Игумен Вениамин (Райников): Общество должно защищать себя от разрушения

Не секрет, что мы живем в мире, где новости, сообщения распространяются очень быстро, а при любом выходе в интернет нам предлагаются какие-то информационные повестки дня. Одна из последних, вызвавших настоящие баталии, в том числе в интернет-пространстве: в последнее время верующие почему-то часто стали оскорбляться на какие-то посты, фотографии, сравнения. Это ставится чуть ли не в вину, говорят, что верующие, христиане, как-то очень странно себя ведут, неправильно реагируют на какие-то фотографии, посылы – мол, очень удобно используют закон об оскорблении чувств верующих.

– Я не вижу увеличения количества этих случаев. Не видно, чтобы верующие активно начинали серию судебных процессов, ссылаясь на этот закон. Просто, может быть, существует много поводов вспомнить про него и про нормы совместной жизни в обществе людей разных убеждений, про уважение, которое мы должны иметь друг к другу, – а это вопрос не столько религиозный, сколько общей культуры и воспитания: есть вещи неприемлемые и вне религиозного контекста. Например, полуприличные фотографии на фоне храмов, специально сделанные, и без религии и непохвальны, и неудачны: это нехорошо даже с точки зрения отношения к обществу, приличиям, историческому наследию...

Способность чувствовать тонкие и болезненные моменты, уважение к убеждениям и чувствам друг друга должны быть в обществе – этого у нас не хватает, но надо отличать реальность от созданной реальности в информационном пространстве: это разные вещи.

Может быть, и есть какое-нибудь искушение, проникшее в людей верующих, которым рассказали, что они теперь могут вдоволь обижаться на что хотят и закон будет их защищать (примерно так, как это делают негры в Америке: если ты негр и кто-то тебя задел по любому поводу, ты кричишь про расизм, и все боятся тебя трогать – если даже это не относится к расизму, могут в нем обвинить).

Можно предположить, что верующие тоже захотели такой легкой жизни, хотя я не вижу, чтобы подобное было распространено. Может быть, у кого-то такие искушения есть: мол, вот, мне что-то не нравится – сошлюсь-ка я на чувства верующих… Но все это от непонимания закона.

А непонимание возникло в том числе из-за того, что, когда этот закон принимали, его очень сильно оболгали в средствах массовой информации. В тот период шли баталии, и были достаточно однотипные мнения против этого закона. Надо сказать, что всем так удачно «промыли мозги», что кажется, что этот закон такой удобный, в наших интересах. Он, может быть, и в наших интересах, но не о том, что нам теперь позволено всласть обижаться: закон вообще не про это.

Наши оппоненты пытаются Церковь обвинить и протестуют против этого закона. Но разве этот закон как-то провоцирует верующих на обиду? Закон защищает право обижаться – или запрещает обижать? Это же не одно и то же. Он поддерживает в человеке чувство оскорбленности – или он против тех, кто оскорбляет? Это же совершенно разные вещи. Этот закон не про наши обиды: он запрещает обижать. И ситуацию надо рассматривать не так, что кто-то обиделся, а его сразу утешают и закон его каким-то образом поддерживает в этой обиде. Обида оскорбленного человека на самом деле даже не принципиальна в данном случае.

Люди иногда спрашивают: а как вообще определяется оскорбленность чувств верующих? Докажите, во-первых, что вы верующий, во-вторых, что вы оскорбились. И при этом спрашивают, как измерить степень оскорбленности. А это очень тяжело доказать. Да и дело в том, что доказывать надо не это: доказывается не момент субъективной обиды человека оскорбленного, а факт оскорбления, – а это не одно и то же.

Мы должны сосредоточиваться на другом: есть какое-то действие, оно направлено на оскорбление – его-то закон и запрещает. Закон ничего не говорит про наши чувства, и в принципе это даже не обязательно: это статья публичного обвинения, а не частного, и человек не должен писать заявление.

Кажется, что верующие сидят перед экраном монитора, ищут какие-то фотографии или на что бы им оскорбиться и начинают писать жалобы? Это вообще не так происходит. Это публичное обвинение – в целях защиты общества от таких противоправных действий выступает прокуратура; не обязательны наши по этому поводу заявления.

Я, например, не знаю, кто был инициатором преследования девушки, которая фотографировалась на фоне Исаакиевского собора: была ли инициатива снизу или прокуратура это инициировала? По сути, прокуратура должна была обнаружить что-то резонирующее и защитить в рамках закона. В принципе, оскорбленного может и не быть.

В данном случае вовсе не значит, что верующие придираются ко всему – это не тот закон, который позволяет верующим придираться. Этот закон защищает людей от действий, направленных на разрушение основ общества, ведь оно держится за счет уважения друг к другу людей разных убеждений. Мы прекрасно понимаем, что живем в обществе, населенном людьми с разными убеждениями, и расколоть это общество очень просто: по болезненным точкам. Для человека религиозного важна его религия, поэтому можно в это ткнуть и возбудить между людьми какое-то противостояние. Естественно, туда будут тыкать: очень просто возбудить народ на этой волне.

