Протоиерей Вячеслав Харинов: Духовные наставники

Здравствуйте, батюшка! Благословите нас на начало, пожалуйста.

– Здравствуйте, Михаил! Здравствуйте, дорогие телезрители! Патриарх Сергий (Страгородский), будучи архиепископом Финляндским и Выборгским, написал знаменитую книгу «Православное учение о спасении», где есть замечательные слова о том, что Христос научил апостолов новой жизни – показал эту новую жизнь и научил их. И я молитвенно желаю нам быть в апостольской преемственности и ощущать постоянную новизну жизни. Не либеральное лексическое обновленчество, не имитацию обновления, а ощущать новизну жизни, которая есть следствие новой истории человечества – Нового Завета. Вот этого обновления – ежегодного, еженедельного, ежедневного, ежечасного – я молитвенно желаю всем нам: чтобы не было рутины, ощущения привыкания и некой дряхлости, старости нашей духовной жизни.

Может быть, для начала стоит разграничить понятия? Как Вы считаете, понятия «духовник», «духовный наставник» и «человек, который принимает Исповедь» – это одно и то же?

– Я думаю, в известном смысле это разные понятия, но наставничество – это феномен религиозной христианской жизни; это не структурно-педагогическое учительство, а феномен, возникший с самого начала Церкви. И самые ранние церковные документы (Дидахе – «Учение 12 апостолов», ранняя патристика: преподобный Варсонофий Великий, позднейшие авва Дорофей, Иоанн Лествичник) говорили о феномене наставничества. Оно не есть просто педагогика, особенно педагогика структурированная, где директор, учителя, подчиненные. Наставничество – совершенно особая вещь, и наставничеству Церковь обязана своей жизнью.

Продолжая мысль о новой жизни, которой Христос научил апостолов, тогдашний архиепископ Финляндский и Выборгский Сергий говорит, что живое общение личностей – самое главное в Церкви. И мы должны, когда учим Преданию, учить не сухой и мертвой букве, не просто каким-то словам, а живому общению – идет передача знаний, новой жизни от поколения к поколению.

Принимать Исповедь, совершать таинство Покаяния – это удел священников, их послушание, то, что осталось от практики ранней Церкви, когда свидетелями была вся община. В известном смысле это послушание, которое может быть не связано с наставничеством и выполняется просто по благословению Священноначалия, и здесь элемент учительства должен быть очень аккуратно соизмерен, правильно использован священником. Безусловно, наставничество и духовничество не исключены при совершении таинства Покаяния, но здесь каждому священнику важно понимать свою ограниченность, напоминать себе свою собственную греховность, и строгость священника в отношении кающихся должна начинаться со строгости к самому себе. Так кратко можно было бы ответить на ваш вопрос.

Если мы говорим о духовном наставничестве, это в первую очередь наставление словом или пример?

– Хороший вопрос. Как раз мы и стали говорить, что только лексика, только проповедничество, только Предание, только буква не являются наставничеством Церкви. Духовничество не развивается на этом. Примером наставников и духовников могут быть совсем не книжные люди, не преподававшие в духовных школах, не являвшиеся педагогами в узком смысле этого слова. Скажем, Оптинские старцы – пример высокого духовничества и наставничества в России рубежа XIX–XX столетий. Митрополит Трифон (Туркестанов) замечательно писал, что Оптинские старцы отличались одной важной добродетелью, которую он назвал любвеобильностью. Особенность наставничества и духовничества всегда связана с тем, что они основаны на любви к человеку: простая информационная педагогика может не включать этот элемент, но христианское наставничество всегда основано на любви. Об этом свидетельствовал преподобный Амвросий Оптинский, который говорил: можно очень хорошо знать заповеди Божии, можно знать заповеди блаженств о плачущих, о миротворцах, но может быть слишком большая дистанция от знания к стяжанию. Это стяжание возможно только если обучение и наставничество замешаны на любви.

«Я уже много лет хожу в одну и ту же церковь, исповедуюсь у одного и того же батюшки, могу ли я считать его своим духовником! Я не спрашивала у него, чтобы он был моим духовником? А так все время исповедуюсь у него и общаюсь с ним».

