Епископ Североморский и Умбский Митрофан: О море, вере и благородстве

Владыка, сегодня хотелось бы поговорить о жизни вашей епархии, о тех событиях, которые у вас происходят, о взаимодействии Церкви и флота. Я знаю, что в вашей епархии намечается грандиозный проект по установке памятника Николаю Чудотворцу при входе в Кольский залив. Расскажите, пожалуйста, об этом проекте.

– Проект уникальный своей грандиозностью. И, честно говоря, даже немножко волнуюсь: сумеем ли мы его осуществить. Но, думаю, поможет совместная воля трех инициаторов этой идеи – это, в первую очередь, Северный флот, военные моряки, они выступили с этой инициативой. Конечно же, их поддержали мы, наша Североморская епархия, и поддержало руководство области. И это вселяет уверенность, что проект осуществится, несмотря на то, что он действительно грандиозный. Ничего подобного в принципе не создавалось. Это величественное сооружение – 24 метра, – но при масштабах Севера меньшее изображение святого просто будет неуместным, оно будет смотреться смешно среди величественных скал, простора моря. Естественно, мы вынуждены были заложить самые удивительные параметры памятника. Он будет установлен на входе в Кольский залив, на острове Сальный. И, думаю, что лучше об этом нам посмотреть нашу видеозапись, ту самую презентацию, которая была подготовлена, чтобы Святейший Патриарх мог оценить наш проект и дать на него благословение.

Как возникла идея установки такого грандиозного памятника?

– Идея, что самое ценное во всем проекте, исходила от моряков-североморцев. Моряки-подводники вышли с этой инициативой. И это очень важно, поскольку явно показывает те перемены, что происходят в духовном устройстве наших Вооруженных сил, в частности – моряков-североморцев. Потому что все-таки то наследие, которое еще сохраняется после ХХ века от Рабоче-крестьянской Красной армии, а затем и Советских Вооруженных Сил, по-прежнему сильно. Что касается атеистического настроя, внутреннего сопротивления воцерковлению, то, к сожалению, это все-таки не преодолено – и не может, как мы понимаем, быть преодолено моментально, по нашему желанию, по одному мановению нашей руки, благословляющей на это. Тем не менее, процесс очевиден. И это проявляется именно в данной идее наших воинов.

Моряки по своему складу, как говорят, суеверный народ. Это понятно. Необходимость иметь духовную составляющую при мореплавании заложена в природе каждого моряка испокон веку. Я в свое время, по-моему, говорил, что, изучая духовность наших поморов-североморцев, то есть исконных мореплавателей, пришедших на эти берега еще в глубокой древности, я обнаружил удивительную компоненту их духовного устройства, которой нет в духовном устройстве наших предков средней полосы, мест землепашества. Это морское богоискательство. То есть так и записано было в уставе северных поморов: «Человеку на море страшно, ибо он пред морем – как пред Самим Господом». «Кто в море не хаживал, тот Богу не маливался». И вот страх перед морем, перед неумолимой грандиозной силой, которая, несмотря на мощь современных кораблей, все равно в любой момент может о себе заявить (и все может произойти), человека, находящегося в открытом океане, подвигает к размышлениям о чем-то очень важном. О смысле жизни, о готовности, может быть, сегодня уже предстать пред Господом. И требуются духовные, так сказать, зацепки: за что человеку можно зацепиться в этом зыбком состоянии жизни в этом мире, если нет еще твердой веры. И душа моряка обращается к Небесным заступникам.

В первом ряду всегда стоит Николай Чудотворец. Ну и, безусловно, апостол Андрей Первозванный, под крестом которого ходят военные моряки. Более того, мы это неоднократно в беседах с моряками подчеркиваем: вы знаете, что вы каждый раз, уходя на корабль и сходя с корабля, отдаете честь, по сути, Андрею Первозванному? Потому что моряк обязан отдать честь флагу, а на флаге – Андреевский крест. У сухопутных нет этого. Они нигде не отдают честь флагу, лишь только на каких-то построениях. А здесь это ежедневный ритуал жизни: спустился, поднялся, и каждый раз – честь флагу, честь Андрею Первозванному. Эта мысль находит отклик в сердцах моряков, и мы этому радуемся. И самым ярким воплощением этого явился данный проект.

