О жизни Александро-Невского прихода села Шурала. 1937 год

Окончание. Начало в №№ 19 (916) – 30 (927)

– «Вопрос: Скажите, в следственной бригаде существовал метод подкармливания арестованных за счет средств УНКВД?

Ответ: Метод подкармливания арестованных, главным образом, сознавшимся, существовал по всем отделам УНКВД.

(…) Деньги выделялись на камерную обработку арестованных.

Главной целью этого подкармливания сознавшихся арестованных и “камерников” являлось удержание сознавшихся на своих позициях путем поддержания физического состояния и обеспечения лучшей “работы” над несознавшимися арестованными. (…)

Что касается Мокина, то последний вместе с Сааль и Поповым участвовал в проведении провокационного ведения следствия по делам на арестованных их отделения. Мне памятно дело на группу сектантов-церковников (…)

Арестованные были доставлены в г. Свердловск в тюрьму № 2, где Мокин и вел следствие. Арестованные, числившиеся за ним, побыв несколько дней в обстановке, которая провоцировала их на признание, признавались. Т.о. Мокиным быстро дела были “отработаны” и доложены на Тройке (с.197).

Привлекались эти люди как участники контрреволюционной организации повстанцев и др. направления.

Мокин принимал участие в следствии Петра Холмогорцева и Петра Савельева».

А вот любопытные признания, какие «инструменты» использовались работниками НКВД (из протокола допроса Воскресенского):

«Во-первых: Протоколы, как правило, писались заочно и в абсолютном большинстве с большим количеством страниц (до 60) с заостренными формулировками, с которыми никогда арестованный сразу же не соглашался.

Во-вторых: заявление на арестованного, зачастую голословное и лаконичное.
В-третьих, …несознавшиеся специально пересаживались в камеры к сознавшимся. Причем этим “колунам” создавалось наиболее привилегированное положение путем подкармливания, и некоторые следователи переходили на панибратское отношение (…)

И вот особенно по 1 отделению (нач. отделения Торопов) отрабатывался актив “колунов”, который систематически работал в камерах над непризнавшимися.

Были случаи, когда дела на этих арестованных на очередной Военной Коллегии не докладывались, а оттягивались с расчетом, что эти арестованные понадобятся для отработки новых арестованных. Например, помню фамилии Гримберг и Воловик.

В-четвертых, самая горячая обработка арестованных наступала, чтобы они не отказались от показаний накануне приезда Военной Коллегии.

Дни и ночи весь следственный аппарат УНКВД занимался беседами с арестованными, носящий характер уговоров и “увещеваний” и даже подготовки, как арестованный должен себя вести. (…)

В-пятых, в отношении арестованных, которые продолжительное время отказывались написать заявление о признании своего участия в контрреволюционной организации или подписать уже отпечатанный протокол заранее заготовленный.

Применялись методы физического воздействия, выражавшиеся в форме “конвейера” (С.199) допроса арестованного (…) с длительным содержанием арестованного в кабинете».

Кто такой Воскресенский?

Вениамин Павлович Воскресенский, начальник 5 отделения 4 отдела УНКВД по Свердловской области. Из семьи псаломщика. С низшим образованием. Лейтенант. Работал начальником следственной бригады в тюрьме №2 Свердловска.

Его показания приведены из приговора Военного трибунала от 19 – 21.07.1941г.

«Все обстоятельства работы Воскресенского и ряда других лиц привели к тому, что значительная часть арестованных из его следственной бригады была необоснованно во внесудебном порядке осуждена по 1 категории».

«По 1 категории» означает – расстрел.

Из справки по архивно-следственному делу №42252 (С. 206) на Воскресенского и Бородина: «…в период 1937–1938 гг., как лично сами, так и через подчиненных им работников, извращенными методами ведения следствия вынуждали арестованных к “признанию” в принадлежности к контрреволюционным формированиям и “проведении” подрывной деятельности».

Писали, в отсутствии арестованных, протоколы допросов, нанизывая их различного рода вымыслами и легендами контрреволюционных преступлений и для большей видимости включали в протоколы от до 50 человек «как участников контрреволюционных организаций».