– Вы можете считать духовником (или духовным отцом) того священника, к которому приходите, у которого исповедуетесь много лет, которому доверяете, чьими советами пользуетесь. Вопрос в другом: а он считает вас своей духовной дочерью, своим духовным чадом? Духовное родство – очень высокая и важная связь между людьми. И это родство, конечно же, выстраивается в течение долгого периода, когда является ощущение взаимного родства. Просто баловаться с лексикой, мне кажется, не стоит. Есть понятие «священник» (у священника ты исповедуешься) и понятие «духовный отец» – и не всегда эти понятия совпадают.

Думаю, даже если священник долгое время принимает Исповедь кого-то из своей паствы, может быть, он еще вовсе не вправе называть себя духовным отцом: если отца не заботит, что происходит с чадом, если он не тревожится, что сейчас с его «ребенком», то это еще не родство. Когда возникает родство, то и чаду, и отцу важно знать, что происходит с другим, где он находится, как протекает его жизнь, каковы обстоятельства. Когда эта тревога и забота становятся ежедневной реальностью, тогда возникает связь, что, в принципе, можно определить как отцовство и, соответственно, сыновство (или, если так можно выразиться, у тебя появляется духовная дочь). Но это обоюдная связь, и к ней надо относиться очень серьезно, а не играть просто в лексику и номиналистику.

Продолжим мысль об Оптинских старцах, которые являются образцом наставничества. Кажется, в течение 40 лет возглавлял Оптинскую обитель отец Моисей, который давал пример такого наставничества. Он был тем, чей начальствующий голос братия не слышала, он сливался с общей массой, умел быть руководителем, не будучи видимым, и всех брал любовью. Очень многих провинившихся иноков он не наказывал, а, например, приглашал к себе в келью и ожидавших «разноса» угощал чаем, согревал дружеской беседой – люди получали некий кредит доверия. Они получали то, что мы получаем от Бога ежедневно: не совершив должного покаяния за ошибки, не отработав еще той форы, которая уже была дана нам, не выплатив того кредита, которым нас кредитовал Бог, мы уже получаем новый. Это богоподобие, подражание Богу являл в своей жизни отец Моисей. Когда он сталкивался, например, с очень сильно погрешившими братьями-иноками, он только мог пожевать губами, нахмуриться и сказать: «Да... недостаточен ты еще, брат...». «Недостаточен» – смотрите, какое слово красивое, высокое и мудрое. И это воздействовало больше, чем какие-то «разносы». То есть его наставничество было замешано на любви.

Мы можем вспомнить нашего замечательного подвижника и наставника преподобного Нила Сорского. Он говорил, что как различаются вещества – железо, медь и воск, точно так же различаются и люди. Поэтому отношение к человеку должно быть разным, щадящим: нельзя относиться к человеку, который мягок, как воск, как к человеку, сделанному из железа. И вот этот дифференцированный подход, любовь к каждому отличали его духовное наставничество.

Кто-то меня спросит: а как же преподобный Иосиф Волоцкий, оппонент преподобного Нила Сорского, но тоже наставник и учитель нашего монашества? Ведь он был невероятно строг со своими подчиненными. Но надо вспомнить, что преподобный Иосиф Волоцкий был строг прежде всего к самому себе. Он наравне с братией выполнял все послушания – абсолютно, от и до: он пел на клиросе как обычный клирошанин, переписывал книги наряду со всеми. Вот когда строгость наставника к себе превышает строгость к подчиненному или, может быть, в каком-то случае равна, тогда строгость может быть уместна. Но как иногда трудно наставнику быть по-настоящему строгим к самому себе! Гораздо легче быть строгим по отношению к подчиненному. Вот тогда наставничество получается ложное – оно уже не основано на любви.

Вы рассказываете о духовных наставниках, и все это уходит корнями в век XIX, начало XX. Лично я, общаясь со старшим духовенством, понимаю, что образ наставника чаще всего рисуется из того времени, когда Церковь не была в фаворе, когда исповедовать веру во Христа приходилось вопреки, а не благодаря. Как Вы считаете, батюшка, эпоха, атмосфера в обществе сильно влияют на то, есть в этом обществе наставники или нет?