Морская военная тема Вам очень близка, Владыка. Будучи потомком военных моряков, Вы можете проследить, как менялся образ русского военного моряка с дореволюционного времени по сегодняшний день?

– Эта, на мой взгляд, – болевая точка. Потому что перемена произошла катастрофическая. Мы на сегодняшний день просто не можем себе представить, насколько иными были отношения – на флоте и в целом в армии, между офицерами и подчиненными. Хотя постоянно муссировалось и всячески преподносилось как истина в последней инстанции в идеологических агитках большевиков, что вот, мол, мордобой солдат... Я не знаю, может быть, были какие-то уроды и в то время, но я читаю воспоминания того времени о том, какое было отношение офицеров к своим подчиненным: как отца к своим детям. Это в дальнейшем было полностью исключено. В этих всех фильмах это «их благородие», которых надо всех расстрелять. «Их благородие»… Благородность была обязательной чертой офицера, тем более – морского офицера. Это особое морское сословие, «белая кость», «голубая кровь», некое избранничество. Кстати, можно сразу сказать, что вот это избранничество категорически не принималось в Рабоче-крестьянской армии и в Советской армии.

Но это была общая тенденция – желание унизить... И она как раз ярко выражалась в том, чтобы преодолеть любые намеки на прежнее благородство отношений. Это воспринималось как что-то такое, чего в Рабоче-крестьянской Красной армии быть не может. Взять период моего обучения в училище, которое называлось кадетским корпусом Петра Великого. Это древнейшая, организованная Петром в 1701 году Навигацкая школа, в дальнейшем ставшая корпусом Петра Великого, где воспитывались те самые гардемарины. Потом ему быстро почему-то присвоили имя кавалериста Фрунзе. Опять же с целью унизить. У нас не было Нахимова? У нас не было Ушакова? Великих полководцев наших сражений! Нет – будут у нас военные моряки имени кавалериста Фрунзе!

Это училище само по себе замечательное. И даже сами стены этого училища были насыщены благородством. Портреты преподавателей, выпускников, картины Айвазовского – там все несло дух того времени. Его не перекроили, несмотря на все многочисленные красные плакаты, которые там висели. Дух гардемаринства оставался. Но шла целенаправленная борьба с ним, надо было благородство искоренить! Кончилось тем, что даже требовали не называть нас курсантами – называть матросами. Ну как так? Это человек, который готовится стать офицером. Он не гардемарин, но хотя бы курсант. Нет – будете матросы. В училище начался просто бунт, и политорганы отступили, оставили название «курсант». Вот такие были проблемы. И когда никого не было рядом, можно было услышать такую крамольную команду – обращаясь к соученикам, кто-нибудь отдавал команду: «Господа гардемарины!». И все срочно подтягивались, вставали и какие-то принимали решения – на уровне своей роты, взвода и так далее. Но не дай Бог, если бы это услышали наши идеологические руководители.

Позже мне стало понятно, чем отличаемся мы, люди ХХ и ХХI веков, от тех, кто жил раньше нас. Это люди, для которых совершить грех было невозможно. Именно потому, что это грех. Это может быть выгодно с политической точки зрения, с идеологической. Этого момент требует, сейчас такая обстановка в стране, но, если это грех, я этого не сделаю. Вот это было непонятно уже в то время. Это то, чем была непонятна Царская Семья, – невозможность греха. Я думаю, что основной признак благородства – невозможность совершить грех. И дальше идет все остальное – воспитание, хорошие манеры, чувство наследования качеств тех, кто был до тебя, они все должны в тебе воплотиться в лучших их качествах. Наверное, так. Но все-таки самое первое – возможность формирования благородства в человеке, вера. Вера, которая отсекает возможность греха, делает его недопустимым.

То есть благородство имеет прежде всего духовные истоки?

– Безусловно. Кто-то скажет: «вот эти благородные дамы, кавалеры эпохи Екатерины»... Да простите меня! Они, может быть, говорили по-французски и, может быть, умели танцевать изысканные танцы. Но это же были безнравственные люди, это бесконечный блуд, повальные бесконечные связи, дворцовые интриги, клевета, убийства. Чем там все занимались? Кто Павла убил, Петра III и так далее? Кто это? Это все нормально? Какое же это благородство? Там грех сплошной, там блуд и похоть процветали во главе с императрицей. Это вовсе не благородство, так, внешний антураж. Благородство, конечно, зиждется на вере, которая отсекает у человека возможность совершать грех.