Причем включенные лица зачастую не знали друг друга.

От 17.06.1954 г. Свердловск подпись – капитан УКГБ Тевдорошвили.

В материалах следствиях читаем (цит. по: ГААОСО. Ф. Р-1. Оп.2. С.526): «…в следственных материалах нет ни одного доказательного факта практической деятельности участников этой организации».

В 1939 г. и позже за провокационные методы ведения следствия арестованы и осуждены бывшие работники УНКВД Свердловской области: Дмитриев, Викторов-Новоселов, Варшавский, Воскресенский, Бородин и Попов, которые на предварительном следствии и суде признали свою вину в нарушении норм социалистической законности.

Из материалов следственного дела видно, что контрреволюционной повстанческой организации церковников на Урале фактически не существовало, а ее создали следственные органы провокационным путем.

Так, арестованный Воскресенский, который являлся в 1937 г. руководителем следственной группы УНКВД Свердловской области на допросе от 21 мая 1941 г. показал:

«Практика ведения следствия в том именно и провокационная, что в показания признавших арестованных вписывали арестованных, м.б. и виновных, но по др. преступлениям, и, таким образом, искусственно создавались групповые дела…»

«На видных фигур наши протоколы поступали к Дмитриеву и Варшавскому для просмотра, и они, как правило, перерабатывали протоколы, после чего последние принимали еще более острую форму по политическим организационным моментам, как правило, включая террор» (цит. по: ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. Холмогорцева № 24181: В 17-ти тт. С.289).

«…Провокационные методы в следствии у меня выражаются в том, что я писал протоколы иногда включая в них то, чего не говорили арестованные» (там же)

Из показаний Викторова-Новоселова: «…Я заведомо знал, что при Дмитриеве по этим делам следствие велось с нарушением революционной законности, т.е. составляли вымышленные протоколы допросов арестованных, совершались подлоги в следствии. (…) Я также знал, что из этой группы много было арестовано невинных граждан».

Один из соратников вышеприведенных лиц – Попов – практиковал такой метод: отбирал подписи на чистой бумаге, а потом заполнял протокол и писал, что ему вздумается.

А вот и объяснения Мокина, который допрашивал архиепископов Макария и Петра и других арестованных священников в 1937 г., а в 1954 работал начальником ОБХС Горотдела милиции г. Свердловска.

Из протокола допроса от 24.8.54 г. Мокина С.П. (цит. по: ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. №24181 – 1-й т.; в 17-ти тт. С. 218–219): «Я помню случай, когда в 1937 г. в моем присутствии арестованного, фамилию его я не помню, бывший начальник 4 отдела УНКВД капитан госбезопасности Ревинов продиктовал мне текст заявления от имени арестованного или же сам написал такое заявление, точно не помню, и заставил меня склонить арестованного подписать это заявление.

Помню, что арестованный этого заявления не подписывал. (…)

Вопрос: …все заявления, подписанные Вами, имеют стандартный трафарет: “Обдумав все обстоятельства…” и т.д. С какой целью Вы от имени арестованных написали эти заявления?

Ответ: Предъявленные мне заявления написаны от имени арестованных лично мной».

Из протокола допроса 8 сентября 1955 г. (цит. по: ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. № 24181 – 1-й т. В 17-ти тт. С. 222):

И далее:

«Ответ: Да, я участвовал в следствии по делу церковников: Холмогорцева, Савельева и др».

«Выше в деле показал, что мне лично Холмогорцев о связи с повстанческим штабом показаний не давал, а поэтому, соответствует ли это действительности, не знаю» (Там же. С. 271).

Не все гладко было на допросах Мокина.

Так, например, при допросе Николая Павловича Смирнова, брата расстрелянного Леонида Павловича, произошло следующее (цит. по: ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. № 24176; Дело Холмогорцева 24181. Т. 1):

«1937 г. 17 октября

Я, о/уполномоченный 7 отделения 4 отдела Мокин, составил настоящий акт в следующем: сего числа вызванный на допрос Смирнов Н.П. после вопроса его по существу обвинения, а равно и во время допроса вел себя вызывающе, в результате чего отказался подписать протокол его допроса и порвал этот протокол. В чем и составил настоящий акт. Мокин».