– Христос всегда Тот же, и люди те же. Времена меняются, но апостольский завет поминайте наставников ваших, которые проповедывали вам слово Божие, дан на все времена, и наставники не принадлежат только прошлому. Мы берем примеры, которые освещены историей, стали хрестоматийными, стали общецерковным достоянием. Но история вершится ежедневно, и сейчас она вершится. Говоря о наставничестве, мы все имеем конкретные примеры наставников в своей жизни. Если мы с вами оглянемся, то увидим: ощущение, что этот человек был наставником в нашей жизни, относится только к тем людям, которые явили нам свою любовь, расположили нас к себе, отдали часть своего сердечного тепла, отдали свои знания, может быть, какие-то умения, – только через любовь.

На самом деле я благодарен вам за поднятую сегодня тему: всего несколько дней назад я похоронил своего наставника, своего учителя-духовника – протоиерея Бориса Безменова, ученика нашего замечательного пастыря (пока еще не прославленного в лике святых) отца Петра Белавского, человека, принадлежавшего нашим школам, преподававшего у нас французский язык, гомилетику – он был разносторонним человеком. Это один из моих наставников, которых я вспоминаю с любовью. И понимаю, что многому учился у них (например, у отца Андрея Чижова). Наставничество ведь не обязательно связано с иерейским саном. Отец Андрей Чижов был протодиаконом, но его мудрость, любовь, его энциклопедичность, его совершенно удивительное вúдение жизни, острота вúдения, интерес к жизни породили целый сонм его духовных чад. К нему приходили как к человеку духовно высокоразвитому, человеку, который может учительствовать, наставлять.

Не надо думать, что наставники определяются только тем, что они ушли из жизни, – наставники окружают нас. Поверхностно обозревая свою жизнь, вспоминаешь, конечно, тех, кто еще жив, и у каждого из этих наставников ты чему-то да научился. И, прежде всего, эта учеба была в атмосфере приязни, любви и доверия к тебе. Мне посчастливилось 10 лет быть членом Епархиального совета. Будучи молодым священником, я работал вместе с нашими маститыми пастырями, и это была великая школа. Наши замечательные священники просто учили меня: я учился деликатности и интеллигентности у отца Виктора Московского, прямоте и проповеднической смелости, ораторскому искусству у отца Александра Будникова, у отца Геннадия Бартова я учился и учусь поразительной церковности, проницательности, церковному чутью и любви к Церкви. Таких священников много, я не могу назвать всех… Отец Павел Красноцветов, настоятель Казанского кафедрального собора, – это же сама деликатность, сама церковность, сейчас уже сама история. И все эти люди становятся твоими наставниками.

Конечно, я вспоминаю и своего предшественника в духовных школах отца Кирилла (Начиса), человека, прошедшего войну. С ним мы имели беседы об очень сокровенных вещах, о которых он, имевший опыт репрессий, говорил крайне неохотно и очень осторожно: он не стал бы говорить с первым попавшимся о многих вещах, за которые сидел – и доверие, которое он мне оказал, и та любовь, которую он излучал, это уроки (это больше, чем просто учеба); и некоторые мне помогают до сих пор. Я помню его искреннее недоумение в отношении одного человека, который сетовал, что по молодости он грешит и совершает ошибки. Я помню это недоумение отца Кирилла: «А как же? Ты же молодой, именно в этом возрасте ты и можешь совершать ошибки. Ты же учишься». И это приободряющее, не укоряющее, не репрессивное начало – великая школа. Поэтому у него так много удивительных духовных чад: он брал любовью.