Почему же тогда благородство искореняется, уничтожается, теряется? Почему стала возможна революция? Каковы духовные истоки русской революции? Я знаю, что об этом Вы написали книгу.

– Ну да, книга издана большим тиражом, и, в общем она, думаю, состоялась. Ее очень любит батюшка Илия, духовник Святейшего Патриарха, всем рекомендует. Духовные истоки русской революции – это тема масштабная, ее не охватишь за один раз. Но мы говорили с вами, почему это случилось. Как говорил Достоевский: если Бога нет, то все позволено. Исключить Бога из жизни людей было задачей номер один.

Хотя мы помним Советский Союз: это же удивительный эксперимент, когда выгода – экономическая, торговая – была отброшена полностью. Я просто анализировал – продукты, которые изготавливались, были все натуральные. Никто не старался, простите за грубое слово, впарить тебе под красивой оберткой какое-нибудь ГМО, какие-то химикаты, полнейшую отраву. Обертки в Советском Союзе были страшные, но продукты были натуральные. Но это – маленькая черта того общества. Казалось бы, идея-то! Сколько было всяких кружков, клубов, как занимались с детьми, сколько пионерлагерей! То есть это целенаправленная воспитательная работа. Сколько по спорту занимались! Это целая политика государства. Как замечательно это все было. Но зачем же убрали веру? Церковь бы все это, конечно, поддержала. Идея социальной справедливости, защитить обиженного, накормить нищего – это все в рамках Христовой идеи, великолепной евангельской идеи. Но ведь началась борьба с Богом.

В сути своей эту идею потом гениально сформулировал Мао Цзэдун: пусть будет уничтожена половина человечества, зато вторая половина будет жить при коммунизме. Он развивал идею Маркса и Ленина. И очень радикально развил. То есть если Бога нет, то все позволено. Тогда можно экспроприировать экспроприируемое, ограбить, все разорить, расстрелять, сослать в лагеря тех, кто недоволен. То есть железной рукой загнать человечество в счастье. Лозунг такой был в первые годы революции: «Железной рукой загоним человечество в счастье!». Так что идея богоборчества не может ужиться с идеей справедливости. То есть это всегда будет несправедливо, потому что делается через грех.

Утрата подлинного духовного основания, замена его суррогатами неизбежно приводят к катастрофе.

Мы стоим перед той же проблемой: императорская Россия рухнула потому, что исчезла духовная опора. Церковь со времен Петра превратилась в орган ведомства церковного исповедания, православного Патриарха нет, лидера нет, утратился смысл жизни. И смысл жизни подменили другими идеями – марксизма, ленинизма и прочих либеральных направлений. Что произошло с Советским Союзом? Дискредитировала себя идея, миф о светлом будущем. Уже всем это стало понятно, и всем надоело – обещание, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме. Поколения менялись – коммунизма нет, кругом коррупция, торговая мафия, колбаса по талонам. Рухнул Советский Союз, величайшая империя, по той же причине: исчезла духовная основа. Та – дискредитирована, уже больше не грела, другой – не было. Рухнул как карточный домик.

Сейчас мы вновь на подъеме. Сейчас вновь Россия встает – ВВП, экономика, финансы… Потоки газа, нефти льются обильно, все хорошо, вооружение – мы там всем покажем! «Кое-что», как Хрущев говорил. А не случится ли то же самое? Ведь русский народ на финансах не любит летать, ему это неинтересно. Он может опять – «до основанья» все это порушить. Где сейчас национальная идея? Как ее сформулировать? Пока все мнутся да кряхтят.

Церковь имеет идею, эта идея вечна. Это идея, которую избрал еще князь Владимир и которой служили все наши предки в течение тысячи лет. Сейчас нужно что-то такое. Да, отношение к Церкви хорошее. Но надо сформулировать ясно: для чего мы живем. Россия должна стать светом миру. Свет миру, мессианство ясно заложены в ней, да просто в ее страданиях это заложено. ХХ век – что это? Двадцать восемь миллионов на войне – это просто так? Ради чего жертва? Наверное, ради чего-то очень великого в будущем, Россия должна раскрыть свой потенциал. Пока еще это неопределенно. Но будем надеяться, что время есть. Надеюсь, что народ сейчас не поддастся опять лукавым делателям, которые опять уведут его от подлинной духовной национальной идеи – Святой Руси.