Поэтому и эта история, и последующие – не про наши обиды, а про то, что общество должно защищать себя от разрушения. Момент оскорбленности вообще не принципиален. Понятно, что кто-то это болезненно воспринимает, кто-то снисходительно относится. Отношение бывает разное. Если бы этот закон защищал только обидевшихся, он был бы несправедливым, ведь в таком случае люди, обладающие тонкой душевной организаций и слишком обидчивые, были бы защищены больше, чем люди с устойчивой психикой.

Например, я фотографии на фоне Исаакиевского собора до последнего не видел. Я слышал, что идет какое-то обсуждение, но желание искать и смотреть у меня не возникало. Поэтому на вопросы журналистов я отвечал, не видя фотографии: мы же живем немножко в другом измерении, не просматриваем фотографии каких-то блогерш и в принципе можем не столкнуться с этим. Но это не значит, что они могут делать, что хотят. Общество должно защищать себя от этого.

«Публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих...».

– Да. В законе не сказано, что любые действия, вызвавшие обиду верующих, наказываются штрафом. Не сказано про любые действия – сказано про «публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу», когда проявляют «явное неуважение к обществу» в целом, а не только к религиозным людям, и всякому должно быть понятно, что это действие оскорбительно. Целью этого действия должно быть оскорбление религиозных чувств верующих: не всяких чувств, а религиозных.

Если ты оскорбился от того, что тебе на ногу наступили, а кричишь «Я верующий» и тебя должны защищать каким-то особенным образом, – это глупость и злоупотребление правом. В данном случае говорится о религиозных чувствах верующих, а не о любых. Многие думают так: если я мимо храма пройду и косо на храм посмотрю, то меня тогда в тюрьму потащат? Где из текста закона можно найти хоть что-то, что подтвердит эти опасения?

«Деяния, предусмотренные частью первой настоящей статьи, совершенные в местах, специально предназначенных для проведения богослужений, других религиозных обрядов и церемоний...».

– В статье есть несколько пунктов, которые выдают разную ответственность. Если ты косо посмотрел, это кто-то увидел и так интерпретировал – это волюнтаризм: закон не про это.

Если ты пришел в храм с целью оскорблять, навязал свое оскорбительное действие, его продемонстрировал, сделал это публично, хотел это сделать (у тебя была цель – оскорбить верующих), – тогда ты должен понимать, что так делать нельзя: закон запрещает.

Это понимание своей гражданской ответственности?

– В том числе. У законов вообще несколько целей, и хватать людей и их наказывать – не основная.

Закон может существовать и не применяться. К примеру, если мы все достигнем такого уровня, что перестанем убивать друг друга, это не значит, что надо из Уголовного кодекса убрать статью за убийство просто потому, что мы ею не пользуемся. Она обязана быть потому, что мы через это обозначаем свое уважение к человеческой личности и человеческой жизни, говорим о ее неприкосновенности. Применяется это или практически не применяется, не так важно – статья обязана быть, даже если никто никого не убивает, ибо через это мы показываем себе и окружающим свои ценности: что для нас важно. Недостаточно просто сказать, что мы хотим всего хорошего: мы должны конкретно обозначить, какие вещи в нашем обществе считаются невозможными.

В идеале по этой статье не должно быть никаких судов. Все должны прочитать и сказать: мы все поняли, делать так не будем, оскорблять религиозные чувства друг друга не собираемся. Эта статья просто показывает: сюда не ходи.

В идеале норма закона нужна для этого, а не чтобы мы оскорблялись и таскали своих врагов по судам.

Не достаточно ли просто не обращать внимания на какие-то вещи? Просто делать вид, что их нет: не замечаю, не вижу, ничего не знаю...

– Есть такой способ – избегание проблемы, и он никому еще не помог. Можно не реагировать на то, что у тебя колет в боку, но потом обнаружить рак IV степени.

Отрицать проблему – не значит ее решить. Решается проблема не ее отрицанием. Если я зарыл голову в песок, это не значит, что все вокруг меня исчезло и все само по себе решилось. Само по себе ничего не устаканивается: само по себе, согласно известным законам, все разрушается, приходит в состояние небытия, а чтобы что-то существовало и что-то строилось, нужны активные действия. Поэтому если мы хотим что-то сохранить, мы должны сохранять активно.

Просто сидеть и думать, что все само расцветет, – наивно. Человек деградирует без помощи, а воспитывается с трудом. Чтобы без труда человек вдруг стал добрым, грамотным и разносторонне развитым? Не бывает такого – для этого нужен труд. А если ты просто сидишь и тупишь, то ты деградируешь: для деградации силы не нужны, можно терпеть, сидеть и ничего не делать, если цель – деградация. Если цель созидательная, придется шевелиться, что-то делать, чему-то противостоять, где-то аккуратно указывать. И для этого не обязательно быть кровожадным.

Например, ситуация с Исаакиевским собором, насколько я понимаю, разрешилась достаточно благополучно: девушка сказала, что она не права, извинилась, удалила фотографию – все, инцидент исчерпан. Самое главное – она сказала, что теперь будет думать. Это же ее развило – заставило подумать, что она живет не одна в этом обществе, вокруг нее не просто какие-то красивые фоны для фотографирования.