Есть многие и из здравствующих. Мне посчастливилось много лет служить и работать с бывшим ректором отцом Василием Стойковым, у которого я учился и деликатности, и умению молчать, говорить без слов, мудрости, знанию и любви к церковной жизни. Владыка митрополит Владимир с его аристократической дипломатичностью – это же великий учитель! Он меня рукополагал, и без всякого протежирования с чьей-либо стороны я был замечаем святителем: он увидел что-то в молодом священнике. Он умел поддерживать без какого-то протектората и без какого-то особенного выделения, но он умел видеть какие-то качества священника и брать лучшее для служения Церкви.

Этот удивительный феномен наставничества, который присутствует в нашей жизни, должен нами правильно оцениваться, и мы должны чаще вспоминать о нем.

Вы назвали самое главное качество наставника. Это любовь. А что главное для реципиента, скажем так, – того, кто хочет научиться?

– Я думаю, любовь всегда рождает ответную любовь. Есть очень интересный случай, описанный Пестовым, связанный с Великой княгиней Елисаветой Феодоровной. Она должна была посетить приют для девочек-сирот, и сотрудники приюта очень волновались и внушали девочкам: «Как только Великая княгиня войдет и как только заговорит с вами, отвечайте „здравствуйте” и целуйте ручку». Девочки так и запомнили. Когда Великая княгиня приехала, они так и говорили: «Здравствуйте! И целуйте ручку». Великая княгиня с улыбкой перецеловала ручки этих девочек-сирот, к ужасу директрисы приюта. На следующий день Великая княгиня прислала каждой девочке игрушки. Как вы думаете, что может испытывать такая маленькая девочка по отношению к Великой княгине, которая поцеловала ей ручку и прислала куклу, игрушку, с улыбкой приветила и отнеслась к ней, как к маленькой принцессе? Конечно же, ответную любовь. Конечно, это такой случай, пусть мимолетный, который навсегда связал двух этих людей взаимной любовью, взаимной симпатией. А Великая княгиня Елисавета отличалась великой духовностью, проницательностью и мудростью. Об этом сейчас не будем много говорить, но вот пример таких взаимоотношений.

То же самое: если бы я не ответил вниманием и любовью на наставничество всех тех, кто, по счастью, встретился мне в жизни, разве наставничество совершилось бы? Поэтому, наверное, у реципиента, как вы говорите, самое главное – это ответная любовь, ответное внимание.

Вообще, внимание как часть трезвения, как часть серьезного отношения к жизни, как свидетельство серьезности духовной жизни чрезвычайно важно. Если мы рассеянны, не можем сосредоточиться, если рассеянно воспринимаем людей, обстоятельства, события, то ни о каком духовном росте речи не идет. Никакая духовная жизнь не будет нам доступна, и никто нас этому не научит, не будет наставничества. Серьезность, внимательность и нацеленность на каждого человека и есть свидетельство настоящей духовной жизни.

Вот это «Христос Воскресе, радость моя!» – это ведь не харизматическое высказывание, это не просто попытка ошеломить входящего Пасхальным приветствием: это предельное внимание, предельная правда, острие, знание о жизни и знание о мире, которым праведник встречал каждого входящего. Поэтому, конечно, нам, христианам, должно быть свойственно предельное внимание и внимательность.

Вопрос телезрителя Арсения (12 лет) из г. Дубна: «Я хожу в разные храмы, кого мне можно считать духовным наставником?»

– Спасибо, солнышко, за вопрос. Я бы советовал выбрать один храм. Почему? Тайна Церкви, феномен, чудо Церкви заключаются именно в чуде экклесии (др.-греч. ἐκκλησία) – собрании. Но это не просто двое или трое собраны и Христос среди них – это чудо духовного родства, семьи, духовной общности, которая начинает объединять людей. И хороший приход, правильно выстроенный, с правильной духовной жизнью, – это всегда семья. Конечно, мы можем знать многие семьи, посещать разные дома, но у нас всегда есть своя семья, человек всегда стремится к своей семье. В духовной жизни точно так же стоит стремиться к духовной семье. Найдите тот приход, который вам симпатичен, важен, нужен, где вы максимально чувствуете свою духовную реализацию и получаете те импульсы в духовной жизни, которые не сравнимы с импульсами, получаемыми в других местах. Не только на приходах, но в концертных залах, театральных залах, книгах, музыке, где угодно – везде присутствуют духовные импульсы, но в Церкви они максимальны и особенны. И нужно найти тот приход, который максимально отвечает вашим духовным запросам.