Как восстановить духовные основы благородства в повседневной жизни? С чего начинается благородство? С каких простых и понятных вещей?

– С чего начинается? Ну вот мы каждый день с этим сталкиваемся – насколько трудно быть благородным. Насколько проще быть хамовитым и нагленьким. Что такое воспитание? Может, воспитание или даже благородство состоит не в том, чтобы не пролить соус на скатерть, а чтобы не заметить, когда это сделал другой. Вот какое-то очень тонкое понимание. Вот едешь на машине, кто-то просит уступить – нет, я тебя оттесню, ты не встанешь здесь, стой на обочине, не пущу тебя в этот ряд! А кто-то пускает. Значит, уже что-то появляется... Но о каком благородстве может идти речь, когда русские мужики (этого не было вообще, это жуть какая-то) могут из машины выйти и на глазах у всех стоять мочиться на обочине?.. И считается, что это нормально. Или прогулки по городу в майке или вообще с голым торсом. Считает, что он так может, в шлепанцах... Я невольно вспоминаю пятидесятые-шестидесятые годы, курорт, г. Зеленогорск. Там бы милиционер тут же дунул в свисток – и отвели бы в отделение. Сейчас никто даже не сомневается, что так можно идти, в какой-то потной майке, косить под грязного латиноамериканского мачо. Он ходит, подмышками сверкает. То есть нет системы вообще даже минимального воспитания, культуры.

Когда мы говорим о благородстве, у меня надежда только на одно – если человек придет к вере, тогда Господь Сам его воспитает, тогда он не сможет это делать, ему это будет претить, он почувствует дискомфорт. Допустим, служба, священники все одеты как положено – облачения сияют... Смотрю, вроде бы женщины одеваются в длинные юбки, платки – тоже более-менее... А мужчины могут прийти в чем угодно. Вот, допустим, если его пригласит к себе на трапезу губернатор, то он пойдет купит пиджак – как же так, к губернатору… А ко Господу на трапезу, на Причастие он придет в футболке, джинсах... То есть что это? Даже в храме еще не чувствует человек диссонанса. Он не чувствует! Это все наследие того рабоче-крестьянского. Понимаете? Это – показать, что мы не такие, как «их благородие». Мы вышли из рабочих, мозолистой рукой загоним человечество в счастье. И мы едим хлеб как? Кусаем. А хлеб никогда не кусали, об этом вообще все забыли, что хлеб кусать нельзя! Хлеб – это святое. Хлеб только преломляли. В крайнем случае, нарезали – но только у груди, у живота... Кто-нибудь об этом думает? Да нет.

То есть нет системы. Никто этим не занимается. И порой даже кажется: не навсегда ли мы это утратили? Вот этот камертон, который человека делает человеком. Не знаю, дойдут ли руки до этого, но нам надо заниматься этим хотя бы в храме, среди своих прихожан. И это уже будет та самая соль, которая потом, может быть, осолит общество.

Большое спасибо, Владыка, за беседу. Может быть, еще несколько слов в качестве итога нашей передачи? О благородстве.

– Я двадцать шесть лет отслужил на кораблях, и не просто отслужил, а как командир. И пришел к вере и открыл другой смысл жизни. И другой (главный, надеюсь) период моей жизни. Хотя и тот тоже был не напрасным: служение Родине – вещь благородная. Но я понимаю, что возможность что-то изменить только в силах Господа. Сделать перемену – изменить жизнь в нашей стране. И исправить вот это все тяжелейшее наследие, исцелить душу русского человека, глубоко поврежденную страшнейшим экспериментом, который был проведен над нашей матушкой-Родиной. Если Господь дарует нам время, силы и если все больше людей будет приходить к вере, в храмы, то это все исцелится, изменится – и в людях восстановится благородство. Самый главный признак благородства – невозможность совершить грех.

Записала:
Татьяна Муравьева

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475