Как-то давно я случайно наткнулся на конкурс моделей, где они фотографировались на фоне памятника Петру I «Медный всадник» в Петербурге. Они там и сидели, и лежали, и крутились, а после этого их спросили: на фоне какого памятника они фотографировались? И ни одна из них не сказала, кому этот памятник. Они что, читать не умеют? Просто им это не интересно – им интересно, как выглядят части их тела. Так и в данном случае девушку заставили задуматься, на каком фоне она блистает своими выпуклостями. Она узнала, что это Исаакиевский собор, и подумает: «Может быть, узнать его историю? Что связано в истории моего государства с этим памятником?»… Это вызовет чувство уважения, как минимум, к истории своего государства – не то что к святыням.

В этом храме ежедневно совершается богослужение. Многие думают, что это просто музей – да, музей, но одновременно в храме совершаются богослужения, там люди молятся. Это величественный собор с очень интересной историей, со своими святынями. Если этого всего не видеть, а видеть только свой успех в Instagram, – это же ее саму обедняет. Сейчас она станет поумнее – закон этому помог, слава Богу...

У Вас очень твердая, четкая позиция. Вы своими словами можете вызвать (и уже вызвали) неоднозначную реакцию, в том числе в интернете. Некоторые считают, что Вы слишком радикально судите произошедшие события, излишне резки в выражениях; в конечном итоге люди переходят даже на ненормативную лексику в комментариях по отношению к Вам. Но Вам же не приходит в голову подавать в суд? Вы не идете пользоваться этим законом, который как раз и обсуждается?

– Я в течение часа рассказывал, что этого сделать невозможно: невозможно этот закон использовать для решения своих личных проблем в интернете – он не за тем написан.

Если человек публично будет оскорблять общество, захочет оскорбить именно религиозные чувства, тогда, может быть, на этот случай обратит внимание какой-нибудь прокурор и среагирует.

Что кому-то что-то не нравится – это неизбежно. Можно всем понравиться, можно говорить только какие-то елейные, безопасные вещи, но терять самого себя. Человек, который хочет всем понравиться, потерял самого себя. Аристотель говорил: «Друг всем – ничей друг» – если ты друг всем, значит, тебя самого не существует, значит, ты просто мимикрируешь под нужды того, с кем разговариваешь.

Если у человека есть убеждения, найдутся люди, с этими убеждениями несогласные: это нормально.

Мне, скорее, даже импонирует, что есть люди, которые ярко со мной не согласны. Что-то меня задевает, что-то забавляет, что-то заставляет пожалеть их и подумать, что, может, они и не такие зловредные, а просто не очень умные. Ибо есть вещи очевидные – например с этим законом.

Люди прицепились: а где же про чувства неверующих? Посмотрите норму закона, там всего-то каких-то 20 слов – прочитайте их (уже сколько лет существует этот закон, а люди так его и не прочитали – говорят бесконечные глупости) и поймете, что там сплошные ограничения: действие должно быть публичное, должно выражать неуважение к обществу. Прочитайте, что такое оскорбление.

Существуют специально обученные люди, которые учились годами в юридических институтах, чтобы определять, что такое оскорбление, выделять квалифицирующие признаки. Есть какие-то специальные книги, есть эксперты: мы с вами не должны играть в этих экспертов.

Если есть состав преступления – значит, суд его определит. Нет состава преступления – значит, нет. Существует суд, специально обученные люди, определяющие степень оскорбительности и квалифицирующие признаки преступления – и среди этих признаков нет величины оскорбленности верующих, она вообще не учитывается: ее невозможно ни посчитать, ни определить, как невозможно определить, верующий человек или неверующий – это просто препирательство, демагогия адвокатов, но по сути мы прекрасно понимаем, о чем идет речь.

У нас в Екатеринбурге была история с парнем, который собирал покемонов в храме. Он знал, что это нарушение закона, но записывал ролик, считал себя лихим парнем – мол, посмотри, как я это буду делать... Что еще нужно? Он сам о себе свидетельствует. Если ты знаешь, что нарушишь закон, как ты ожидаешь другой реакции?

Есть принцип неотвратимости наказания – это должно быть, и должна работать не столько величина наказания, сколько его неотвратимость. Необязательно же человека сгноить в Сибири: иди вокруг храма снег чистить 30 часов – подумаешь за это время. И в следующий раз человек уже задумается.

Например, какое-нибудь посольство предлагает тебе 100 000, чтобы ты немножко взбудоражил православное общество, но ты знаешь, что тебе суд потом назначит штраф 200 000, – вот и подумаешь: может быть, не стоит этого делать?

Закон должен останавливать человека от преступления, а не ловить его и карать. Человек должен знать, что, если он пойдет отрабатывать свой грант, он получит штраф больше этого гранта. Закон должен так работать, чтобы остановить человека от противоправных действий...

Батюшка, спасибо большое. Ваш основной посыл: друзья, думайте над своими действиями и поступками.

– Да. И не обижайтесь.

Записала:
Нина Кирсанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475