Духовное родство очень важно, оно опять-таки превалирует, главенствует, опережает физическое родство. Не знаю, как у вас, Михаил, у меня есть физические родственники в этом городе, которые иногда обижаются: «Почему ты не звонишь? Почему не приезжаешь в гости? Почему ты с нами не общаешься?» Но мне неинтересно, скажем, говорить о квартирах, машинах, карьерах, о том, кто куда поступил или какую зарплату получает. Меня это не интересует, а у людей, с которыми я связан физическим родством, сфера интересов заключается в этом. И я понимаю, что мое духовное родство с прихожанами, людьми, объединенными в духовную семью, настолько прочнее, настолько сильнее, мне эти люди настолько важнее и интереснее, что я понимаю: это моя настоящая семья. С теми же физически мы можем быть связаны, можем дорожить друг другом, молиться друг за друга, поздравлять с днем рождения, интересоваться друг другом, но этот интерес может быть весьма ограничен в силу духовной ограниченности человека.

Случается, что люди, имея духовного наставника, начинают поучать других людей, используя авторитет своего наставника. Допустим: «Вот мой батюшка сказал...» – и начинают распространять это на всех. Можно ли и нужно ли так делать? И как относиться к такому явлению?

– Передача мнений не возбраняется никому. Конечно же, люди формируются друг другом. Я сформирован своими учителями – они дали мне отношение к церковному Уставу, дисциплине, каким-то другим сферам жизни, дали толчок к возможному универсализму, то есть знанию жизни в ее разных проявлениях. И я могу доносить мнение этих людей до кого-то, но я вполне допускаю, что кого-то это не будет волновать, что мнение моих наставников – это просто их мнение, и я не вправе становиться учителем или наставлять кого-то только потому, что наставили меня.

Передавать, общаться вживую мы должны. Но всякая узурпация наставничества и прельщение этим (читай – «состояние прелести», в котором человек начинает учительствовать, а у него нет к тому ни полномочий, ни благословения, ни возможностей, ни данных), на мой взгляд, вещь опасная. Поэтому можно доносить до дорогого тебе человека мнение кого-то, но это все-таки не живое общение. А общение с наставником совершается непосредственно. Можно посоветовать: обратись к такому-то, поговори с ним – может быть, от этого будет какой-то толк, мне он очень помог, мне этот человек дорог, мне кажется, он сведущ в каких-то областях жизни. Но быть просто частью, может быть, некачественного передаточного механизма, думаю, не стоит. Самое главное, что в этом есть некое прельщение на ложное учительство.

Отец Вячеслав, наше время, к сожалению, истекает. Благословите нас на прощание. И, может быть, скажите какие-то пожелания в связи с Рождественским постом?

– Мы сегодня говорим о наставниках, о наставничестве. Давайте вспомним всегда актуальное (вне зависимости, пост или мясоед) Евангельское: «Наставниче, мы трудились всю ночь… но по слову Твоему...». Неважно, ловим мы рыбу или занимаемся педагогикой, работаем на заводе или весь день крутим баранку и устаем, жизнь без Христа – это ночь. Мы трудимся и трудимся. И ищем. Давайте будем прислушиваться ко Христу, давайте будем к этому Наставнику относиться с сыновней, дочерней любовью, тогда Его глаголы для нас будут актуальны и станут руководством к действию. Если будем жить по слову Христову, если будем реализовывать все то, к чему Он нас призвал, мы станем свидетелями чуда, как стали ими апостолы.

Мы начали с темы новой жизни, данной нам Христом, и эта новая жизнь всегда чудесна, если мы ею живем. Молитвенно желаю всем нам этого ощущения чуда.

Батюшка, с Вами, как всегда, очень приятно и полезно общаться для нас всех.

– Спасибо, отец Михаил. Примите тоже мою взаимную симпатию и уважение.

Записала:
Ксения Сосновская

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475