Нужно сказать, что по данному делу отказались признать свою вину большинство арестованных.

В Деле Холмогорцева (цит. по: ГААОСО. Фонд Р-1, оп. 2, № 24176; Дело Холмогорцева, с. 274) есть такой документ:

Протест в Военный трибунал от 8.5.56 г.:

«Показания не проверялись и объективными данными не подтверждены в ходе проверки дела.

Холмогорцев и Савельев показали, что деятельность руководимой ими организации церковников направляется Уральским повстанческим штабом.

Военная коллегия Верховного суда СССР, рассмотрев 17.03.1956 г. дело Кабакова, обвинявшегося в создании указанного штаба и установило, что эти материалы были сфальсифицированы бывшим руководством УНКВД по Свердловской области (цит. по: ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. № 24181 – 1-й т. В 17-ти тт. Т.6. С. 257–259).

Ничем не доказано существование и самой повстанческой организации церковников на Урале.

Все, привлеченные по настоящему делу лица, были арестованы и осуждены незаконно».

О 12-м километре Московского тракта

Первые сведения об этом трагическом месте появились в прессе в 1989 г. В частности, выяснилось, что в 1967 г. при строительстве спортивной базы «Динамо» строители наткнулись в нескольких местах на захоронения людей. Множество человеческих останков лежало друг на друге. У всех в черепе были отверстия от пуль. О находке сообщили тогдашнему начальнику УВД Свердловской области Еремину. Но тот лишь приказал закопать все обратно и забыть о происшествии, пригрозив невольным свидетелям в случае распространения информации расстрелом.

Чуть позже, в 1989 г., нашлись свидетели того, как происходили захоронения жертв сталинских репрессий. Двое охранников, стороживших в 1930-х гг. территорию захоронений, рассказали, что рвы были расположены рядами. Каждый ров был 45 м в длину, 4 м в ширину и по 2 м в глубину. Тела свозили сюда по ночам в грузовиках и скидывали в яму. После большого количества публикаций в прессе в 1990 г. прокуратура произвела частичную эксгумацию одного из захоронений около Ново-Московского тракта. Только с квадратного метра были извлечены останки 31 человека.

Органам НКВД в то время спускали «сверху» план по расстрелам. В Свердловской области сталинский план перевыполнили. Невинных людей арестовывали, пытали, предъявляли совершенно абсурдные обвинения. В подвалах НКВД на Ленина, 17, только за неполные два года (1937–1938 гг.) расстреляли около 20 000 человек. Порой за одну ночь расстреливали до 400 человек.

Выписка от 12.06.1955 г. из архивно-следственному дела №967156 (нах. в КГБ СССР).

Дело №23154 (копия) цит. по: ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. №24181 – 1-й т. В 17-ти тт. С. 194)

Выписка из приговора:

«В закрытом судебном заседании в гор. Москва 31 мая 1939 г. рассмотрела дело по обвинению быв. пом. нач. УНКВД по Свердловской области Боярского Н.Я., быв. зам. нач. 3 отдела того же УНКВД Кричмана С.А., быв. зам. нач. 3 отдела Ермана М., быв. нач. УНКВД по Пермской области Вайнштейна Л., быв. нач. Пермского Горотдела НКВД Левоцкого В. – всех пятерых в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58–7 и 58–11 УК РСФСР. (…)

Они, будучи организационно связанными с одним из руководящих участников а/с заговорщической организации, существующей в органах НКВД Дмитриевым и, работая руководящими работниками в УНКВД на протяжении 37–38 гг. по заданию названного Дмитриева проводили вражескую деятельность, выразившуюся в проведении массовых необоснованных арестов граждан и подлогов и фальсификаций в следственной работе».

(Все были приговорены к различным срокам (от 25 до 15 лет) с поражением в политических правах и конфискацией имущества. «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».)

Все расстрелянные закапывались близ Свердловска на 12-м километре Московского тракта на территории, принадлежащей УНКВД области. Поскольку в состав Свердловской области входила тогда и Пермская, здесь же захоронены расстрелянные священнослужители и миряне Пермской епархии.

