеров, таких, как Василий, врачей, наших прихожан совершали подвиги, уходя в «красные зоны», помогая людям, заражаясь, страдая этой болезнью, – все так. Но все-таки тот психоз, что был создан вокруг болезни, оказывал свое, я считаю, очень губительное влияние. Психоз в том, что каждая новость, каждый сюжет только об одном. Когда появились QR-коды – я не против этих кодов как элементов компьютерной технологии, я и сам регулярно ими пользуюсь, а я против того, чтобы использовать их необоснованно, и об этом у меня в Telegram-канале подробно можно прочитать – когда нет прямой связи между наличием QR-кода и наличием или отсутствием опасности, которую человек может представлять для окружающих людей. Люди подвергаются некоему социальному эксперименту с введением QR-кодов, эксперименту, не обеспеченному законодательно, нет таких законов, что по QR-коду ты сюда можешь пройти, а сюда не можешь пройти. Когда этот эксперимент проводился, и он проводился на фоне болезни и смерти, то еще усугублял воздействие. Поэтому позиция в отношении уместности применения этих электронных допусков, QR-кодов, электронного регулирования людских потоков во время пандемии у меня не поменялась. А вот мыть руки, заботиться о здоровье и помогать ближним – это необходимо делать.

А к вакцинации отношение не поменялось?

– Я скажу так, что есть эмоции, а есть наука. Наука говорит о том, что эффективность и безопасность вакцины подтверждается рядом научных опытов, научных изысканий, порой продолжительных. Та история с вакцинацией, которая проходила во время пандемии по миру, вызывала у меня очень много вопросов. С одной стороны, я искренне переживал и молился за тех ученых, которые разрабатывали вакцины, которые делали совершенно потрясающие технологические прорывы. Да, это необходимо было делать. Но вопрос эффективности, вопрос действенности и безопасности вакцины с точки зрения научной у меня все-таки ответа, достоверного, подтвержденного наукой, не получил.

Поэтому я не отношу себя ни к одному лагерю – ни к антипрививочникам, считающим, что это печать антихриста, от которой мы сейчас все умрем, ни к тем людям, кто носил значки, что они привиты.

Для того, чтобы поставить прививку, необходимо убедиться, что человеку можно ее ставить. Пример. У меня есть знакомая, она очень плотно работает в администрации города Санкт-Петербурга. Как законопослушная гражданка пришла в свою поликлинику мэрии Санкт-Петербурга поставить одну из прививок. Доктор посмотрел ее, смерил давление, посмотрел ее карточку, задал какие-то вопросы, минут 40 он с ней общался и сказал: «Вам эту прививку ставить нельзя. Я вам ее ставить не рекомендую. Рекомендую в крайнем случае поставить вот такую». Я за такой подход. Это было сделано абсолютно правильно с точки зрения врача и пациента. Она послушалась и сделала другую прививку. Вот вопрос: с кем из тех людей, которых прививали в торговых центрах, в пунктах вакцинации, в автобусах, с кем из них была проведена такая беседа? Чью медицинскую карточку посмотрели и сказали – вам это полезно или неполезно, можно или нельзя. Вот когда наука превращается в большую акцию, социальный эксперимент – здесь много вопросов.

Конечно, у меня возникают вопросы, а люди, наш губернатор, наш Президент – они же должны отвечать на эти вопросы. И они отвечают так, как отвечают. Я с уважением отношусь к их ответам и понимаю, что они должны принимать меры, они несут ответственность за наших граждан, они знают статистику, сколько людей умерло.

Нет идеальных решений, я могу лишь поделиться своим мнением, своим соображением. По итогу всего того, что происходило, я не стал ставить прививку ни одну, ни другую, ни третью, но это мое решение, моя ответственность. Да, маску, когда было необходимо носить, носил. Советовался с врачами. Один уважаемый врач говорил: «Вот я поставил прививку – все нормально. Ставь и ты, пожалуйста». Другой врач говорил: «Не надо участвовать в экспериментах, не стоит». Послушал одного врача, послушал другого – принял свое решение. Я бы очень хотел, чтобы наши граждане, наши соотечественники слушали, чтобы им было с кем посоветоваться, чтобы гениальные врачи, которые изобретут вакцины, не были убиты в аборте, чтобы талантливый ребеночек родился. Как некогда родился Бах. Вы знаете, что Бах был тринадцатым ребенком в семье, и когда мама была им беременна, то говорили, что там какой-то уродец. Он родился – и мир получил Баха. Вот я бы хотел, чтобы среди тех 970 000 детей, которые могут родиться, над которыми не сделают аборт по медицинским показаниям, был тот отечественный ученый, кто изобретет лекарство и от короны, и от прочих вирусов. Чтобы среди них был ученый, который создаст отечественный широкофюзеляжный самолет, а другой родившийся инженер его воплотит, а рабочий его соберет, и пилот, родившийся среди 970 000, поведет этот самолет над небом нашей необъятной Родины. (Продолжение в следующем номере)

Беседовала:
Екатерина Цыганкова

Записала:
Полина Митрофанова

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475