Так, например, следствие по групповому делу архиепископа Макария (Звездова) проходило с 3 по 20 октября 1937 г. В материалах указано, что все 30 человек были арестованы 3 октября, за 16 дней было проведено следствие, сняты допросы, а 23 октября 10 человек расстреляны в 12 часов ночи в подвалах НКВД г. Свердловска, затем погребены в общей могиле на 12 км Московского тракта. Хотя к этому делу есть документ, который гласит, что арестовано было 65 человек, расстреляно 16. 39 человек не сознались.

На основании протоколов 1937 г. трудно и во многих случаях почти невозможно представить духовный облик людей, оказавшихся под следствием. С некоторыми делами явно «поработали»: не по одному разу менялась нумерация страниц (первоначальные номера страниц зачеркнуты или подтерты). О внешнем облике, о служении, о том, что пришлось пережить тому или иному человеку (а среди них есть и уже прославленные в сонме исповедников и новомучеников Российских), можно получить более подробную информацию из дел начала 1930-х годов. В них отражаются этапы исповеднического пути священства за время гражданской войны и первых лет коллективизации.

1937 год для многих стал «последним рубежом».

И все же, несмотря на формализованность, «отжатость» материала архивно-следственных дел 1937 г., кое-где попадаются яркие детали, а в некоторых звучит открытое свидетельство веры.

В ходе массовых репрессий 1937–1938 гг. Свердловская епархия была практически ликвидирована, большинство клириков были расстреляны или находились в лагерях. В эти годы в Свердловской области были расстреляны 7 архиереев, принадлежавших к разным церковным течениям, репрессированы более 150 священнослужителей (из них 93 расстреляны) и не менее 500 членов церковных общин. Всего в 1918–1944 гг. были репрессированы не менее 340 священнослужителей, из них расстреляны 148. После 1938 г. на Урале не осталось ни одного епископа, уцелевшие священники переходили на гражданскую работу. В 1937–1938 гг. было закрыто не менее 53 церквей.

Прихожане с. Шурала в полной мере приняли на себя все гонения этого трагического для страны государственного управления.

В жизни небольшого села отразилось подлинное народное горе репрессий, сопровождавших идею «весь мир насилья мы разрушим до основанья». Мир был разрушен до основанья.

Остается открытым вопрос о местных невьянских следователях-палачах, которые и в далеком 1954 г. остаются в непогрешимости, что они расследовали «заговор», а просто не записали все из-за халатности. А если бы записали, то было бы всем ясно, какая страшная опасность советскому строю существует на Урале.

Коварство органов, занимавшихся репрессиями, состояло еще в том, что они занимались не просто подлогом (чего церемониться, когда разнарядка!): они инсценировали лжесвидетельствование. Когда ставится задача убить, и как можно больше, все остальное отступает на второй план.

Они оставляли в делах документы всевозможных оговоров, чудовищной, придуманной ими же – «писателями» протоколов, лжи на совершенно невинных людей со стороны таких же невинных людей. И никто сейчас не может сказать, где правда, а где нет, потому что дела сотрудников НКВД были уничтожены в 1955 г.

Теперь стало ясным, что не было никаких оговоров и самооговоров – это просто технологии уничтожения людей, которым не давали шанса спастись.

Отец Михаил и его приход – малая родина Шурала – исповедники Православной веры. Тут отразилась трагедия страны и Русской Православной Церкви, тут и начинается исток памятования, к которому мы припадаем.

Они разделили судьбу всей страны и Русской Православной Церкви в страшные годы репрессий. Они пострадали невинно, именно за принадлежность к Православной Церкви, и, потому их христианский подвиг – истинно мученический.

Высота духа невинных свидетелей веры и низость других, уничтожающих свой народ – вот водораздел, который всегда существовал в мире, а в России особенно.

Но Православная Церковь так устроена, что она поминает своих детей. На Небе и на земле.

Вечная и светлая память новомученикам села Шурала и Невьянского благочиния и Высокопреосвященным владыкам Свердловской епархии Макарию, Петру и Глебу.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475